Без митрила, адаманта, холодного железа и магической поддержки все эти орки уже были мертвы…
Кто-то из наиболее смекалистых попытался использовать камни, но от них девушка просто увернулась, проявив настоящие чудеса проворства. Следующий камень был встречен живым щитом из орка, который вскоре взмыл вверх, обретя покой на толстой ветке. Первые капли крови упали на траву. К запаху палёной плоти добавился новый запах.
В очередном отблеске взор Мерль выловил лицо Мизори. Лицо, которое не выражало ровным счётом ничего. Она действовала словно машина, отрабатывая давно заученные движения, ставшие обыденностью. С таким лицом крестьянин жнёт пшеницу. Утомительно, раздражающе, сосредоточено, но никаких признаков жалости или участия. Теперь она просто стояла, наблюдая, как оружие останавливается, не доставая до неё — каждый такой удар стоил атакующему жизни. Будь Мерль на их месте, она бы попробовала ударить по ногам. Силовые точки были лишь в районе плеч, кистей, груди, спины, в области паха и колен. Обувь, кажется, в комплект не входила, но орки того не знали. Они просто умирали ни за что, гибли во имя собственного боевого азарта. Ещё одна серебряная кривая сверкнула. На этот раз уголки губ слегка приподняты. Она улыбается? Много раз эльфийка видела похожую улыбку…
— Берегись! — голос Гуама вырвал девушку из состояния созерцания.
И вовремя — огромная горящая дубина с грохотом ударила в то место, где она секунду назад сидела. В алом свете огня она сумела разглядеть физиономию орка: мощное приплюснутое лицо, широкие скулы и два обломка стрел, торчащие из окровавленных глазниц. Он был слеп, ничего не слышал в шуме сражения. Движимый яростью, орк размахивал дубиной из стороны в сторону, надеясь забрать на тот свет хоть кого-нибудь.
Девушка выхватила арбалет, повернула колпачок, выдвинув наконечник болта. Она двигалась на автомате, стреляя до того, как смогла осознать, что собирается сделать. Пружина щёлкнула, тонкая стрелка впилась великану в бедро. Послышался тихий вздох, и грузное тело рухнуло прямо перед ней.
— О боги, что я натворила?! Он же инвалид! — руки инстинктивно зажали рот, голова закружилась, из глаз потекли слёзы. Девушка метнулась к телу, выдернула стрелу и, положив голову на грудь мертвеца, попыталась услышать биение сердца. — Дыши, ну давай же, — массаж сердца не принёс результатов. Где-то в глубине подсознания она знала, что это бесполезно, но свыкнуться с мыслью, что отныне она убийца, Мерль просто не могла. Последним средством был кинжал, который она всадила в ногу орка в надежде, что болевой шок приведёт его в чувство.
Сзади возник ещё один воин. С явным предубеждением орк смотрел, как какая-то мелюзга раз за разом погружает окровавленное лезвие в тело его боевого товарища. Толстые пальцы крепче сжали рукоять булавы.
— Чего стоишь?! Помоги мне!
— …
— Да, ты, ему надо сделать больно. Иначе он умрёт! Да не стой же! Он умирает…
Вид заплаканной эльфийской мордашки привёл орка в замешательство. Его учили выполнять приказы. Воин занёс булаву и опустил её на голову товарища. С характерным чмоком и треском содержимое черепа вместе с осколками костей разлетелось по сторонам. Девка завизжала. Схватила какое-то оружие и направила на него.
Перемазанная в крови Мерль рухнула на колени, из груди вырвался сдавленный стон.
— О боги, я его убила, — тихонько она подползла к трупу, выдернула дротик и принялась делать массаж сердца. В этот момент совсем рядом послышался ослиный рёв. Лицо эльфийки прояснело, зрачки несколько раз дёрнулись и уставились в одну точку.
— Она сошла с ума.
Рёв повторился.
— Господин Гуамоко, — тонкие пальчики смахнули слёзы, размазывая по лицу тушь, — Юникхорн узнал заклинание. Нам нужно бежать и как можно дальше…
Мизори еле сдерживалась. Сердце стучало часто-часто, дыхание, ровное и размеренное, вздымало грудь, нос щекотали такие знакомые запахи палёного мяса. Кто-то орал боевой клич, кто-то стонал, напоровшись в темноте на тесак соратника. Торвальд держалась. Ей нравилось убивать, она никогда этого от себя не скрывала. Бежать от проблем — первый шаг к поражению. Она не знала причин, возможно — трудное детство, возможно — влияние магии, а может, она просто родилась кровожадной тварью. Мизори любила дурманящую атмосферу битвы, любила стоны и крики, беспомощность противников. Больше всего на свете её пьянило ощущение всемогущества, собственной силы и превосходства. Она чувствовала себя тигрицей на птицеферме. Глупые куры бросаются на неё, хлопают крыльями, кудахчут, но каждый удар лапы уносит жалкие птичьи душонки, а хрупкие тела превращаются в кашу из кишок и перьев. Орки напали первые, орки — плохие. Но Торвальд знала, что убивает не потому, что они плохие, а потому, что любит убивать. Казалось бы, что может быть проще: снизь мощность атак и, по меньшей мере, половина зеленокожих выживет. «Чёрт, — она поймала себя на том, что улыбается. — Нет, нет, нет!» Усилием воли волшебница вернула своему лицу холодное бесстрастное выражение. Спрятала жестокость за бессердечием. И продолжила убивать.
Тор-Цагар наступал, прикрываясь ростовым щитом. Орк шёл в атаку, орк воевал, как много раз до этого. Но в этот раз что-то было не так. Его инстинкты буквально кричали: «Победа — вот она! Перед тобой девчонка. Девчонки плохо дерутся. Она безоружна. Безоружные девчонки дерутся ещё хуже. Это человек. Безоружные девчонки людей вообще не умеют драться». Но сражение отчего-то не заканчивалось. Его братья по оружию лежали бездыханными, а на ворожее не было ни царапины. Никто её даже не коснулся. Даже тени страха не мелькнуло на смуглом лице, даже тени сомнения в своём превосходстве. А они жались друг к другу, закрывались щитами, пытаясь противостоять сверкающим молниям, что метала в них ведьма. Они уже не нападали. Медленно, но верно Тор-Цагар осознавал, что они сражаются не за победу, а за выживание.
Молнии ударялись о дерево. Щиты вспыхивали. Изредка кто-то из их владельцев пытался бросить в неё что-нибудь тяжёлое. Скучно и безрезультатно. Надо прикончить их, прикончить как можно быстрее. Прикончить, пока окончательно не спятила от жажды крови. И у неё было подходящее заклинание! Со времён академии возможность его испытать так ни разу и не представилась. Она его испробует. Испробует вовсе не из любопытства, а чтобы избавить несчастных зеленокожих от лишних страданий.
Она ведь служит Свету.
Руки на уровне груди. Ладони параллельны и обращены друг к другу. Вообще-то ей не нужно принимать какую бы то ни было позу, но так интереснее. Сконцентрироваться. Между ладонями появилась едва различимая чёрная точка. Точка стремительно увеличивалась. Вот она уже размером с горошину. Теперь с куриное яйцо. Теперь…
Мерль бежала, спотыкаясь о спутанные корни, ветки больно хлестали ее по лицу и путались в волосах. В руках она держала филина. Если бы не его подсказки, девушка точно врезалась бы в какой-нибудь ствол. Птица то и дела ухала: «пригнись», «справа», «прыгни». Следом за ними, обгоняя лошадей, нёсся верный ослик.
За спиной послышался взрыв, порыв ветра ударил в спину. Эльфийка оглянулась и с ужасом обнаружила гигантскую воронку, поднимающуюся над лесом и уходящую высоко в небо.
А там, в сотне метров, чёрный смерч закручивался всё сильнее, затягивая в себя трупы, ещё живых бАЙцов, их оружие. Всё это кружилось со страшной скоростью, орки врезались друг в друга, их кости ломались, ветер вырывал с мясом руки, пытавшиеся ухватиться за деревья, а потом и сами вековые стволы со страшным треском уносились ввысь. Стоящая в центре торнадо Торвальд с напускным равнодушием наблюдала, как барахтаются в океане урагана человечки, как проносятся мимо неё искажённые болью и ужасом зелёные лица, как они рвутся, словно тряпичные куколки, как гибнут в наполняющих смерч грозовых разрядах.
Мерль вскрикнула, очередной порыв вырвал у неё из рук филина. Гуам усиленно заработал крыльями, но не смог преодолеть могучий ветер. В последний момент его вновь поймала эльфийка, однако теперь уже её саму тянуло в воронку. «Бросай птицу и хватайся за что-нибудь!» — мелькнуло в ее голове. К счастью, последовать указаниям внутреннего голоса она не успела. Кто-то ухватил её за пояс. Это был плотный пояс из воловьей шкуры, а зубы ишака не уступали ему в крепости. Ветер снова усилился. Юникхорн упёрся в землю всеми четырьмя копытами, Мерль крепче стиснула пернатого министра.
