Сквозь открытое окно в комнату залетает старый добрый друг — ветер и, видя что мальчишка опять медленно разбивается на кусочки, протяжно вздыхает. Летит прочь. Он бесплотный призрак, знающий самые сокровенные тайны. Он не в силах помочь. Он лишь молчаливый мудрец, имеющий безграничное знание обо всём… И он бессилен в этой ситуации. Не может поделиться мудростью, потому что не имеет языка… Не может утешить, потому что не имеет рук… Просто… Ничего не может.
Щёлк. « — Стайлз… — шепот, что громче крика, и протянутые руки, шаг навстречу опасности, как выражение полного доверия, и такой злой, жестокий ненавидящий мальчишеский крик в ответ: — Я. Сказал. Проваливай! »
На улице медленно светает. « Наверное, часов шесть, может, полседьмого сейчас…» — мысли текут тихо. Неспешно.
Он вспомнил всё… Разобрал по косточкам… Разбередил все раны, порезы… И медленно отколупал гнойнички и струпья с дыр, которые остались от вырванных кусков плоти…
Он пресытился этой болью. Он переполнился ею до краев. И сейчас она готова вырваться наружу… В прямом смысле. Хочется блевать.
Стайлз закрыл глаза и поднял руки вверх. Потянулся. Медленно сел, свесил ноги с кровати и уперся руками в матрас. Голова немного закружилась.
Секунда. Минута. Две. Вроде отпустило.
Он медленно встаёт и прищуривается, чтобы в кружащейся комнате разглядеть тумбочку и часы на ней. Без десяти минут шесть.
Информация не имеет значения. Он медленными шагами идёт на выход из комнаты. В коридор. В ванную. Имеет значение лишь ощущение, будто хочется вывернуться наизнанку, выблевать все внутренние органы и обескровиться… Перерезать вены, артерии, вылить грязную алую жидкость в раковину… Смотреть как она скрывается в водостоке, будто её никогда и не было… И залить на её место новую, чистую, безвинную… Начать с белого листа…
Но у него нет такой возможности. И никогда не будет.
Поэтому он останавливается перед унитазом и падает на колени, не слабо ударяясь ими о кафель. Но это фигня. Регенерация справится. Стайлз поднимает крышку унитаза, и только опускает голову к белоснежному зеву, как его прорывает.
Он хрипит, кашляет… И плачет, потому что это чувствуется, будто рвутся лёгкие… А желудок кромсают острые зубы его внутренних монстров… И он блюет. Перед глазами белая плёнка. Он не видит, что весь унитаз в чёрной крови… Он только чувствует, как лопается селезенка, почки… Как разрывается сердце…
Но он всё ещё жив, а боль хоть и фантомна, но заслуженна… И она будто в десять раз усилена… Кровь кончается.
Во рту остаётся кислый привкус, перемешанный с металлическим, и эта смесь жжется на языке.
Мальчишка сплевывает вязкую слюну в белую керамическую трубу. Она полна чёрного отвратительного варева, в котором застряли какие-то комочки… Похоже, он выблевал что-то действительно важное. Может, даже жизненно важное… Насрать.
Он тянется рукой вверх и нажимает кнопку слива. Унитаз утробно урчит. Ему пришлось по вкусу всё это дерьмо, хах.
Стайлз, наверное, мог бы сравнить себя с унитазом. Он откидывается спиной на стену и закрывает глаза. Ведь и правда, ему же тоже понравились все те эмоции, которые он забирал у Хейла… Всё то дерьмо.
Мальчишка аккуратно сглатывает и, подавляя новый рвотный позыв, глубоко вдыхает носом. Он чувствует, что если его ещё раз вырвет, он сдохнет прямо на этом кафельном полу в луже своей же блевотины. Это будет не лучшее приветствие для отца, когда тот вернётся с работы.
Стайлз резко открывает глаза и дергается.
— Отец, — голос — скрежет металла по бетону… Хрип умирающего… Карканье вороны… А может, и всё вместе?.. — Чёрт.
Он пытается опереться на руки, но влажные от пота ладони скользят и даже не собираются помочь их обладателю подняться. Он вытирает их об джинсы и хватается за стену. Подгибает под себя ноги и кое-как встаёт на колени. Замирает. Выравнивает дыхание.
Он в норме. Ну почти… Ладно. Нихера не в норме. Настолько, что если поднимется на ноги, то грохнется в обморок… Разобьет голову о кафель и сдохнет.
— …было бы неплохо, — парень усмехается в стену и, уперевшись одной рукой в унитаз, плавно поднимается. Пока что всё более-менее… Пока что.
Как только подросток окончательно встаёт, его ведёт вправо и, чтобы не рухнуть на такой полюбившиеся пол, он хватается за раковину. Она выдерживает. Слава богу.
То, что он видит в зеркале… Пиздец. Пепельно-серая кожа. Круги под глазами, будто он не спал несколько лет. Чёрные губы. Влажный лоб с прилипшими к нему волосами. Да, он выглядит немного неважно… Но немного ли?..
Одной рукой он начинает нервно расстёгивать штаны. Потребность в горячем душе вдруг становится жизненно необходимой. Будто он поможет очиститься…
— Меня уже всё равно ничто не спасёт, — пуговица наконец вылезает из петли, язычок проезжает вниз по молнии. Когда штаны валяются где в углу, а поверх них нижнее белье, Стайлз замирает. Очень-очень медленно он отрывает обе руки от раковины, ждёт, что снова качнется, начнёт падать, но ничего не происходит. Хотя бы физическое равновесие восстановлено… А моральное может и подождать.
Стягивает футболку, кидает её в общую потную, немного перепачканную чернотой кучу и заходит в душевую кабинку.
Воду погорячее. Напор посильнее. Глаза сами собой закрываются, и, неизвестно где, но он находит силы на этот нелёгкий фокус. Мальчишку медленно окружает синеватый мерцающий кокон. Он начинает заполняться водой.
Лодыжки. Колени. Живот. Грудь. Вода такая шелковая и тёплая. Она расслабляет. Если бы у Стайлза ещё остались слёзы, он бы заплакал… В голове мелькает мысль о смене наволочки и стирке солёной подушки. Вода подбирается к подбородку. Парень задирает лицо к потолку. Когда она укрывает его с головой, а он успевает сделать последний огромный вдох, то просвет под головкой душа закрывается.
Стайлз в коконе. Он спрятался… Но от себя не спрячешься.
Парень отрывает ноги от дна и подтягивает их к груди. Он не знает, на сколько хватит воздуха в лёгких. Минута? Две?
Это выглядит немного утопически. Большая капсула с водой и он, в позе эмбриона, внутри… Будто какой-то дурацкий эксперимент с кровью друида и семисотлетнего Духа внутри. Дурацкий, неудавшийся эксперимент.
Мальчик-провал.
«Но ещё не поздно всё исправить…» — мысль берётся неизвестно откуда и уходит в никуда, оставляя его задуматься. А ведь правда. Ещё не поздно.
Настрадавшиеся лёгкие снова начинает сдавливать. Ноги парня опускаются на пол, а внизу открывается сток. Вода медленно убывает. Стайлз поднимает голову к небу и, как только появляется такая возможность, начинает жадно хватать воздух ртом. Ему так его не хватало…
На сегодня его время страданий закончено. Пора приниматься за дела. Идти дальше.
Он моется долго, тщательно. Кожа приятно саднит, когда он, выйдя из душа, чистит зубы у раковины. Адская смесь сменяется на привкус мятной зубной пасты. И становится немного легче. Совсем чуть-чуть, но этого хватает, чтобы улыбнуться своему отражению в зеркале.
— Всё не так уж и плохо… — отражение на секунду хмурится. — Ладно, хорошо. Я в полном дерьме… — он стоит, упершись руками в раковину и опустив голову. Будто в ожидании появления палача, который должен зачитать его приговор и рубануть топором по шее… Чтобы эта дурная башка больше никому не навредила. — Мне надо найти Кейт. Но она мертва, — слова разбиваются о кафель, осыпая мальчишку осколками звуков. Он отталкивается от умывальника. Подбирает вещи, кидает в стирку. — Значит… Мне надо найти её труп. — перед выходом из ванной осматривает помещение на предмет чёрной крови или чего-либо подобного. — Всё чисто. Отлично.
Возвращается в комнату и снова смотрит на часы. Полседьмого. Теперь он в своём уме. Теперь он собран и готов действовать. Теперь информация имеет значение.
Стайлз подходит к шкафу и замирает перед зеркалом в полный рост. Если не считать полотенце на бедрах, он полностью голый. В зеркале отражаются косточки ключиц в основании шеи, немного выступающие ребра, еле видные кубики пресса… Всё это «великолепие» обтянуто бледной кожей, которая вся в россыпи коричневых родинок. Он с презрением дергается и открывает шкаф.
