Я тянусь к папиной руке и глажу ее, но недолго, чтобы никому из нас не стало неловко. Иногда я жалею, что он не такой папа, который просто спросит, где этот парень живет, поедет к нему домой и схватит его за грудки. Но я знаю, что он все равно самый лучший.

Нет здесь никакого дома номер один.

Я хожу кругами по площади Данэм напротив Массачусетского технологического института и разглядываю все надписи и номера на зданиях, как пожилая леди, а мимо меня то и дело пробегают студенты. Площадь Данэм – это аккуратная зеленая лужайка, окруженная университетскими зданиями. Напоминает «Беннетт», только здесь корпуса образуют замкнутый квадрат. Адрес ЦИСа – пл. Данэм, 1, но здесь нет никакого дома номер один. Здание в верхнем левом углу – дом номер два, и если от него пойти направо и обогнуть всю площадь по часовой стрелке, номера домов по ходу движения будут увеличиваться. Последним – слева от дома номер два – стоит дом номер пятнадцать, самое высокое здание на площади.

Я сажусь на лавочку и уже готова признать свое поражение, как вдруг замечаю в центре площади странноватую постройку. Она небольшая и напоминает верхушку какого-нибудь большого старинного здания, которую сняли и поставили на землю. Цвет у этого необычного сооружения белоснежный, оно окружено колоннами, а венчает его небольшой купол. Из-за одной из колонн внезапно появляется девушка в свитере медного цвета и поспешно идет в сторону Массачусетс-авеню, прижимая к груди стопку книг.

Что-то подсказывает мне, что не стоит за ней бежать. У нее такой встревоженный вид, что она, наверное, перейдет дорогу на красный свет и не заметит.

Подхожу к зданию и начинаю его обходить. Рядом с тяжелыми деревянными дверями прибита почти незаметная железная табличка, на которой написано:

– Да?

Мешкаю, не зная, как начать.

– Вы по записи? – голос женский и нетерпеливый.

С секунду я думаю.

– Хм… Само собой, – лепечу я неуверенно.

– Имя, пожалуйста.

Закатываю глаза, понимая, что все это плохо кончится.

– Элис Роуи.

Долгая пауза.

– Вы не записывались.

– А кто со мной говорит, автоответчик? – спрашиваю я. Но в ответ – тишина.

– Я ваша бывшая пациентка, – наконец говорю я, снова нажав на кнопку. – Мне нужно поговорить с доктором Петерманом.

– Тогда позвоните по телефону, указанному в нашем справочнике, – сухо произносит голос.

С секунду я думаю.

– А у вас тут есть камера наблюдения? – спрашиваю я.

– Слева от вас, – наконец отвечает голос.

Поворачиваю голову и вижу над дверью маленькую белую камеру, которая смотрит прямо на меня. Я вытаскиваю из сумки стопку открыток, раскрываю их веером, как карты, и поднимаю к объективу.

– У меня нет справочника, – говорю я. – Я не была у вас уже десять лет. У меня есть только вот это и ненормальные сны о парне, который, как я думала, был плодом моего воображения, но потом оказалось, это реальный человек. Мне нужно поговорить с доктором Петерманом, и я готова ждать. Все равно из этого ненормального здания есть только один выход, и я стою как раз напротив него.

Через секунду дверь с щелчком открывается. Захожу внутрь и оказываюсь в приемной круглой формы. Передо мной – секретарский стол, а справа и слева от него – по лестнице, ведущей вверх, к двери в какой-то кабинет.

– Здесь очень круто, – говорю я девушке за столом. Волосы у нее уложены в гладкий пучок, лицо очень серьезное. Надо ее задобрить, думаю я. И продолжаю: – Ау вас красивое… платье. – Никакое оно не красивое. Ужасная коричневая ткань, отложной воротник. Такое впору бабушкам носить. Сама девушка немногим старше меня. Она симпатичная, но платье ей совершенно не к лицу.

– Это бывшая обсерватория, – объясняет она. – А платье мне бабушка сшила. Можно посмотреть открытки? – она вытягивает руку.

Я терпеливо жду, пока девушка изучает открытки и печатает что-то на компьютере.

– Можете тут посидеть, – говорит она мне, не поднимая глаз, и резко указывает на стоящую у стены скамеечку – спинка у скамеечки полукруглая, как раз под форму комнаты.

Сев, я понимаю, почему девушка прогнала меня сюда. Из-за каких-то фокусов акустики я не слышу ни слова из того, что она шепчет по телефону, как ни стараюсь.

– Он идет, – наконец говорит она.

Когда доктор Петерман спускается по одной из лестниц, оказывается, что он одновременно и такой, и не такой, каким я его себе представляла. Такой – из-за пушистых белых волос и толстых очков. Не такой – из-за эластичных велосипедок, спортивной майки, велосипедных кроссовок и обаяния.

– Элис, – говорит он, поднимая солнечные очки на макушку и протягивая мне руку в кожаной перчатке. – Как я рад. Я знал обоих твоих родителей, – он тепло улыбается. – Прошу меня извинить за мой костюм. Нужно успеть насладиться последними теплыми деньками, пока не ударили сибирские морозы, так ведь? Я собираюсь прокатиться на велосипеде вдоль реки.

– Простите за беспокойство, доктор Петерман, – говорю я. – Но не так давно я нашла вот эти открытки, и, само собой, у меня возникли вопросы. – Тут я понимаю, что открыток у меня нет, что невозмутимая фанатка стиля «винтаж» мне их еще не вернула, поэтому подхожу к ее столу и требовательно протягиваю руку. Девушка закатывает глаза и отдает мне открытки.

– Ну, естественно! – радостно восклицает Петерман. – Я с преогромной радостью расскажу тебе, чем мы тут занимаемся, если ты запишешься на прием. – Он растягивает губы в такой широченной улыбке, что перестает казаться искренним. – В настоящее время я весьма занят, но, уверен, в ближайшие пару месяцев мы сможем что-нибудь придумать. Так ведь, Лилиан?

– Месяцев? – переспрашиваю я. – Нет. У меня дело чуть более неотложное. Можете уделить мне буквально пару минут или показать мою карту?

– Боюсь, что нет. – Петерман нервно смеется. – Видишь ли, мы совсем недавно перешли на новую компьютерную систему, и пока что успели перенести в нее меньше половины карт наших пациентов. Это скрупулезнейший процесс. Уверен, ты все понимаешь. – Он машет мне рукой и идет к двери.

– Прошу вас, доктор Петерман, – говорю я, преграждая ему путь. – Мне снятся совершенно ненормальные сны, и я потихоньку перестаю понимать, где сон, а где реальность. Папа рассказывал, что вы мне очень помогли, когда я была маленькой. Я просто хочу узнать, что именно вы сделали.

И тут раздается новый звонок в дверь, Петерман застывает на месте, Лилиан поднимает на него глаза из-за своего стола, ноздри у нее раздуваются.

– Мне… – начинает было она.

– Нет, – быстро прерывает ее Петерман. Потом поворачивается ко мне. – Прости, Элис. Как я уже сказал, я очень занят.

Еще звонок. Петерман закрывает глаза. Раздается стук.

– Кого-то ждете? – спрашиваю я.

Петерман скрипит зубами.

– Не пускать их, – приказывает он Лилиан.

– Но доктор… – шипит она. – Там они наделают больше шума, чем тут.

Петерман внимательно смотрит на нее.

– Ты права, – наконец соглашается он. – Открывай.

Я слышу тихий щелчок, потом тяжелые двери распахиваются, и мужской голос кричит:

– У меня тут семь павлинов. Может, еще пару часиков продержали бы нас у двери?

К моему удивлению, он не шутит. В приемную заходит парень в толстых очках и с растрепанными коричневыми волосами, под мышкой у него извивается павлин. За ним идет девушка в свитере медного цвета и толкает тележку, нагруженную клетками с еще шестью птицами. Птицы бьют крыльями, скачут и кричат, зеленые хвосты торчат во все стороны.

– Знаю, миссис Перри заказывала павлинов, – с усмешкой говорит Петерман. – Но в следующий раз нужно придумать им замену. – Вдруг он осекается, вспомнив про меня. – Элис, это Майлс, наш ассистент, как и Лилиан и Нанао.