– Гляди, кто к нам пожаловал! – вдруг толкнул меня в бок Сибирцев. В зале появился давешний Вован собственной персоной. В шортах, в красной майке с портретом Чегевары и с лихо повязанной косынкой на голове. Завсегдатаи приветствовали его почтительными возгласами. Судя по всему, этот хмырь пользовался у них определенным авторитетом.

– Вот тебе контакт. Лучше не придумаешь, – хищно прошептал Костя и уставился на качка тяжелым немигающим взглядом.

Спустя пару секунд тот вздрогнул, обернулся и, узнав пляжных знакомых, смертельно побледнел. Сибирцев в ответ дружелюбно осклабился и приглашающе махнул рукой. Вован с обреченным видом приблизился к нашему столику.

– З-здравствуйте, – выдавил он.

– Присаживайся, дружище, не стесняйся, – ласково улыбнулся я. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Пива хочешь? – И, не дожидаясь согласия, подозвал официантку: – Десять кружек «Клинского», две бутылки «белой», три порции креветок и чего-нибудь под водку.

– Только не «сухарики нордические», – неожиданно встрял Вован. – У меня от них изжога!

Минут через пять официантка принесла заказ. Мы с Костей незаметно проглотили нейтрализующие алкоголь таблетки и принялись старательно спаивать «дружищу», рассказывая на ходу незамысловатые анекдоты. Вскоре напряжение окончательно исчезло, Вован заметно захмелел и стал воспринимать нас едва ли не как старых друзей.

– А что за «сухарики нордические», от которых у тебя изжога? – полюбопытствовал я.

– Маца, – презрительно скривился парень.

– ???!!

– Ну да, маца. Вы разве не видите, какой здесь дурдом? Эти болваны орут: «Бей жидов, спасай Россию!». А сами молятся на портреты Ленина, Троцкого и прочих. И жрут мацу. Дебилы, блин!

– А ты?

– Я?!

– Ну да, ты.

– А-а-а, понятно. Я не из их компании. Просто подрабатываю тут вышибалой. Пока дебилы еще спокойные, не успели наклюкаться. Но часам к двенадцати начнут куролесить. Вот тогда и придется кое-кого успокоить. – Вован шумно отхлебнул из кружки, сунул в рот сигарету и пустился в пространные воспоминания о своих трудовых буднях. Я рассеянно слушал, а Костя прилежно «писал» его речь на карманный диктофон.

– …конченые отморозки! – постепенно распалялся Вован. – Сейчас обнимаются, а скоро будут бутылки друг об друга раскалывать, стульями по черепушкам лупить. Революционеры, блин, хреновы! Воображают себя крутыми подпольщиками, а сами служат натуральным посмешищем для друзей хозяина кафе. За ними тут постоянно наблюдают из верхних кабинетов. Иногда вроде на камеру снимают…

– Ну-ка, ну-ка, подробнее! – заинтересовался я, подливая парню водки. В последующие двадцать минут Вован, подгоняемый наводящими вопросами, поведал немало интересного. Из его нетрезвой болтовни можно было сделать следующие выводы. Хозяином кафе «Имперская баррикада» и, по совместительству, лидером одноименного молодежного движения являлся некто Семен Пуримович (партийный псевдоним Эдуард Лимонадов). Вся «революционная» деятельность его подопечных сводилась, по сути, к выпуску псевдопатриотической газетенки «Великодержавный интернационализм». К мелким хулиганским выходкам в общественных местах, к периодическим заявлениям в приплаченной прессе и к безобразным, пьяным дебошам в кафе. Причем последние, как сумел вычислить Вован, исправно снимались на скрытые камеры. Зачем именно, вышибала не знал, но полагал «для смеху, посмотреть потом, по прикалываться». Помимо нижнего, общего зала, в кафе имелся верхний с отдельными кабинетами, куда посторонние (в том числе Вован) категорически не допускались. Тем не менее он пару раз видел, как туда с черного хода заходили некие солидные господа, «приехавшие на шикарных тачках». А блюда и напитки наверх подавались самые изысканные, о чем вышибале по секрету рассказал приятель, работающий на кухне. Туда же иногда отводили симпатичных девах, из числа «молодых революционерок».

– В общем фуфло, – когда Вован, покачиваясь, ушел, резюмировал Сибирцев. – Ни к каким терактам они, разумеется, не причастны. Кишка тонка.

– Среднее между цирком и публичным домом? – предположил я.

– Да, но не только, – задумчиво молвил Костя. – Видишь ли, Дима, меня очень настораживают скрытые камеры. Чует сердце, запись ведется не просто «смеху ради». Тут нечто более серьезное, с далеко идущими целями.

– А если Вован ошибся?

– Нет, не похоже. Он…

Тут на плечо Косте опустилась толстая лапа, и сиплый голос прорычал:

– Вынюхиваете, падлы?! Жить надоело, мусора поганые?!!

У нашего стола стоял, раскорячившись, здоровенный амбал лет под тридцать. В расстегнутой до пупа рубахе, с блатными наколками на мохнатом торсе, с окурком папиросы в уголке слюнявого рта и с рожей законченного дегенерата.

– Товарищ Санчес! Ментов вычислил! – взволновано прошелестело по залу. – Ща он им покажет кузькину мать!

Шепот достиг ушей амбала. Он самодовольно ухмыльнулся, рыгнул загустевшим перегаром и попытался сдернуть Сибирцева со стула. Но безуспешно.

– Шел бы ты на фиг, болван, – спокойно сказал Костя.

– Ты-ы-ы!!! Су-у-ука!!! – зарычал оскорбленный «Санчес». Широко размахнулся и… отлетел назад, приземлившись спиной на столик «призывников». (Неуловимым движением, высвободив плечо, майор врезал ему в грудь основанием ладони, одновременно поставив подножку.) Столик с треском переломился пополам. Послышался звон бьющейся посуды. Зал отреагировал разочарованными возгласами.

– А-у-о-о!!! – взревел поверженный амбал, неуклюже выбираясь из-под обломков. Глаза у него налились кровью, на лбу налипла креветочная шелуха, а в правой руке непонятно откуда появился финский нож.

– Убью, тва-а-арь!!! – бешено прохрипел он.

– Ну, ну, полегче, щенок, – посоветовал я, делая шаг навстречу.

– На, бля!.. Ы-ы-ы!!! Бац! – «Товарищ Санчес» попытался пырнуть меня в живот, попался на болевой захват, выронил нож и, получив кулаком в челюсть, безжизненно распростерся на полу. Зал испуганно притих. Я внимательно оглядел смущенных «революционеров». Новых актов агрессии ожидать явно не приходилось. Только что увиденное полностью выбило их из колеи: потупленные взоры, бледные лица, смиренные позы… Перетрусили, сопляки! «Товарищ Санчес» слабо зашевелился, застонал и громко испортил воздух. Сибирцев брезгливо зажал нос.

– Пошли, Дима, – сказал он. – Пахнет тут плохо!..

Снаружи заведения стояла темная июльская ночь, слегка рассеиваемая лишь несколькими редкими фонарями да отчасти ущербной луной. На черном полотне далекого неба горели крохотные огоньки звезд. От неухоженного пруда тянуло сыростью. В окрестностях не было видно ни души.

– Не фига себе! – дернул меня за рукав Костя. – Смотри!

Моя машина больше не стояла у автобусной остановки. Чьи-то шкодливые руки откатили ее почти вплотную к скверу.

– Шутники, блин! – досадливо сморщился Сибирцев. – Мелкие пакостники! Может, они ее и обсосали в придачу?

– Пакостники, говоришь? – пробормотал я. – Пожалуй, да. Но не мелкие! Место выбрано весьма разумно. Сквер не освещен, а в кустах отличная позиция для засады. Приблизимся мы к тачке… и привет!

– Верно, – помрачнел Костя. – Как думаешь, они нас слышат?

– Пока нет. Ветер дует в нашу сторону.

– Ну и?

– Пойдем к ним.

– ??!

– Если бы хотели пристрелить, то сделали бы это уже минуту назад, на выходе из бара. И никакие фокусы им бы не понадобились. Стало быть, хотят чего-то другого. А вот ЧЕГО хотят, нам с тобой и предстоит выяснить.

– Логично, – согласился Сибирцев. – Топаем под видом нетрезвых, разозленных лохов?

– Обязательно!

Незаметно дослав патроны в патронники, мы со злым видом направились к машине, по ходу громогласно возмущаясь неслыханной наглостью здешних аборигенов и обещая им всевозможные кары в случае гипотетической поимки. Засада, как я и предполагал, с комфортом устроилась в кустах. Место они выбрали очень удачное, имели все мыслимые и немыслимые преимущества. Однако, убаюканные нашим поведением, сразу стрелять не стали, даже по конечностям. Очевидно, решили обстряпать дельце по-тихому. За что и поплатились. Добравшись до «девятки», мы вдруг разом упали на землю и открыли частый огонь с двух стволов в направлении наиболее вероятного местонахождения противника. Результат превзошел все ожидания. Кто-то в кустах болезненно вскрикнул, кто-то умирающе забулькал, что-то тяжелое с треском рухнуло, ломая ветки. А еще кто-то выпустил в нашу сторону торопливую бесшумную очередь, выругался по-чеченски в адрес заклинившего затвора и, хромая, пустился наутек.