- Длинные руки можно укоротить, – холодно заметил недавний сапожник. Рука его, кстати, тоже вовсе не короткая, легла на торчавшую из-за пояса рукоятку ножа. – Смею заметить, угрозы в адрес солдат во время выполнения боевой операции могут расцениваться как сопротивление. А сопротивляющихся нам дозволено карать по законам военного времени. И не стоит пугать нас местными чиновниками, мы подчиняемся только королеве Торвальд и главнокомандующему Гюнтеру.

- Торвальд?! Этой шлюхе, убившей...

Договорить ей не дали. Была у Густаво одна дурная привычка – оскорблений в адрес своей госпожи он не переносил. И если в ответ на шутку мужчина просто дулся несколько часов, то брань почти всегда заканчивалась для говоруна печально. Ну, или для Ремильеро, если последний был сильнее его. Женщина к таковым явно не относилась, да и её зубы заметно уступали в прочности его кулаку.

Послышалось пронзительное «Мама!», заплакала маленькая девочка. Сыпля проклятиями, парнишка бросился вперёд, но не помогать пытающейся вправить челюсть женщине, а в сторону столичных солдат, на ходу вынимая рапиру.

Всё верно, у него было оружие и, похоже, он собирался его применить по самому прямому назначению. Даже предупредительная стрела не смогла остудить пыл малолетнего хулигана, как позже объявит комиссия по расследованию этого дела. Знаменосец чертыхнулся – меч ему всё ещё не выдали, так что не подоспей Шульц вовремя, взвод остался бы без главного кашевара и портного.

Скрежет металла о металл, рапира неизвестного встретилась с гладиусом Шульца. Вслед за этим противники синхронно отскочили назад. Словно по учебнику, они собирались оценить навыки и реакцию друг друга. Что ж, похоже, что они одинаковые. Только за спиной молодого Хайница стояла девушка с луком, значит нужно как можно быстрее сцепиться в ближней схватке. Не тратя времени на размышления, бастард бросился вперёд, делая серию выпадов. Поспешность наказуема: первый удар ушёл в пустоту, второй отклонён слегка в сторону, а на третий гарда гладиуса сплелась с клинком рапиры и со скрипом поехала вперёд. Удар головой, нос таманца разбит, хватка ослабла, и ловко подцепленная гардой рапира летит в сторону. Проигравший получает коленом в живот. Теперь он на полу, жадно глотает воздух.

- Ну да вот надо же! Это мой первый! – племянник Греты, не скрывая радости, занёс меч над поверженным противником и замер. Время насладится секундами торжества человека над грязным мятежником, как говаривал Густаво. Сколько же раз он представлял себе этот момент. Победить в чистом поединке! Теперь он совсем взрослый! Старшие перестанут задирать, родня начнёт принимать всерьёз, а девчонки смотреть совершенно иными глазами. Дело за малым.

Меч устремился к цели, но снова замер. Шульц с неохотой отметил, что лезвие отчего-то не торопится перерезать глотку зарвавшегося юнца. Лицо врага всё явственнее отображается в его памяти, тонкий нос, золотистые глаза и длинные бледно-голубые волосы. Столько страха во взгляде, столько злости и бессилия...

- А к чёрту тебя, живи! – нехотя буркнул молодой Хайниц, убирая оружие в ножны. – Главное, что я тебя уделал, – он обернулся к напарникам. – Хоть и ублюдка, но аристократа! Вы ведь все видели? Расскажете нашим?

Юноша не заметил, как за его спиной казалось уже поверженный противник выхватил кинжал. Изогнутое лезвие ловит свет витражей. Повинуясь испугу на лицах друзей, боец четвёртой полуроты оборачивается лишь для того, чтобы осознать, что вытащить меч или защититься он уже не успеет. Холодная сталь отразилась в зрачках могильным холодом. Что-то просвистело в воздухе, тонкие пальцы сомкнулись на теле стрелы.

- Это как? – слова златоглазого паренька застыли в тишине.

Стрела. Длинная, гладко отполированная, она насквозь прошила его шею. Вокруг того места, где шлифованное дерево погружалось в кожу, проступила тёмная кровь. Секунда, другая и тонкий ручеёк сменяется пульсирующим потоком. Взгляд на измазанные кровью пальцы. Глаза закатываются, потерявший сознание человек падает на пол.

Мурашки пробежали по коже. Она не хотела, чтобы всё обернулось именно так. Только тренированным пальцам не прикажешь, к тому же стрела не меч, будучи пущенной, её уже не остановить. Внутри похолодело. Это точно она сделала? Где-то рядом кто-то завопил, где-то рядом кровь мажет бледно-голубые волосы и дорогой ковёр. Эти вопли раздражают. Слишком громко, слишком грубо. Почему она никак не заткнётся? Слушать противно! Без неё тошно! Как же её заткнуть?

- Сволочь! Дрянь!!! Уильям, сынок!! – развороченный рот с разбитыми губами делал оскорбления ещё более мерзкими. Но стрела, вошедшая прямо в кровоточащую пасть женщины, утихомирила крикунью. Судя по всему, навсегда.

Благодатная тишина. Что? Нет! Опять?! Ещё одна стрела извлечена из колчана. Вот она ложиться на тетиву, пальцы натягивают тугие плечи лука, четырёхгранный наконечник смотрит на сердце девчонки, разразившейся очередным монологом на тему того, как однажды отомстит и самой Торвальд и её гнусным собакам. Строить прогноз перед лицом смерти? Глупо.

- Ну, довольно уже, – длинные пальцы мягко опустили уже готовый выстрелить лук. – Оно, конечно, неприятно, но ведь мы не настолько верим балладам, чтобы убивать детей, опасаясь призрачной мести. Пойдём отсюда. Ты молодец, спасла меня и Шульца, – мужчина приобнял ротного за плечи, направляя к выходу. Следом неуверенно шаркал Хайниц. Осознание того, что минуту назад его могли убить, крепко засело в голове. Юноша непроизвольно откупорил с таким трудом добытую бутылку, делая несколько глотков. Алкоголь пошёл по кругу, освободители Тамана снимали стресс.

- О боги, я кое-что забыл, – внезапно взвился Густаво, когда дом остался уже позади.

- Штандарт?

- Его! Чёрт побери! А ещё серёжки этой суки. Должны же мы получить хоть какую-то моральную компенсацию от этих ненормальных?

Парень согласно кивнул. Лея промолчала.

- Тогда ждите здесь, я сейчас.

Дверь тихо скрипнула. Штандарт в углу, там же, где он его оставил. Серёжки тоже на месте, вместе с ушами и трупом. И девочка никуда не делась. Юная мисс Незаконнорожденная сидела на краешке ступеньки, хлюпая носом, и, видимо, производила анализ своего будущего. Внимание на Ремильеро она обратила лишь после того, как длинный силуэт загородил источник света.

- Я, конечно, не верю балладам, – задумчиво изрёк сапожник, доставая нож. – Но иногда стоит перестраховаться.

Лёгкий ветерок едва надувал паруса каравеллы. Судно покидало родную гавань с неохотой, точно имело живую душу, будто осознавало, что уже никогда не вернётся в порт, на верфях которого было некогда построено. Происходящее напоминало старинные предания о том, как два тысячелетия назад беженцы с потерянных континентов отправлялись в великое плаванье. С мачт доносились выкрики матросов, рулевой держал курс в открытое море, капитан о чём-то трепался с какой-то аристократкой. Крики чаек, солёный воздух проникает в лёгкие. А взгляд прикован к длинной борозде волн, уходящей из-под киля и постепенно исчезающей вдали.

- Ты в порядке? – его руки легли на плечи девушки, слегка сдвинув золотистые волосы. Эмми вздрогнула, скорее от неожиданности, нежели от боли. Да, её организм ещё не скоро восстановится, но Фрай помнил об этом и был крайне обходителен.

- В порядке, – маленькая ладошка сомкнулась на руке мужа, – просто до сих пор не могу поверить в то, что всё закончилось именно так.

- Я тоже, – низложенный граф задумчиво всматривался в медленно удаляющийся город. – Кто мог помыслить, что эта женщина окажется столь милосердной? Это даже не смешно. Но Эмм, я давно хотел сказать... Может мы ошибались всё это время? Любой человек может объявить себя героем или злодеем. Что это изменит? Ничего. Если судить по делам, то Торвальд не сделала и сотой части тех злодеяний, что уже есть на моей совести. Мы хотели убить её, а она нас пощадила. Кто после этого служитель тьмы?

- Мизори, – ответ сорвался вместе с тяжелым вздохом. – Олаф, элементалисты совсем не так глупы, как может показаться. Я всё понимаю, только ты кое-что забыл. И Торвальд забыла. Пусть неловко, пусть не очень удачно, но ты начал меняться. Путь к свету никому не даётся легко, в начале ошибки неизбежны. Так всегда. А что с Мизори? Она тоже начала меняться. И что станет с ней в будущем? Во что она превратиться через десять лет? Двадцать? Пощадила бы нас Мизори из будущего? Знаешь, кроме любви к справедливости и свету, кроме твоей мести у меня была ещё одна причина поступить так, а не иначе. Я не хотела, чтобы мой дорогой друг, та, в кого верила я и множество других людей, превратилась в нечто холодное и бессердечное. Ведь правитель это не просто человек. Это лидер – пример для подражания. Правитель – всегда герой. Но чудовище не может быть героем. А Мизори станет чудовищем, рано или поздно. Ход времени не дано остановить никому.