Любимый молчал. Ей так хотелось знать, что он думает, но его лицо по-прежнему ничего не выражало. К ее разочарованию он убрал свою руку и засунул ее в карман пальто.

— Значит, ты еще жива, потому что жив я?

— Для Зоря я угасла. А это значит: мы свободны, Любимый. Ты и я.

— Свободны? — выкрикнул он, злобно рассмеявшись. — Ты обманула Леди Смерть. Опять! Насколько я помню, это уже тогда, в первый раз, означало смертный приговор.

Наконец-то, она увидела Любимого, которого знала. Человека, который так сильно ее любил, что скорее готов был оттолкнуть ее, нежели потерять.

— Я обманула ее. На несколько лет, на одну жизнь. Разве ты ожидал чего-то другого от женщины, которая умеет так хорошо лгать как я?

Любимый не отреагировал на эту неуклюжую попытку пошутить. Но, по крайней мере, молчание уже не было таким тягостным, что хотелось убежать куда подальше. Она подошла к нему поближе и дотронулась до лица. Он хотел отвернуть голову, но в этот раз Саммер не позволила ему увернуться.

— Ты двести лет ненавидел меня, — сказала она твердым голосом. — И столько же любил. Теперь у тебя есть целая человеческая жизнь, чтобы простить меня.

Его глаза горели в свете северного сияния.

— Так долго ты жить не будешь, — ответил он. — Зоря найдут тебя и отомстят. Знаешь, каково это, просыпаться и думать, что твоя любовь покинула тебя, чтобы никогда не вернуться? Я не вынесу этого еще раз, Саммер!

На этот раз он не сопротивлялся, когда она обняла его.

— Конечно, Леди Смерть найдет нас, — мимоходом сказала я. — Мы люди. Рано или поздно она найдет нас всех. Если однажды ты позовешь свою Зоря, она придет к тебе и найдет нас обоих. Она поцелует нас и это будет нашим концом.

— А если с тобой что-нибудь случится, до того, как закончится моя жизнь? Тогда я останусь один.

— Тогда мне придется огорчить тебя. Со вчерашнего дня мы неразрывно связаны. Когда умирает один, умирает и другой. Может, уже завтра. А, может, тогда, когда ты поседеешь и состаришься, — добавив, она улыбнулась, — ты уверен, что не хочешь провести со мной остаток жизни?

Мех его пальто защекотал ее щеку, когда он пошевелился. Затем он осторожно обнял ее, словно боясь задавить. Немного погодя, когда свет на небе стал совсем бледным и начало светать, Любимый поцеловал Самер меж бровей, это было то место, которое он так любил, а затем прижался своим лбом к ее лбу.

— Ни за что на свете я не откажусь от этого, — нежно прошептал он. Наконец-то, наконец-то, она услышала улыбку в его голосе. Его губы нашли ее, и Саммер погрузилась в этот жар, который был теплее и ярче северного сияния. Она помнила столько много поцелуев, но этот был грубее и одновременно счастливее на вкус и заставил ее всю затрепетать.

Саммер вздрогнула, когда рука Любимого скользнула по ее руке и затронула повязку. Он недоуменно отпустил ее, но посмотрев в ее бледное лицо, он все понял.

— Ты ранена? — выкрикнул он.

— Ничего страшного. Индиго хотел заколоть меня ножом, но ему помешала моя лопатка.

— Индиго хотел... И ты говоришь это только сейчас?

Она любила его даже когда он злился.

— Оставайся здесь, я приведу лошадь.

— Я могу идти, Любимый.

— Возможно, но ты никуда не пойдешь. Зоря хорошо переносят любую рану, но у человека все может быть намного хуже.

Хотела она того или нет, но Саммер понимала, что Любимый прав. Она уже дрожала не только от холода, а ее колени так ослабли, что она села в снег, пока Любимый ловил лошадь. Зимние лучи солнца играли на белом меху и напомнили Саммер один день из далекого прошлого. Еще кое-что знакомое блеснуло в снегу, всего в нескольких шагах от нее. Блеск крыльев, которых не должно было быть в это время года. Королевская стрекоза поднялась в воздух перед Саммер и, жужжа, двигаясь по спирали, взлетела вверх. Саммер огляделась, но Анжея нигде не было видно. Она могла лишь представить, что он стоял где-то в снегу и наблюдал за ней.

То, что вторая реальность навсегда ушла в прошлое, отдалось болью внутри нее.

— Это были крылья зимних бабочек, — сказала она в пустоту. — Их пепел одурманивает Зоря, делая их безвольными. Это яд, который может, даже убить вас.

Саммер осознала, что уже не говорила «нас», когда речь шла о Зоря. Но она очень надеялась, что ощущение не обманывало ее, и Анжей действительно слышал ее слова.

— Прощай, — прошептала она. Однако стрекозы уже не было, а с ней исчезла и тончайшая лента, связывавшая ее с Зоря.

Белая лошадь навострила уши, когда Любимый поставил ее рядом с Саммер. Саммер помедлила, но затем отважилась и осторожно погладила бархатистый нос. Как и Джола, это животное тоже не испугалось ее и не пыталось схватить. Вместо этого она выжидающе обнюхивала ее руку, но затем, потеряв интерес, отвернула голову от Саммер. У нее были странные ощущения от того, что больше не было существ, которые боялись и ненавидели ее за то, кем она была.

Любимый подошел к ней, провел большим пальцем по ее подбородку, поднял его и посмотрел на ее губы.

— Что такое?

— Ничего. Хотя нет, есть кое-что. Тебя не было всего один день и одну ночь. Но ты стала такой чужой, как будто я не видел тебя целый год. Не привычно видеть тебя с синими губами.

Теперь и Саммер улыбнулась.

— Тогда отогрей их!

Глава 29

Человеческое сердце

Декабрьскими и январскими ночами время шло ужасно медленно. Саммер и Любимый, как медведи на спячку, забрались в подземные комнаты цветочного дома. Саммер привыкла к нескончаемому снегу и к страху, что их могут найти. Даже ощущение холода и ее нежелание ходить без обуви по снегу, также стало привычным. Ей не хватало одного: беззаботности. Даже будучи раненой Зорей, она не ощущала себя такой ранимой как в эти первые недели человеческой жизни. Раньше голод был всего лишь иллюзией настоящего голода, а температура ни шла, ни в какое сравнение с тем, что она испытывала теперь, когда рана воспалялась. Она заживала очень медленно, как и у всех обычных людей. От нее остался лишь шрам, дававший о себе знать каждый раз, как менялась погода.

— С годами это пройдет, — утешал ее Любимый. — Скоро ты совсем перестанешь чувствовать шрам.

Он укутывал ее своим пальто, на котором еще лежал снег с улицы. Так они и выживали, зимовали, прижавшись, друг к другу, мертвые для всего остального мира. В эти бесконечные ночи, когда снежный штурм бушевал над фьордом, а тихие воды превращались в лед, Саммер наслаждалась каждым поцелуем и каждым прикосновением, которых была лишена все прошедшие годы. Однако просыпаясь после этих ночей любви, она все отчетливее ощущала пульс изменений.

Саммер не лишилась всего, что знала, будучи Зорей, но уже через некоторое время заметила, что ее собственная речь стала похожа на диалект маймарского побережья, а на северном языке она говорила как на иностранном, с мягким акцентом. Язык бегунов постепенно исчезал из ее памяти. Но самое грустное заключалось в том, что она больше не могла говорить на языке Зоря, не могла вспомнить ни одного слова.

У Любимого было по-другому. Он не утратил того, что выучил за много лет. Но теперь Саммер отчетливо слышала, что язык северных народов был для него родным, а остальные языки он просто выучил. Они рассказывали друг другу истории, с трудом подбирая слова.

Саммер с беспокойством замечала, что время и на Любимом оставило свой отпечаток. От бесконечной зимы и переживаний за нее, он стал выглядеть старше. Когда он возвращался после своих походов на разведку, вокруг его рта образовывались тонкие линии, которые она раньше никогда не замечала. «Мы оба меняемся», — удивленно думала она, проводя указательным пальцем по этим новым линиям, которые оставило на его лице время. — «Изо дня в день. Когда-нибудь его волосы поседеют, а мои станут бледными, как пожелтевший шелк».

Она не знала, было ли у других людей так же, как у них, но ей было трудно и страшно наблюдать за тем, как работает время.