Картины смерти осенней листвой сыпались перед глазами Гильермо. Несколько раз случайный нож или стрела оказывались в опасной близости от лица старца. Он падал на землю, плакал, полз и снова бежал. Изредка ему удавалось разглядеть очаги сопротивления, где его соотечественникам удалось оправиться от вероломной атаки. Вот в трёх десятках метрах от него сражается небольшая группа солдат. Ночной мрак и слабое зрение не позволяли установить, кто именно, но судя по всему отпор дали сэр и леди с группой оруженосцев. У их ног уже лежали несколько тел, остальные враги точно свора собак кружили вокруг, норовя ткнуть в героев копьями или вытянуть их из группы длинными крючьями. У нас есть шанс на победу? – мысль застыла на пергаменте. Неумолимые чернила вывели скорый ответ: нет. Конечно же нет. Они утратили инициативу и организацию, а теперь стремительно теряли людей. Да и сражающиеся понимали бессмысленность схватки – все сохранившиеся группы пытались лишь спасти свои жизни. Они прорывались к лошадям. Туда же бросился и правдописец.

Вскочить на коня, скакать к лесу, потом к границе, рассказать, предупредить, – повторяло перо.

Невдалеке сошёлся в последней схватке с врагами ещё один дворянин. Разбуженный, не успевший облачиться в броню, он отбивался от наседавших элийцев двуручным мечом. Потоки крови стекали по обнажённому торсу, сжимались и разжимались стальные мышцы, в животе застряли обломки нескольких стрел. Гильермо понимал, что рано или поздно мужчина падёт, но пока сердце воина бьётся, его могучее, подпитанное магией тело будет несокрушимой преградой для элийских негодяев.

Чем ближе он приближался к коновязям, тем жарче и кровавей становились схватки. До лошадей добрались лишь самые сильные и упорные, цвет лурезильской армии. Которой уже не было, – всхлипнуло перо.

От шести сотен солдат не осталось и полусотни. Но они были лучшими, они прорывались вперёд сквозь град стрел, сквозь ряды врагов, прорубая себе путь, а порой просто расталкивая элийцев щитами. Заветный путь к спасению прикрывал неровный строй копейщиков, перед которым собственной персоной стояла командующая вражеского войска. Правдописец вздрогнул при виде вероломной женщины. Залитая с ног до головы кровью она совсем не походила на ту дружелюбную, немного неловкую и любознательную леди, с которой ещё недавно они ехали рядом. Два ряда арбалетчиков взяли оружие на изготовку. Перед лицом верной смерти наступающие замерли в нерешительности. Глаза их были обращены на облачённого в золоченые латы генерала, распятого прямо перед ними. Доспех был пробит в нескольких местах, а отрубленная голова была вложена в связанные над плечами руки. Выжившие растеряно смотрели по сторонам. Отовсюду стекались вражеские солдаты, обступая храбрецов.

- Есть желание купить жизнь посредством позорной сдачи в плен? – ехидно спросила Лэнс.

Минутное молчание нарушил звон первого падающего меча. Примеру этого храбреца последовали остальные, и вскоре лишь два человека остались с оружием в руках, те самые аристократы, которых недавно наблюдал старик. Молча кивнув друг другу, мужчина и женщина пошли в сторону командующей, прикрываясь щитами. Однако мера была излишней, Глэдис жестом остановила арбалетчиков, сама направившись навстречу воинам. Не было ни принятых в кругах благородных салютов, ни пышных речей, на мгновение три фигуры слились в едва различимую массу из крови и стали. Когда бойцы разошлись, их было лишь двое, мужчина и Лэнс. Он приготовился попытать счастья ещё раз, но бессильно упал на землю – из зияющей в прорехе доспеха раны сочилась почерневшая от яда кровь. Глэдис же не получила ни царапины, но её лицо выражало заметное разочарование. Слишком уж, по её мнению, лурезильские вояки уступали параракскому дворянству, не говоря уже о титанах фехтования вроде Хьюберта. Мысли о недавней кончине старого врага нарушил один из подчинённых:

- А этим как обычно? Глотки перерезать, ваша, это, как его, леди светлость? – сурового вида воин с отметками сотника кивнул в сторону побледневших от увиденного лурезильцев.

- Пока просто связать. Раненых добей. Путь нам предстоит не близкий. Будет чем развлечься, – сотник кивнул. – Поделите добычу. Крестьян захваченных... Да нет, дурень, не отпустить. Переклеймите. Лошадей тоже. Организуй помощь нашим раненым, они ещё пригодятся.

- Это всё, леди Глэдис?

- Всё, приступай. А меня ждёт маленькая вишенка на праздничном торте!

Гильермо не слышал, о чём говорили негодяи, спрятавшийся под овечьей шкурой старик и не хотел этого слышать. Сейчас стоило подумать о том, как выбраться из вражеского лагеря. Замаскироваться под барана? Вся сущность благородного правдописца протестовала против подобного маскарада, ведь враги непременут отпраздновать победу и, напившись, зажарят и съедят его! Куда лучше выглядела идея притвориться мёртвым. В книгах герои часто спасались, измазавшись в крови врагов и спрятавшись за горами их трупов. Гильермо должного количества врагов пока не перебил, но считал, что тела его соотечественников тоже сгодятся в качестве укрытия. С едва слышным вздохом овечья шкура поползла в сторону, куда свозили павших. Локти цеплялись за холодную землю, толкая историка вперёд. Огибая шатры и яркие огни, мастер маскировки двигался к цели, пока чей-то смешок не остановил его путь. Старик замер.

- Всё испортил! – послышалось сверху. Звук удара и стон, вслед за этим. Чья-то рука схватила его за воротник и швырнула наземь, в лунном свете искажённые усмешками лица десятков элийцев казались мордами демонов из древних преданий. Один из демонов при этом держался за область паха, охая и подпрыгивая, хотя исторический опыт показывает, что данный метод лечения ушиба яичек неэффективен.

- Спешу сообщить вам, мэтр Гильермо, что ваша маскировка зацепилась за гвоздь минут этак пять назад. Также спешу сообщить, что это к лучшему, поскольку трупы мы сжигаем, – съехидничала командующая, нависая над стариком. Игнорируя писк о том, что он военнопленный, гражданское лицо и вообще проползал мимо, женщина вновь схватила его за шиворот и поволокла к шатру. Перо тошнило словами, от которых приличный историк поседел бы, но картины расправы над соотечественниками были слишком остры в его памяти, а выражения «мучительная смерть» и «трагическая гибель» через чур оптимистичны для описания собственного будущего.

- Итак, начнём! – правдописец полетел в один конец шатра, а шлем в другой. Доспехи аристократии хоть и удобны, но их вес зачастую даже выше аналогичных у рядовых.

- Что вы собираетесь со мной делать? Я всего лишь бедный, ничтожный старик!

- «Но в моих руках история. История великая сила, что меняет жизни, судьбы и то, как потомки увидят эти события, зависит больше от моего пера, нежели от ваших мечей», – процитировала Лэнс.

Командующая нашла те слова забавными. Не нужными или важными, а просто забавными. Пару раз она пыталась изменить мнение о себе и своей деятельности, подкупала поэтов и писцов, возила с собой менестрелей. Но им никто не верил. Сложно поверить в песню о доблести и благородстве человека, который убивает тебя здесь и сейчас. А вот история это не «здесь и сейчас». Это далёкое «когда-то». А если её прославит историк враждебной страны, ему поверят все на Континенте. Только представьте, компания Лэнс разоряет Лурезиль, а их придворный правдописец рассказывает о том, как это справедливо и благородно. Шутка выйдет на тысячу золотых!

- Моё слово, разумеется, стоит много, – замялся историк, – но ведь для любого светлого похода необходимы основания. Свет он тем и отличается от тьмы, что мы грабим и убиваем исключительно из лучших побуждений.

- А это чем не повод? – Глэдис приподняла бровь, помахав перед лицом собеседника биологическим трактатом. – Белочки хотят к своей родне. Им без разницы, станут их домом руины Параракса или руины Лурезиля.

- Но зачем вообще нападать на Лурезиль? – изумился старик, – мы же поде... в смысле, союзники! Мы должны были покорить Параракс! С Князем на нашей стороне мы были бы непобедимы. После смерти королевы Торвальд там правит какая-то светлая эльфийка. Она ни на что не способна! Если бы не ваше веро... то есть, необоснованное применение силы, война закончилась бы за несколько недель!