С моих очей словно сорвали покрывало. В глазах моих слуг то, что я раньше принимал за почтение и благодарность... Это страх. Они меня боятся — непонятно почему, пусть даже я маг. Шепчутся у меня за спиной, опускают взгляд, стоит мне пристальней посмотреть на них. Когда я стал для них чудовищем? Почему стал? И был ли вообще человеком?

Оказывается, у того мальчишки-героя был брат. Сегодня он приходил одержимый гневом и жаждой праведной мести. Неужели так тяжело поверить, что я — жертва? Что на меня напали первыми? Я пытался объяснить, видят боги, но на все мои аргументы он отвечал какой-то ересью о «молоте правосудия» и «наковальне справедливости».

Он погиб. Глупо было надеяться. Напал на меня, будучи измождённым настолько, что просто истек кровью. Я предлагал ему отсрочить бой, помочь, перевязать раны, но во всех моих словах ему виделись лишь гнусные уловки повелителя тьмы.

Девушка? Вы, наверное, шутите. Никогда не подниму руку на женщину. Я хотел бросить её в тюрьму, но она приняла мои действия за попытку насилия и перерезала себе горло. О, боги, неужели все герои настолько глупы?! Я ведь не был таким. Или был?

Прекрасная идея! Мудрое решение! Я приказал обезглавить тело, а голову насадить на кол, выставив на воротах. Знаю, они еще больше возненавидят меня, но так будет лучше для всех. Пусть боятся! Страх оградит их от глупостей и необдуманных поступков. Гуамоколатокинт опять запрещает мне плакать. Говорит, что темный правитель должен смеяться. А знаешь, дневник, мне нравится его предложение. Смейся, когда радостно, смейся, когда грустно, и даже когда слезы застилают глаза. Смейся…

Страницы сменяли одна за другой. Кое-где были желтые пятнышки, корявые рисунки, небрежные сноски на полях. Мизори не читала подряд, просто выхватывала кусочки текста. Этого было достаточно, чтобы окончательно потеряться. Девушка не хотела верить своим глазам. Это чудовище действительно видело себя таким? Тиран считал себя жертвой?

Кем был её предшественник? Действительно ли она убила тирана или всё случившееся доселе — лишь страшный, бессмысленный сон? Кто-то должен был ей ответить, и больше всего на роль ответчика подойдет пичуга с длинным именем.

— Чёрный!

— Синий!

— А я говорю чёрный! Все злодеи всегда одеваются в чёрное.

— Синий — национальный цвет нашего королевства. В данном случае нет смысла подчёркивать направленность.

В кабинете большой филин и рыжая эльфийка яростно спорили. Судя по всему, предметом спора был цвет будущих королевских одеяний.

— Гуамоко, я хочу с тобой серьезно поговорить, — на стол с хлопком опустился дневник. — И если на то пошло, с тобой тоже, Мерль, — одернула она собравшуюся слинять девушку.

— Поговорить? — пернатый министр лениво потянул крыло. — Что-то мне подсказывает, что тема будет не из простых. Ну, хорошо, я слушаю.

— Я тоже, — эльфийка уселась на стул, положив руки на коленки.

— Утром я соврала, когда сказала, будто ничего не помню. Я помню всё. Мы сидели в таверне, выпивали, и я повернула разговор в сторону королевской власти. Они говорили ужасные вещи! Они переврали всё на свете так, будто злодеем был не Дорц, а я! А потом я нашла вот это в тайнике под кроватью, ну под той, где, по твоим словам, яма с кислотой. Как мне это все понимать?

— Именно так и понимать, моя Королева, — птица наклонила голову. — Злодейка здесь вы, а не Дорц.

— Что ты сказал?! — Мизори побагровела, зубы сжались, глаза сузились. Полный ненависти взгляд упёрся в птицу, посмевшую столь неудачно раззявить клюв. — А если я ощиплю тебя и выброшу на потеху толпе?!

Сжав кулаки, она двинулась на министра. Филин сделал шаг назад. Поначалу казалось, что он испуганно пятится, но в следующее мгновение несостоявшийся фамилиар грозно ухнул, расправляя исполинских размеров крылья, разом перекрывшие комнату. Жёлтые глаза его сверкали. Огромные, в палец длиной, когти царапали каменный пол. Мизори внезапно осознала, что вчетверо меньший по размерам беркут способен затравить волка. Гуамоко был огромен и, несмотря на всю свою цивилизованность, являлся страшным хищником. Страх вспыхнул в мозгу Торвальд лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы успокоиться. Опустив руки, она понуро потащилась назад, садясь на стол.

— Почему я злодейка? — безвольно спросила она.

— Ваше Величество однажды сказали, что не являетесь обладательницей ограниченных умственных способностей. Так почему бы вам самой не ответить на этот вопрос?

Странно было слышать такой ответ от обычно мягкого и милого министра. Похоже, Латокинт обиделся и в самом деле хотел причинить девушке пускай духовную, но боль.

— Когда мы открыли изолятор… Нет, тюрьму, давайте назовём вещи своими именами, туда первым делом попали выпущенные мной люди, — начала Торвальд. — Налоги, введенные мной, выше предыдущих. И войско — оказалось, что оно действительно необходимо. Старый король не делал ничего, что можно было бы считать злом. Более того, ещё когда я смотрела отчеты прошлых лет, то удивилась, обнаружив, что показатели обеспеченности едой и товарами неуклонно росли. За время правления Дорца люди стали жить в два раза лучше, почти не было войн, а из тех, что случались, страна выходила победительницей, голод остался в прошлом. Всё это отражено в бумагах. Я тогда подумала, что это обман. Но какой смысл обманывать самого себя? Тихон был настоящим героем, он столько лет мудро правил Парараксом. А я его убила… И меня никто не остановил. Почему ты меня не остановил, Гуамоко?!

— А вы бы мне поверили? — ответила вопросом на вопрос птица. — Помнится, вас останавливала замковая стража. Где она сейчас? Ваше Величество, не надо делать такое лицо, будто перед вами говорящий круглоухий филин.

— Передо мной и есть говорящий круглоухий филин, и он на редкость брехлив, — зло съязвила Торвальд. — Я повторяю вопрос: почему ты не рассказал мне?! И не надо отнекиваться и говорить, что я тупая и не поверила бы!

— Вы не тупая, моя Королева, — тяжело вздохнула птица. — Просто вы — обычный человек и верите тому, что говорит большинство. А для большинства Тихон Дорц был ужасным Ледяным Властелином. Его боялись и ненавидели, его проклинали. Скажете, не так?

— Но почему? Почему? Почему?! Почему именно так?! — удар кулаком по столу, и поднос с яблоками со звоном летит на пол.

Хладный Король — один из сильнейших чародеев континента. Магистр воды, льда, кислот. С самого начала это казалось странным. Маги воды по достижении определённого уровня силы и мастерства получают редкую способность управлять водой в собственном организме. Их тела подобны глине, из которой можно вылепить практически всё что угодно. Неудивительно, что элементалисты этой стихии обычно очень красивы, перед ними меркнут даже прелести эльфов. Так почему? Почему на троне Параракса она увидела старика с усталым безрадостным взглядом и безразличным ко всему выражением лица? На него словно была возложена вся тяжесть мира. А может, так оно и было? В течение тридцати лет он хранил и оберегал это государство. Это было непросто. Теперь Мизори знала, насколько. Нескольких месяцев ей хватило, чтобы осознать ту непомерную тяжесть, что таит в себе королевский венец. Однако его ненавидели. Те люди, которым он отдавал все силы, радовались его смерти, смеялись, оскверняя его труп. А что будет, если погибнет Мизори? С ней поступят точно так же? Это нечестно! Это самая большая несправедливость на свете! Девушка обхватила себя руками, уставившись в одну единственную точку. Уточка на гобелене превратилось в мутное жёлтое марево, голова отчего-то закружилось, в ней одно за другим вставали на места события и поступки последних месяцев, их значения, их итоги. Значит, в глазах людей она теперь воплощение зла? Но как так и почему?

— Почему? — повторила она вслух, тихо и спокойно. — Почему после всего, что я для них сделала, они ведут себя подобным образом? Почему они ненавидели прошлого короля, ведь он сделал для них столько хорошего?