Он моется долго, тщательно, поэтому, когда выходит, его кожа вся красная от слишком жёсткой мочалки. Но он не замечает этого. Лишь устало выпускает хвосты и уши. Возвращается в комнату, одевается и недоуменно нахмуривается, посмотрев на часы. Десять вечера.

— Пора снова ложиться спать… Хах, — мальчишка тихо усмехается, спускаясь на кухню. Делает пару-тройку бутербродов, тут же съедая их, наливает чашку молока, а заодно пишет отцу смс-ку, что было бы неплохо на днях съездить в магазин. Он продолжает жить дальше, как ни в чем не бывало. Он постарается остаться прежним для всех, кто его окружает. Им не нужно знать, что за дерьмо с ним творится. Так будет только лучше.

Когда поднимается наверх, перед тем как открыть дверь в комнату, негромко топает ногой и одновременно прячет пушистые улики. Неизвестно почему, но под звук типа щелчка или стука это делать легче.

Как только он ногой открывает дверь, по носу ударяет запах леса, вины и немного пота. На его подоконнике расположился сам мистер Хейл.

— Привет, Дерек… — Стайлз подходит к столу и ставит на него чашку. Он пытается понять, что чувствует к этому Хмуроволку. Мальчишка уже не считает его виновным, не хочет опробовать на нем половину средневековых пыток и не собирается ему мстить. Хейл и сам считает себя виноватым уже десять лет подряд, занимаясь самобичеванием. Для приведения пыток в исполнение Стайлз ему не нужен.

— Как прошёл ритуал у Дитона? — альфа сидел, удобно развалившись и оперевшись спиной о стену, а одну ногу согнув в колене и поставив на подоконник. Его лицо было, как обычно, нахмурено.

— Отлично. Собачий доктор сказал, что у меня все в порядке и это твои беты… То есть это у них проблемы с нюхом из-за полнолуния, — Стайлз развернулся спиной к оборотню и открыл ноутбук. — Если это всё, то я бы хотел остаться один и…

— Нет. Нам надо кое-что обсудить, — парень почувствовал, как со стороны окна повеяло неуверенностью и нервозностью. Он не стал поворачиваться, лишь взмахнул рукой, как бы говоря, что слушает, продолжая что-то набирать в поисковой строке. — Несколько месяцев назад я начал замечать очень странные вещи… То посреди ночи проснусь оттого, что слышу чьё-то сердцебиение… — мальчишка за компьютером нахмурился, не понимая, к чему ведёт гость. — То меня вдруг накроет паническая атака… — Стайлз замер. Дерек свесил обе ноги с подоконника и сложил руки на коленях. Ему было всё сложнее подбирать слова, которые бы не напугали его пару. Или хотя бы не довели до истерики. — А потом, три полнолуния назад… Тебе приснился кошмар, и…

И всё будто застыло. Стайлз помнил это. То самое полнолуние. Ему снилось, что он горит в доме Хейлов. Точнее в том, что от него осталось.

До сих пор цел только деревянный пол, а вокруг него лишь устрашающе голый скелет когда-то великолепного дома. И он стоит на нём. Не может двинуться с места. И чувствует, как языки пламени охватывают его ноги, живот, грудь… Пожирают его. Слизывают слой за слоем, сначала кожу, затем мясо.

И он видит всю стаю. Они, стоя на поляне перед домом и будто не видя его, о чем-то громко спорят. А он орёт и пытается докричаться до друзей. Его стаи. И бьётся в агонии. Он знает, что это сон, но всё равно чувствует отголоски нестерпимой боли. И кричит. Так громко и отчаянно, как не кричал никогда. Но они не слышат этих душераздирающих криков. Не видят, как на нем горит кожа, ведь одежда сгорела уже давно.

И за секунду до того, как его разбудит отец, он видит Дерека, который поворачивает голову в его сторону и скептически приподнимает бровь. И он ничего не делает. Лишь смотрит и усмехается.

И. Ничего. Не. Делает.

— Стайлз?.. — наваждение сходит и он видит Дерека, который развернул его к себе лицом и теперь трясёт за плечи. — Всё в порядке?

— Да… — голос немного хрипит, а губы пересохли. Когда он проводит по ним языком, то чувствует что-то солёное. Слёзы. Чёрт. Мальчишка резко дёргается, сбрасывая руки альфы, и снова разворачивается к ноутбуку. И он вряд ли смог бы вспомнить, когда ещё в его голосе было столько металла и яда одновременно. — И что было дальше?.. Давай побыстрее закончим, твои россказни меня уже порядком утомили… — и он чувствует, как оборотень отшатывается, будто не узнавая высокого угловатого паренька, сидящего спиной к нему. Стайлз не должен так поступать, но он сам может разобраться со своим дерьмом. Он не собирается кого-то вмешивать в это.

— Эмм… Да… Так вот… — альфа медленно опускается на кровать подростка. Он немного сбит с толку такой переменой настроения. — И я… Я чувствовал, все те эмоции, которые чувствовал ты… — чашка, из которой парнишка только что отпил молоко, со стуком опускается на стол. Стайлз не отвечает. Не двигается. И кажется даже не дышит. Так же как и Дерек.

— И?.. — пальцы мальчишки продолжают стучать по клавишам как ни в чем не бывало. И Хейл как-то немного сжимается от такого холодного обращения. Будто они чужие. Чужие незнакомцы. Если не враги.

— И во второе полнолуние было так же… — на мгновение ритм ударов по клавишам сбивается, но через секунду всё возвращается на свои места.

Снов, которые снятся в полнолуние, не так уж много. Каждые несколько месяцев они повторяются, а если меняются, то совсем незначительно. Поэтому этот сон подросток помнит тоже.

Бассейн. Тонущий Дерек. И Стайлз, который сначала ныряет за ним, потом не может всплыть. А воздуха уже нет. Он кончился. Но Стайлз гребёт одной рукой, пытаясь доплыть до поверхности, потому что второй держит Хейла. И он не может всплыть без него… И с ним тоже не может. Ведь он слишком тяжёлый. Но мальчишка выбивается из сил, пытаясь дотянуться до такого жизненно важного сейчас кислорода. А когда он всё же окончательно исчезает из организма и лёгкие начинает будто разрывать изнутри, Стайлз беззвучно кричит. И тонет. Тонет с мыслью, что не спас своего Хмуроволка. Затем видит, как тот отталкивает его ещё глубже и сам всплывает. Оставляя Стайлза одного в этой жуткой болезненной темноте…

— Стайлз… — в чувство его приводит настороженный голос оборотня. Перед глазами пелена слез, а короткие ногти вонзились в ладони. В какой-то момент он перестал бить по клавишам, но то, что он набрал до этого… Немного пугает. «Проснись, проснись, проснись, проснись, проснись, проснись». Он делает глубокий вдох. И дышит. Лёгкие фильтруют воздух, и он выдыхает. А затем быстро стирает дурацкие слова.

— Продолжай, — прежде чем ответить, он, естественно, прочищает горло, потому что в нём режет, будто он в пустыне и не пил воду несколько часов. Но голос твёрд. Это главное.

— И в третье… Тоже… Стайлз, только не вспоминай… Пожалуйста… — Дерек ещё после первого раза догадался. Дерек ведь не дурак. Но дурак Стайлз. Он не слушается. Лишь окидывает голову на подголовник и зажмуривает глаза.

Ему снился самый первый раз, когда он вытаскивал хмурую волчью задницу из проблем. Аконитовая пуля. И ему снилось, что он её не достал, что оборотень умер. Стайлз видел, как чёрные ручейки дошли до сердца. Видел, как Хейл выгнулся в спине и зарычал. Видел, пытался пробиться сквозь стеклянную преграду, но мог лишь наблюдать. Наблюдать и сбивать кулаки. И кричать. Кричать, что Дерек должен бороться, должен жить. Но он же не может бороться с аконитом… Он же оборотень… И поэтому он умирает. Прямо на глазах у Стайлза. Долго. Мучительно. А потом всё заканчивается, и приходит Скотт. Приходит и упрекает мальчишку, что тот не спас альфу. Что он умер из-за него. За Скоттом приходит отец. Он лишь даёт в руки сыну пистолет и говорит, что тот должен искупить свою вину… Смыть кровь со своих рук… Ведь Дерек умер. Его больше нет. И виноват Стайлз. Подходит Лидия и говорит, что Стайлз не виноват… Но лучше бы умер он, чем Дерек. Стайлз снимает пистолет с предохранителя. «Убей себя. Поступи как мужчина», — говорит Эллисон. «Ты виноват», — говорит Скотт. «Убийца…» — тихо шепчет отец. «Дерек мог быть жив. Лучше бы сдох ты», — зло бросает Лидия. И Стайлз решается. Быстро, мгновенно. Рука с пистолетом поднимается к виску, и через секунду раздаётся выстрел, а затем Стайлз просыпается.