— Батя бы мной гордился, — самоуверенно заявила Торвальд.
За окном свернула молния. И Эмм впервые пришло в голову, что её соседка пришла именно с улицы.
— Миз, дура, раздевайся сейчас же!
— Помогите, грабят! Сволочь, отдай штаны. Тебе на такие за всю жизнь не заработать.
— Сухая... — блондинка с непониманием разглядывала стащенные с подруги портки.
А за окном уже бушевала настоящая буря. Серебряные зигзаги молний отражались в мутных от эля синих глазах воздушной элементалистки. Вернее не синих, а тёмно-синих. Что-то изменилось — незначительное, невесомое, точно дуновение ветерка. Точно. Ветер! Ветер, точно саван, оплетал тело Мизори, теплый, ласковый, заботливый. Видимо, именно он высушил промокшую одежду. Забавно, словно ангел-хранитель...
— Миз, — рука Эмм погрузилась во взлохмаченные волосы.
Только что бесившаяся колдунья теперь смотрела жалобно, несчастно, точно просила о чём-то. В глазах ее читалась немая мольба.
— Никакого алкоголя! — вслух ответила на неё мольбы Эмма, породив новую отчаянную попытку встать и нескончаемый поток грязной дворовой брани. — Почистить бы тебя, горе луковое, но это не в моих возможностях.
«Если вообще в чьих-то», — отметила она уже про себя. Обошла трепыхающееся тело и, ухватив его за ногу, поволокла к кровати. Тело начало что-то стенать о шторме и вантах и, наконец, затихло, погружённое в бездну перины.
— Знаешь, Эмм, а ведь это я виновата, — произнесла внезапно Мизори. Хмель из ее голоса никуда не пропал, но молодая студентка говорила серьёзно настолько, насколько ей позволяло состояние. — У нас в деревне была одна девушка, мы были подругами… ладно, она делала вид, что моя подруга, а я делала, вид, что дружу с ней. Я попросила её приглядеть за отцом — не задарма, конечно, деньги отправляла каждый месяц. А когда приехала, она мне вот так в лоб: «Умер!». Ума не приложу, на что она надеялась? В первой же таверне мне растрепали, что он умер год назад, и не факт, что сам. Сейчас вот думаю, зря я сказала, что больше сюда не вернусь. А может быть, просто не надо было возвращаться? Было обидно, нет, мне до старика нет никакого дела, но это, забодай меня барлог, мой отец! И плевать, что через десяток лет он подох бы от алкоголя, но в своё время он решил мою судьбу, и только я могу решать его судьбу! Она отнекивалась, но я могу быть убедительной, ты ж в курсе? Так вот, Эмм, эта девочка решила сэкономить на пойле. Понимаешь? Из-за пары десятков медяков она угробила папу. А я столько натерпелась, пытаясь прокормить этого урода! Вот как так? Хотела подарить ей дом после того как он умрёт — было бы славное приданое. А она всё испортила. Пришлось продать. Зато отгрохали мировые поминки — неделю не просыхали. Как говорится, во всём есть положительные стороны.
Торвальд замолчала. Молчание продолжалось несколько минут.
— А девушка? — робко спросила Эмма, косясь на колышущееся одеяло. — Ты же ничего плохого с ней не сделала? Мизори? Мизори, ты что, заснула?!..
Она проснулась уже перед самым рассветом. Безумно хотелось пить. Осушив любезно оставленный кем-то стакан воды, Торвальд села на кровати. Штаны и хитон, почищенные и поглаженные, лежали на стуле.
«Верно, надо сделать это сейчас, а то ведь потом могу и не решиться», — начинающая элементалистка оделась, завязала сандалии и бесшумно скользнула в коридор.
Ночью переходы здания пустовали. Здесь никогда не было охраны или дежурных, проблемы и конфликты решались в этих стенах своими же силами. Путь её ожидал неблизкий: вниз, на первый этаж, потом во двор и через рощу в преподавательский корпус.
Дверь в комнату была не заперта. Тихо скрипнули петли. Она не стала стучать, просто вошла внутрь, робко оглядываясь по сторонам, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Помещение напоминало скорее карцер, чем жилую комнату: обитые металлическими листами стены и мебель, застеленная брезентом кровать.
— Чего надо? — в абсолютной темноте вспыхнули два огонька.
Послышался шелест ткани, в следующие несколько секунд комнату озарило пламя.
Мизори промолчала. Ветер отделился от неё и закружился вокруг пламени, раздувая его. Две магессы продолжали смотреть друг на друга.
— Что ж, поздравляю. Всё прошло хорошо? — не полностью скрытое трепещущим огнём лицо Катрины попыталось изобразить улыбку. Получилось жутко.
— Да. Я пришла поблагодарить. Всё, как ты и сказала: внезапно. Еле сдержалась.
— Молодец, — тон сквозил неприкрытым безразличием. — Будут проблемы — попроси в лазарете каких-нибудь таблеток. Хотя это всё временно. Магов с чистыми руками в этом мире не существует. А сейчас оставь меня, пожалуйста, одну.
Огонь потух, и завёрнутая в хламиду фигура вернулась к своему неведомому занятию. Мизори не решилась ей перечить, тихо вышла, пытаясь подавить дрожь и отвращение. Как бы ни обошлась с ней до этого жизнь и что бы ни ждало её в будущем, она запомнит это лицо. Дно, ниже которого уже не упасть.
В багрянце заходящего солнца медленно затухала городская жизнь. Мизорсбург готовился ко сну. А что делать, ежели последняя поставка свечей была две недели назад? Но денежки у людей, видимо, пока водились, иначе не останавливались бы перед воротами длинные караваны, как и раньше стекавшиеся к огромному городу. Сейчас, однако, ворота были заперты. Ведь введённый в связи с неутихающим разгулом преступности комендантский час приходил вместе с закатом и продолжался до самого рассвета.
Шон стоял на стене, вскинув голову вверх и разглядывая звёзды. Сегодня был один из тех дней, когда их с Чарльзом смены не совпадали. Что ж, он справится! Не осрамит честь друга и бляху стражника! Он…
Размышления прервал звук рога. Такой сигнал обычно означал команду открыть ворота.
— Именем закона? — спросил стражник, выглядывая из-за зубца.
Его взору предстал большой отряд всадников. Не купцы, ведь у них не было ни одной телеги. Зато были луки, копья, мечи и прочие предметы летального воздействия на ближнего. Кавалеристы были невысокого роста и не выглядели очень уж грозно, однако военная выправка и то, как они держали строй, выдавали в ночных гостях опытных вояк.
— Открой, почтенный, — осипшим голосом крикнул предводитель отряда.
— Что «открой, почтенный»? — не понял Шон.
— А что «именем закона»? — передразнил всадник. — Слушай, служивый, нас два дня сюда гнали, что кони, что ребята еле на ногах стоят. Впусти нас, а?
— Королева запретила впускать в город крупные вооружённые отряды. Они вполне могут оказаться авангардом вражеской армии, а проникновение таковой за городские стены может резко снизить уровень жизни, — отчеканил белобрысый стражник.
— Так какие же мы вражеские?! — послышался из шеренги звонкий женский голосок. — Мы армия Параракса! У нас нашивки есть и даже штандарт…
— Герда, два наряда вне очереди, — оборвал особо ретивую подчинённую командир. — Простите, господин стражник, но мы действительно армия Параракса, вторая рота лёгкой кавалерии. Герда, так и быть, покажи ему свой штандарт. — Над одной из фигур в дорожном плаще поднялось знамя с гербом страны и номером отряда. — Я, конечно, понимаю, что вам приказали никого не впускать, но это, конечно же, не относится к вашей собственной армии. Защищать страну от армии — экая глупость!
Командир рассмеялся, и смех, подхваченный бойцами, пронёсся над шеренгами.
— Ха-ха-ха, и правда глупость, — тоже рассмеялся Шон. — Сейчас же распоряжусь, чтоб вас впустили. Вы ведь к замку? К вице-королеве? Проводник нужен? А то можно заблудиться в мусоре.
Через два дня после подписания мирного договора с орками авангард армии Форкинса вошёл в Мизорсбург. Вопреки надеждам Её Величества, интеллект городской стражи оказался гораздо ниже прогнозируемого уровня. Столица пала.
====== Шкура. Часть первая ======
На покрытой гниющими отходами мостовой удары копыт вместо привычного цокота отдавались премерзким хлюпаньем. Ротный Карс в свои пятьдесят успел поучаствовать не в одной осаде и войти не в один завоёванный город. Порой завоёванные города встречали их цветами, иногда камнями или, того хуже, стрелами, однако такое было впервые: их не встречали никак. Население Мизорсбурга просто не знало, что оно уже завоёвано. Карс был тому крайне рад. В стандартной кавалерийской роте Параракса насчитывалось всего пятьдесят всадников — в два раза меньше, чем в аналогичных подразделениях сопредельных государств. А всё потому, что лошади у них тоже считались за бойцов. При таком раскладе оказаться в центре тридцатитысячного поселения с полусотней солдат в роли захватчиков ему очень не хотелось. Добавим к этому то, что каждый третий всадник был новобранцем, и получим ещё менее перспективную картину. Были среди них бесспорно талантливые ребята, но куда больше было растяп наподобие Герды. И ведь каждому придурку или дурочке не выдашь по штандарту!