Гуамоко с интересом наблюдал, как эльфийка извлекла на этот раз уже из своей сумки точно такой же флакончик, только полный.

— Заряд для инструмента, — пояснила она.

И сетуя на то, что её инвестиции в этот проект уже превысили все мыслимые и немыслимые пределы, начала наполнять содержимым мензурки большой шприц.

Инъекция в сердце. Тянуть было нельзя. Наскоро обеззараженная игла вошла в почерневшую плоть, жидкость медленно и постепенно наполняла центр силы элементалистки. Сначала вернулся ветер — резкий, порывистый, дёрганный и совершенно бессмысленный.

Глаза открылись. Но перед тем как снова закрыть глаза, девушка застонала, голос ее набирал силу и готов был уже сорваться в крик. В ее бессвязном бреде можно было уловить очертания слов заклинания.

— А ну-ка помолчи! — Мерль сунула в открывшийся было рот перчатку. — Знаю, знаю, что тебе больно, Мизори, — она погладила девушку по волосам, — ты должна терпеть. У меня больше эликсиров нету, а до города нам теперь дня два ехать. Так что не вздумай колдовать, а иначе умрёшь.

Вытащив импровизированный кляп, она заглянула в глаза колдуньи. Та смотрела на неё очень жалобно, даже жалко.

— Крепитесь, Моя Королева, — махнул крылом филин. — В городе есть несколько жрецов. Не думаю, что они куда-то делись: с процветающей антисанитарией и грозящей разразиться эпидемией только очень глупый целитель покинет сие место. Сейчас, однако, куда важнее другое: вы способны ехать верхом?.

Ответом на вопрос был хриплый кашель, который, судя по всему, должен был быть смехом, однако спустя пару секунд лицо Торвальд перекосило от боли, и она стиснула зубы.

— Ты бы ещё пробежаться предложил, — огрызнулась Мерль. — Вот компресс, — она кинула птице смоченное росой полотенце, — положи ей на голову. Как нагреется — поменяешь. А я займусь транспортом.

Поначалу Гуам хотел было сказать, что медсестрой работать не подряжался. Но Торвальд была нужна ему живой, поэтому, ворчливо ухая, огромная птица поковыляла исполнять поручение. Мерль тем временем спрятала рыжие волосы под берет, засучила рукава, вытащила из сумки рукавицы, пилу и моток бечёвки.

На несколько минут тишина лесной глуши сменилась визгом пилы и хрустом веток. Собранная Мерль конструкция являла собой всего лишь лежанку из грубо подогнанных ветвей, на которую она не без труда втащила героиню, укрыв сверху плащом.

— Извини, как могла, из подручных материалов, — вздохнула эльфийка.

В этот момент ветер снова метнулся вверх, срывая с Мизори плащ.

— С этим точно ничего нельзя сделать? Он же все силы сожрёт.

— Эмоции… В сумке… — прохрипела колдунья, кивая в сторону.

Несмотря на заботу, она выглядела всё так же плохо: на коже выступили крупные капли пота, из глаз непрерывным ручьём текли слёзы. Рыжая даже думать не хотела, какую боль испытывает сейчас эта девушка, да и не было времени на пустые охи и ахи. Она сразу поняла, что имеет в виду элементалистка. В поисках эликсиров она наткнулась на стеклянную банку, наполненную маленькими пакетиками из пергаментной бумаги. «Успокоительное» — гласила надпись на банке. Что ж, успокоительное так успокоительное. Зажав пострадавшей нос, она влила растворённое в воде содержимое пакетика ей в рот, вытерла губы. Затем с горем пополам она смастерила подобие хомута, и, наконец, после всех усилий лежанка двинулась с места.

— Подобный способ передвижения отнюдь не лучший, частенько будут попадаться кочки и камни, но ты терпи. На то, чтобы собрать телегу, у нас нет ни времени, ни материалов, — продолжала сетовать эльфийка. — Сейчас главное — вернуться в столицу до того, как туда заявится чёртов гном.

Холодно. Туман становился гуще, и казалось, что скрытое за ветвями небо опускается всё ниже. На загорелое лицо Мизори упали первые капли дождя. Бесшумно катились слёзы. Нет, смерти она не боялась. Вернее, боялась, но не сильно. Вернее, не очень сильно. Со смертью она сталкивалась довольно часто, обычно они здоровались, желали друг другу удачного дня и мирно расходились. Умирать легко. Сейчас же её буквально рвало на части. Жар был нестерпимым, несчастный организм поднимал температуру, нервная система бесновалась, сигнализируя о критическом состоянии с помощью самого верного средства — боли. Мерль чувствовала, как трутся о лёгкие обломки рёбер, как ноет каждый член и каждая клеточка. Кроме лица, что слегка утешало — значит, в гробу она будет выглядеть вполне пристойно. И что может быть хуже, чем подохнуть в таком убогом состоянии?! В глуши, на связанных бечёвкой палках, в окружении осла, филина и барана. А если её увидят такой? Никчёмной, беспомощной, слабой. Пытать тут, конечно, почти нечего, однако одна только мысль о пытках заставляла кровь стынуть в жилах. Сейчас её жизнь зависела от трёх животных и одной эльфийки, от которой в бою прока не больше, чем от тушканчика. Остаётся надеяться, что они действительно успеют, что её вылечат и она сможет встретить недомерка достойно. Главное, чтобы город не сдался сразу. В конце концов, несколько дней осады он выдержать способен.

За окном уже несколько часов, как мерцала луна. Склонившись над книгой, девушка пыталась сосредоточиться на заклинаниях. Каждое из них представляло собой немалое количество текста, описывающего положение пальцев при использовании магнитных полей, каналы для посоха и морфологический разбор слов для вербального использования. В конце концов, магия — не что иное, как воздействие на стихии за счёт первоматерии. Слова и жесты позволяют настроить потоки последней. От потока и зависит конечный эффект. В простонародье даже ходило мнение, что каждое неудачное заклинание приводит к взрыву. Разумеется, это неправда. Если бы дела обстояли подобным образом, на континенте не осталось бы ни одного мага.

Время тянулось непростительно долго, но выбирать не приходилось. Если она ещё раз останется на третьем курсе, то можно будет попрощаться с мечтами о хорошей работе. Пришедшая через год Мизори её уже догнала и продолжала своё стремительное возвышение в академической иерархии. Сейчас Торвальд получила персональный отпуск, а Эмма осталась наедине с учёбой, снова чужой, ведь на её шее сидела половина курса. Очередной взгляд в окно. Чёрные облака проливали слёзы дождя, а бледноликая спутница ночи дарила земле последние обрывки тусклого света. Струи воды барабанили по стеклу, и девушка вновь погрузилась в размышления о судьбе своей подруги.

Как она там сейчас? Отпуск подходил к концу, и Торвальд, вероятнее всего, застряла в пути, на какой-нибудь раскисшей от дождя дороге или того хуже — в лесу. Ведь корпуса учебного заведения располагались довольно далеко от цивилизации.

Дверь тихонько скрипнула, и в комнату вошла, нет, не вошла, а скорее ввалилась Мизори. Очень странная Мизори. За год, проведённый в стенах училища, молодая элементалистка заметно прибавила в росте, длинные волосы, и раньше составлявшие предмет её особой гордости, были вымыты и красиво уложены, на лице появилась косметика. Тем удивительнее было видеть её в образе дикобраза, в которого шарахнула молния. «Дикобраз» сделал два шага в направлении кровати и растянулся на полу.

— Миз?! — Эмма подскочила с намерением подхватить подругу, но запах алкоголя, исходивший от последней, был настолько силён, что она едва не упала рядом. — Чего это ты здесь? Ты же должна быть дома с папой.

— А его нету, — пробормотала жертва тёмного эля.

— Кого нет? Дома или папы?

— И того, и другого, — Мизори попыталась подняться на ноги. Ей удалось, но верхняя часть тела по-прежнему оставалась на земле. — Я теперь... Теперь я... я... — она билась с упорством решившего спрятаться посреди мостовой страуса, — бедная бездомная сиротка. — После нескольких бесплотных попыток она вновь оказалась на полу.

— Да ты пьяная в стельку!

— Но-но, дамочка! — девушка назидательно подняла вверх указательный палец. — Не в стельку, а в якорь, сухопутная ты крыса. Как я могла не помянуть папочку?

— Да видел бы он тебя сейчас!