====== О предательствах и предателях. Часть четвертая ======
Виалометоризаниэль шёл по осеннему лесу, преисполненный королевского величия, золото на его одеяниях переливалось подобно разноцветной листве. Правитель Бескрайнего леса, первый в истории повелитель всех эльфов, избранный на долгие века хранить мир в светлом царстве бессмертного народа. Но не только эльфы были его подданными, аура королевского величия действовала на всех обитателей леса. Звери и птицы сбегались, чтобы выразить ему своё почтение, белки приносили самые вкусные орехи, лисы – самых жирных мышей, соловьи, сороки и вороны славили его своим пением. Даже деревья склоняли лохматые ветви при приближении великого короля.
Признаться, Виалометоризаниэль был не только первым, но и последним королём эльфов. Примерно через год общения с лезущими в глаза ветками, галдящими канарейками, зайцами, которых приходилось распинывать, чтобы хоть куда-то пройти, и львами, каждый из которых требовал почесать ему брюшко, кончилось даже эльфийское терпение. Ходили слухи, что Вал стал первым солнечным эльфом, покинул исконные земли своего народа и устроился работать на живодёрню.
Вечерело, пьяное солнце тяжелой раскалённой головой погружалось в бездонную супницу горизонта, поливая распластанных на земле людей брызгами рыжего света. Поле битвы было усеяно телами, но не мёртвыми. Пьяными. Те, кому было суждено пасть от меча, пали от алкоголя, в который раз доказав неотвратимость судьбы. Большинство же людей всё ещё были на ногах, усевшись у костров, они уминали щедро предоставленную крестьянами еду и упивались вином и пивом. Две армии, Лурезиля и Элии, братались, готовясь к совместному походу на столицу графства.
Хотя не исключено, что планы Николая будут простираться много дальше. До самого Мизорсбурга, – подумал почтенный правдописец Гильермо, и самописное перо записало мысль. Перо было символом должности королевского историка, передавалось от писца к писцу и согласно преданиям могло записывать только правду. Тем же, кто не верил в предания, обычно отрубали головы. Но вернёмся к Гильермо. Ему выпала великая честь наблюдать возвышение молодого принца и первый в истории Лурезиля поход на север. Потому и спешил мужчина. Пробиваясь меж шумных празднующих, отшучиваясь от предложений разделить крестьянское пиво, жён и дочек летописец, подобрав подол мантии, мчался к палатке своего господина. Вернее, к шатру госпожи Лэнс.
Николай и Глэдис сидели у очага, лениво потягивая вино. При виде историка Николай облегчённо вздохнул, а женщина улыбнулась.
- Явился! – брюнетка волнующе потянулась. – Только щупленький он какой-то, да и староват. Ты уверен, что он нам пригодится?
- Ты неправильно поняла, – замахал руками принц, – он здесь не для любви. Он будет писать про нас летопись. Любительские летописи – моё увлечение. Неужели никогда не слышала? Это последнее веяние моды. Летописец записывает твои действия, а потом можно позвать герольда, и он их зачитает на каком-нибудь балу.
Гильермо гордо кивнул. Так уж повелось, что принц желал увековечить в памяти все свои победы, как военные, так и любовные. Ночь же страсти, проведённая с леди командующей, является одновременно и первым, и вторым. Она должна остаться в веках!
Только не нравилась правдописцу командующая. Репутация этой женщины была не то чтобы скверной или плохой. Она была худшей из худших. Несомненно, нельзя верить россказням крестьян со ссылками на полученные в драках шрамы, но в случаях с Лэнс крестьян не было. Россказни распускали совершенно случайные люди, проезжавшие мимо выжженных дотла деревень. Страшно подумать, что это чудовище в женском обличье сделает с бедным принцем в постели!
Гильермо тряхнул головой и последние строки чёрными струйками юркнули обратно в чернильницу. Негоже волноваться за героя. Подлинный лидер должен уметь договориться с кем угодно, даже с последней мерзавкой, и суметь обратить её против врага.
Перо подчеркнуло последние строки. Мозг переключился с подлецов и героев на иной словарный набор. Думается «молодой лев» и «прекрасная рысь» будут весьма кстати. И коль скоро кошачьи уже начали лизаться...
...и преисполненная сладостной неги, она рухнула на шёлк перины, – довольный правдописец наконец завершил свой труд. К его великому счастью перо творило само, и свободные руки мужчины могли вершить что заблагорассудится. Правда, женщина несколько раз злилась по данному поводу, слишком громко по её мнению Гильермо хрустел печеньем. А ещё ей не нравилось его «помедленнее, я записываю». Злая и капризная! Ах, она должна быть благодарна Его Высочеству Николаю за то, что он сделал её частью великой истории Лурезиля, а не жаловаться.
Косматые ветки расступились перед женщиной. С вершины холма открывался потрясающий вид на простирающуюся внизу долину. В сени мутно-серых облаков и пелене утреннего тумана утопали холмы и силуэты деревьев. Где-то вдалеке терялись редкие очертания деревушек. Пахло елью и сосной, но чуткое обоняние уже опьяняли едва уловимые запахи далёкой цивилизации. Она наконец-то обрела долгожданную свободу!
Хруст валежника, едва услышанный бы человеком, вынудил Жозефину обернуться. Взгляд жёлтых глаз впился в чащу, из которой она совсем недавно выбралась. Треск сучьев нарастал. Кто бы не шёл за ней, он не имел намерений прятаться, словно хотел, чтобы женщина ощутила страх надвигающейся смерти. К сожалению для него, на Континенте обитало лишь одно существо, способное напугать Жозефину. И это был не Вартос.
До этого знавшая его лишь по запаху, женщина наконец смогла узреть некогда знаменитого героя. Длинные седые волосы, небрежно подстриженные, переходящие в густую бороду среди которых словно проталины на снегу выступали черты лица. Сразу оказались видны пустая глазница и отсутствующая рука. Судя по тому, как органично двигался калека, с потерями он свыкся очень давно.
Когда пылающий гневом старик поравнялся с женщиной, то встретил лишь холодный, безразличный взгляд.
- Зачем? – едва слышно прошептал отшельник. – Я же спас тебе жизнь.
- Так нужно, – бывший Золотой Капюшон пожала плечами.
- Нужно кому? – голос стал громче и требовательней. – Князю? Кучке дворян? Этим обезумевшим от крови монстрам?
- Моему отцу, братьям, племянникам, соратникам, друзьям, Алаару.
- Что за бред?! При чём здесь жизнь ребёнка?! – слова стали ещё громче, нарастая и переходя в рокот. – Ты действительно пытаешься оправдать свое предательство подобным?!
- Предательство?! – впервые с начала разговора герцогиня повысила тон. – Единственным предательством было то, что я дала тебе шанс остаться в живых. И то лишь потому, что где-то там моя жизнь во много раз нужнее. Предатель здесь только ты. Мне противно, что меня спас кто-то из тебе подобных. Неспособный выполнить свой долг трус, ничтожество, прячущее своё безразличие за красивыми словами. Ты столько лет провёл в этой берлоге, сытно ел и мирно спал, пока там, на скованных льдом островах от стали и голода умирали твои братья и сёстры. Один Древний стоит сотни воинов! Только подумай, ублюдок, сколько людей за эти годы умерло вместо тебя!
Ответом на грубые слова стал треск рвущейся ткани. Тяжёлая меховая куртка разошлась по швам, выпуская клочки жёсткой шерсти. Толстые пластины панциря покрыли вытянувшуюся спину, рот расширился до немыслимых пределов, щетинясь рядами не помещающихся внутри зубов. Чудовище протяжно заревело, опираясь на три лапы, оно выглядело жутко даже в сравнении с себе подобными, и тоже перекинувшаяся Жозефина невольно вздрогнула, осознавая, насколько огромен был седой Древний. И всё же ненависть, что клокотала у неё внутри, была сильнее любого страха. Разинув пасть, она бросилась на отшельника.
Казалось, словно лес содрогнулся от силы столкновения двух исполинских туш. Лязгали стальные челюсти, могучие лапы рвали густую шерсть и вырывали из кожи бронированные пластины панциря. Звери то расходились, кружа друг против друга, то вновь бросались на встречу. Ветви и мох летели во все стороны, с сухим треском падали деревья, звери и птицы бежали прочь от места жуткого боя.