— У неё уже отбито и сломано всё что нужно. Видимо, результат переговоров с орками. Не стоит улыбаться, Зы, теперь они — наша проблема. В любом случае, пыток она не выдержит, ей жить-то осталось всего пару часов.

— Тогда давай её вылечим.

— Чего?

— Дай договорить. Мы её вылечим, а потом отрежем ей руки и ноги, вырвем язык, выколем глаза. Она будет жить, но без пальцев и языка не сможет применять магию. Она будет мучиться. Будет сгорать от ненависти и мечтать о смерти, но не сможет причинить вред даже себе.

— Слушай, Форкинс, все гномы такие изуверы? План твой ни к чёрту, говорю тебе не как друг, а как персональный чародей. Сейчас перед нами валяется маг, возможно, входящий в число пятидесяти самых сильных магов всего Западного Континента. Но главное даже не это. Помнишь, я рассказывал, что по достижению определенного уровня волшебникам больше не нужны слова и пасы руками? Так вот тебе такой волшебник! Переместить тело в пространстве? Пожалуйста! Разрезать кого-нибудь напополам? Да сколько угодно! Ей даже глаза не нужны! А речь — это всего лишь колебания воздуха... Ты можешь её изуродовать, но тем самым получишь лишь смертельного врага. Магию у этой женщины ты не отнимешь никогда, слишком уж тесно она с ней срослась. Поэтому послушай моего совета: не стоит заново изобретать арбалет или изощряться в способах смертоубийства. Просто воткни нож ей в сердце или отрежь голову.

— Хорошо. Твоя взяла, но сначала её лучше разбудить. Должен же человек знать, за какие грехи отправляется в могилу. — Сказав это, гном отвесил девушке крепкую затрещину.

Отвесил, надо сказать, не снимая перчатки. Как следствие, челюсть последней превратилась в костяное крошево.

— …его движения, сочетавшие в себе грацию косули и скорость броска змеи, были столь же эффектны, сколь и смертоносны. Меч, ставший продолжением руки, разил без промаха, кроша черепа и превращая людей в мелко нарубленный фарш. Много их, дерзнувших скрестить с ним клинки, уже лежали на земле, пропитанной свежей кровью. Вот вожак бандитов замахивается своей секирой, но Гварнаэль ловко блокирует удар, отводит его в сторону и элегантным движением клинка обезоруживает противника. Он наступает, точно это не бой, а таинственный танец, что свершается под звон стали и крики умирающих, и он теснит их, точно танцует, танцует с самой смертью…

— Да харе уже мозги парить, — послышалось из-за соседнего стола. — Нельзя отразить удар боевой секиры простым мечом.

Голос принадлежал средних лет усатому мужчине — судя по исполосованному лицу, воину. Не очень успешному воину. Особо бросалось в глаза отсутствие правой руки, которую заменял протез в виде пивной кружки.

— Ну, он же эльф, — бросил один из слушателей. — У него тысячелетний боевой опыт.

— Так этот брехун сам сказал, что «давным-давно…». К тому же никакой боевой опыт не поможет отразить секиру с помощью балета. Нормальный солдат клинком убивает, а не танцует с ним.

— Слушай, не мешай, а, — с места поднялся очередной посетитель. — Не нравится — не слушай.

— Да я бы и не слушал. Так вы ж детей бы пожалели. Им же ещё расти! Наслушаются сказок, полезут в искатели приключений, а когда до них допрёт, что один человек не может драться с тремя, будет поздно. Знаешь, сколько менестрелей в своё время перебили приключенцы-неудачники?

— Хорошо. Допустим, я неправ, — пьяному было хорошо, и ссориться ни с кем не хотелось. — Расскажи сам, только что-нибудь правильное.

— Ну… — исполосованный почесал краешком кружки за ухом. — Если предстоит драка — делай ноги, не успел — готовь деньги на вставную челюсть.

— Да ты ещё и трус, — презрительно скривился рассказчик. — Конечно, придумывай истории люди вроде тебя, герои были бы им под стать. Я уже вижу: Илюриэль Пивное Брюхо, Конун Поджатый Хвост, Лейла Вставная Челюсть…

— Зигерд Кружкорукий, — довершил за него усач.

Ловко вскочив с места, он рванулся к столу, и не успел Поль опомниться, как уже лежал на полу, рассматривая лежащие рядом зубы. Посетители растерялись, но уже через секунду, осознав, что начинается драка, бросились друг на друга с кулаками. Зигерд махал культяпкой особенно ретиво, категорически опровергая собственное утверждение, что в одиночку драться против троих невозможно. Возможно!

А вот против трёх человек и одной табуретки — уже нет. Инвалид бухнулся на пол и в следующий момент ощутил соприкосновение теменной области головы с глиняным донышком миски. Прямо на него смотрели ясные карие глаза шестилетней девочки.

— Мда, малышка, не умеешь ты вовремя смыться, значит, придется осваивать второй пункт истории.

Мощная затрещина отбросила Торвальд к противоположной стене. Из глаз посыпались искры, а сознание медленно рухнуло в темноту.

— Конрад, она не просыпается, — разочарованно заключил генерал.

— Ну, это можно исправить, — в руках элементалиста возник шприц, игла которого погрузилась в вену раненой. — С тебя золотой, — усмехнулся он, наблюдая, как полумёртвое тело приходит в сознание. — И можешь наслаждаться.

— Ну что, тварь, можешь молить меня о пощаде, и тогда я, возможно, подарю тебе быструю смерть. И не смей молчать! Отвечай, когда с тобой разговаривают!!!

— Вообще-то ты ей челюсть свернул, так что мольбы мы с тобой сегодня не услышим. В лучшем случае, стоны.

Маг наклонился над телом, вглядываясь в буравящие его тёмно-синие глаза. Внезапно он схватился за голову. Вскрикнул. Замер. Прошла примерно минута. Маг открыл глаза и расхохотался. Мизори зло повела глазами.

— Что-то случилось?

— Случилось. Несанкционированное проникновение в мозг. Не переживай, это не её профиль, она и в здоровом состоянии вряд ли потянет даже орка, что уж говорить обо мне. Ты так вообще в шлеме. — Нагнувшись над телом, колдун издевательски ухмыльнулся. — Ну, что скажешь, телепатка?

Рука девушки дернулась, отрываясь от постели, пальцы сжались в кулак, средний оттопырился. Вслед за жестом послышалось кровавое бульканье, символизирующее смех.

— Фу, как некультурно, — наигранно возмутился маг. — Смотри, в такой позе и похороним.

— Живьём, — добавил Зы, хохоча и брызжа слюной.

— А не слишком жестоко?

— Что?

— Она спрашивает, не слишком ли жестоко это для ни в чём не повинной юной леди. Телепатия. Я наконец-то смог наладить безопасный контакт.

— Ага! Значит, мы всё-таки сможем с ней поговорить. Значит так, передай этой суке, что она сука. Передал? Как думаешь, гномий мат она понимает? Нет? Это плохо, тогда передай, что...

— Я и так тебя слышу, недомерок…

— Что ты несёшь? — генерал ухватил советника за грудки, приподнимая тощую тушку над землёй.

— Это не я, это она, — попытался вырваться маг.

— Прости, брат. Но ты, того самого, фильтруй сообщения.

— Я и так их фильтрую, — мужчина поправил полы мантии. — Там девять десятых отборной брани.

— Брани, говоришь? Отлично! Я, кажется, придумал, что нам с ней делать. Сделаем с ней то же самое, что она учинила с ребятами. Как думаешь, Конрад, сможем мы достать волков и пихту?

— Форкинс, я чего-то не понимаю.

— Ах да, ещё нужна веревка…

— Да нет, наша юная пленница утверждает, что знать не знает ни о каких волках.

Давным-давно, мать рассказывала Мизори, что перед тем, как отправиться на тот свет, каждый человек должен пройти испытание. В зависимости от того, как поведёт себя верующий, боги определят, к какому из чертогов отойдет его душа. И хотя сейчас девушка знала, что боги давным-давно склеили ласты и отбросили копыта, хотелось оставить о себе более-менее пристойные воспоминания. Легко изображать героя отважного и несломленного, когда нет сил ни стонать, ни сопротивляться. Проигрывать тоже нужно уметь. Поэтому несложно представить, какую бурю возмущения вызвала у девушки новость о её якобы живодёрских замашках. Она ведь не только не убивала гонцов, она их даже в глаза не видела.

— Ну конечно, ребята сами себя привязали и подали к столу, — хохотнул долговязый. — Скажи еще, что они соусом обмазались.