— Сегодня я просчитывал варианты. Взять под контроль эту страну будет непросто, особенно без мага. Мне нужен новый военный колдун, и я невзначай подумал о нашей военнопленной. Ты, кажется, с ней в неплохих отношениях. Не хочешь поработать посредником? Жизнь в обмен на верное служение — не самая плохая сделка.

Птица молчала, не переставая таращить глаза.

— Так что думаешь? — не удержался гном. — Эй, временный военнопленный.

— Ничего.

— Она сейчас похожа на Конрада, когда мы только-только познакомились. Горячий был в молодости, спеси на четверых эльфов хватило бы, а потом притёрся, научился извилинами шевелить. Жалко его...

— ...

— Ты ведь не будешь работать со мной, даже если прикажу или попрошу? И она не будет. Если она сильнее Конрада, то и гонора в ней должно быть немеряно.

— …

— Я тоже не собираюсь перед тобой на задних лапках ходить. Дорц заслужил моё уважение. Он был великим лидером, ты же — просто пичуга-переросток с завышенным самомнением. А твоя протеже так вообще по большому счету выскочка. Ненавижу выскочек.

— ...

— Нечего сказать? Понимаю, паршиво, наверное, сидеть и понимать, что твоя жизнь может закончиться в любую секунду. Особенно после того, как привык сам диктовать условия. Я ведь думал, что вступаю в новую эру, что теперь всё будет иначе. Когда-то я начинал с полученной от деда компании в полторы сотни человек, и мне удалось довести её до пяти сотен не просто так, а пройдя через множество побед и поражений, меняя господ, служа тем, кто платит больше. Я стал командующим целой армией с осадными машинами и магами. Я думал, что это прелюдия перед большой игрой, что всё только начинается, и только сейчас понял, что всё наоборот. Мне двести восемьдесят три года. Из тех, с кем я начинал, остался только один человек. Скажи, Гуамоколатокинт, у тебя есть семья?

Птица недовольно повела головой, но на этот раз соизволила ответить:

— У нашего вида нет такого понятия. После того, как птенец достигнет определённого возраста, он живёт своей жизнью.

— Эх, а у меня есть. Я не видел их несколько десятков лет, а некоторых — сотню. Никто из них не хотел идти в наемники. Их пугала возможность погибнуть. Может, когда я стану королём, эта ситуация изменится?

— Конечно, Зы, я с радостью посмотрю на твоё правление. Думаю, оно займёт высокое место в моём личном рейтинге. В списке самых коротких.

— Всё действительно так плохо?

— Мой досточтимый соперник, во власти не бывает хорошего или плохого. Всё идёт так, как должно идти. И ты иди отсюда, я хочу спать.

Министр закрыл глаза, распушая перья. Несколько минут гном ещё смотрел на него, но потом махнул рукой и ушёл восвояси, недовольно ворча.

— Черт бы побрал эту птицу! Каков хам! Думает, что раз увидел конец десятка царьков, то увидит и то, как старого Зы закопают в землицу?! Ну уж нет! Дудки! Я им всем ещё покажу, как надо сидеть на троне!

Ещё несколько минут спустя глаза первого министра открылись вновь.

— … так на чём мы там остановились? — вкрадчиво сказал филин.

Она листала страницы, лишь изредка бросая взгляды на текст. Всё равно там не было ничего интересного, а вот картинки пленили сердце девушки. От них веяло величием, изяществом и той самой теплотой, что таит в себе ностальгия. Слишком сильно зациклилась она на свете и тьме, на магии, деньгах, справедливости, и забыла, как приятно бывает порой просто расслабиться и не думать обо всём на свете. Наверное, так и рассуждали древние волшебники прошлого, меняя свои цитадели и замки на уединённые башенки в безлюдной местности.

— Нравится? — зелёные глаза Рахиль таили в себе холодное спокойствие, за которым можно было разглядеть толику печали.

— Я картинки смотрю, — честно призналась Торвальд.

— Напрасно.

— Знаю, но слишком уж здесь всё приторно. Дом героини сжигают, убивают её семью, но она вырастает доброй и благородной. В жизни так не бывает.

— В жизни так не бывает, — согласилась старшая колдунья, — но книги для того и созданы, чтобы показать то, чего не бывает в жизни. Какой смысл писать о том, что и так есть? Реальность жестока, беспощадна и скучна.

— Это не повод обманывать себя, убегая от неё.

— Милочка, вся наша жизнь это и есть побег от реальности. Реальность — это смерть. Конец один для всех, и он известен. Побег? Мы всегда от чего-то убегаем. Мы бежим с поля боя, бежим от семьи, от обязательств, а потом бежим от одиночества к этим же сражениям, семьям, обязательствам. И так пока тропа нашего существования не подойдет к концу. История жизни — это умение вовремя убежать. Я повторюсь: реальность — это смерть. Вопрос лишь в том, чем ты заполнишь мгновения, отпущенные тебе судьбой. Мне кажется, добрые книги подходят на эту роль идеально.

— Одна моя знакомая тоже любила книги.

В попытке отвлечься от грустных мыслей Мизори перевела взгляд на очередную картинку — на ней главная героиня стоила перед выбором: корона или жизнь любимого. Так избито.

Гном вошёл без стука.

— Поздравляю, ты победила, — сухо бросил он. — Я проиграл.

— Победила в чём? — удивленно переспросила девушка.

— Во всём. Я не могу ничего сделать с этой страной. Нельзя ввязываться в схватку, в которой не одержать победы. При всём желании, провизии для людей не хватит, чтобы перезимовать. Мага у меня больше нет — некому держать людей в страхе.

— Не понимаю, зачем это говорить мне.

— Я не такой, как ты или она, не дурак, полагающийся на удачу. На этих широких плечах покоится мудрая голова. Поэтому мы уходим...

— Эй, при чём здесь я?! — сорвалась Мизори.

— А при том, что если бы не твоя глупость, всего этого можно было бы избежать! Зачем было доводить город до такого ужасного состояния?! Зачем было договариваться с зеленокожими?! Ты хоть понимаешь, что подобные договоры действуют лишь до поры до времени?! Например, пока ты или этот орочий царек не отбросите копыта! Что мне прикажешь защищать? Юг? Север? Запад? Восток? Кто те люди, что убили Конрада, и когда они вновь о себе заявят?

Мизори смотрела, широко открыв глаза. В углу захохотала Рахиль, женщина смеялась громко, с надрывом, не скрывая иронии.

— Не я это начала, — Торвальд вжалась в мягкую обивку стула. Ей стало жутко. Злить тех, от кого зависит твоя жизнь, опасно, но ещё опаснее злить тех, от кого зависит твоя смерть.

— О, ты очень даже это начала. Ты убила старого короля. Будь Дорц жив, никто б и пикнуть не посмел ни в Парараксе, ни за его границами.

— Во-первых, не убила, а низвергла. Убивают порядочных людей, а тиранов низвергают. А во-вторых — сам виноват, надо было сидеть в своём гарнизоне и не лезть на рожон! — не сдержалась магесса.

— А тебе не стоило распускать армию!

— Это ещё почему? Я просто хотела продемонстрировать мирные намерения нашим соседям. Я не такая, как мой предшественник, и Параракс под моим руководством стал бы светлым царством!

— Да уж, тебе точно удалось продемонстрировать различия со своим предшественником. В сравнении с ним ты форменный дегенерат. Ну как, скажи на милость, тебе объяснить, что светлость и тёмность никак не влияют на политическую ситуацию в мире? На примере? Вот представь: ты — маленькая девочка, оказалась в трюме в компании десяти пьяных озабоченных матросов-педофилов, и у тебя в руке нож. Что будешь делать? Избавишься от ножа, чтобы доказать мирные намерения?!

— Умеешь ты приводить примеры...

— Главное — донести суть: соседям всё равно, к каким силам ты принадлежишь. Всё, что им нужно — тебя поиметь, и в чем более извращенной форме, тем лучше. И им плевать на мораль, их интересуют лишь собственные блага, особенно материальные и территориальные. Единственное, что их останавливает — перспектива огрести или, того пуще, быть полностью уничтоженными. Без армии подобное невозможно. Святые горы, неужели никто не говорил тебе, что добро должно быть с кулаками?

— Отвечая насилием на насилие, мы уподобляемся...