– Надеюсь, не слишком. Ты пробыла здесь всего десять минут, не хотелось бы, чтобы ты попала в плохую компанию. Если говорить о… – Он предельно серьезен.

При этом не мрачен – скорее, это серьезность человека, не заинтересованного во всякой чепухе.

Ну вот, начинается, думаю я. К подобному тону я уже привыкла. В нем слышится предостережение.

– Перед тобой открывается столько возможностей, Элис.

– Вы говорите совсем как мой папа, – отзываюсь немного напряженным голосом.

Но декан Хаммер, как кажется, меня не слышит.

– У тебя прекрасные отметки, – продолжает он, просматривая документы о моей успеваемости. – Но меня немного беспокоят характеристики от преподавателей.

Прикусываю щеку изнутри.

– Речь о моих целях?

– Совершенно верно, – подтверждает он. – Все твои преподаватели используют одно и то же словосочетание. Высокий потенциал. Но сходятся на том, что ты «скачешь по верхам», – говорит он, рисуя пальцами в воздухе маленькие кавычки. – Если бы ты сосредоточилась на том, что тебе действительно интересно, ты достигла бы очень многого.

Я знаю, что он хочет от меня услышать. Что я готова! Что знаю, в какой колледж хочу поступить, кем хочу стать и какую хочу надпись на собственном надгробии. Но я не готова и не знаю.

Я упрямо молчу, декан Хаммер прочищает горло.

– Какой у тебя сегодня первый урок? – учтиво интересуется он.

– Социальная психология с мистером Леви, – отвечаю я, перепроверив расписание.

– Достойный выбор. Уверен, тебе понравится профессор Леви. – Декан встает и открывает дверь, и тут я понимаю, что за все это время он ни разу не улыбнулся. – И помни, Элис, мы всегда готовы тебе помочь. Наша задача – сделать так, чтобы обучение у нас принесло тебе максимальную пользу.

– Спасибо, – я жму ему руку. И закатываю глаза, как только за мной захлопывается дверь.

– Все так плохо? – спрашивает Оливер. Он сидит на столе, будто это кухонная стойка, а за столом сидит с виду очень пожилая секретарша, которая изо всех сил пытается скрыть свою радость.

– Что ты тут делаешь так долго? – спрашиваю я.

Он спрыгивает со стола.

– Болтаю с Робертой, моей единственной любовью, что же еще. – Он подмигивает женщине за столом. – Не волнуйся, Роберта, Элис никому не расскажет про наш тайный роман. Она тут новенькая, поэтому все равно никого не знает. – В ответ Роберта просто кивает.

– Давай я провожу тебя на первое занятие, – говорит Оливер. И это не вопрос, а утверждение.

– Чересчур счастливый вид для первого дня в новой школе, – подмечает мистер Леви, когда я захожу в кабинет номер 201. – Ты, наверное, Элис. Остальные ходили ко мне на «Введение в психологию» прошлой весной, а тебя вот я не узнаю. Ну и Кевина Макинтайра, который, судя по всему, все лето только и делал, что лакомился спортивным питанием.

Последнюю фразу он произносит, понизив голос, наклонившись вперед и спрятав руки в карманы, будто это теперь наша общая тайна, а остальные тем временем рассаживаются. Мистер Леви, судя по всему, из тех «крутых» учителей, которых «уважают». На нем джинсы и рубашка оливкового цвета, а еще он довольно молод. Будто только вчера из колледжа. И, кажется, ему это в себе очень нравится.

– Ты же знаешь, как у нас заведено? – продолжает Леви. – Новенькие кратко рассказывают о себе. Элис? Ты что, уже не с нами?

Да, не с вами. Я совершенно ничего не слышу. И перестаю дышать. Я думаю о письме, которое однажды написала мне мама: о ядовитой морской змее, носатой энгидрине, и о том, как она едва спаслась от ее укуса. Носатая энгидрина обитает у берегов Мадагаскара. Она такая ядовитая, что одним укусом может убить пятерых. Яд парализует жертву мгновенно. Но смерть наступает не сразу. Жертва лежит, не в силах пошевелиться, зная, что осталось недолго. И вот именно так я себя и чувствую – меня полностью парализовало, только сердце изо всех сил колотится о ребра.

Потому что из дверного проема на меня смотрит Макс.

Мой Макс.

Макс из моих снов.

Мой Макс, которого не существует.

Ну все, совсем уже крыша поехала, думаю я. Он мне привиделся. Но потом кто-то поспешно вбегает в класс, врезается в Макса, и книги, которые он держит, падают на пол. Я бросаюсь их собирать, но он быстро поднимает их сам и, не глядя на меня, идет к своему месту.

Что ж, стало быть, не мираж, думаю я. Наверное, двойник. Потому что не может же быть, чтобы его звали…

– Макс! Надеюсь, на футбольном поле у тебя с координацией получше! – шутливо восклицает мистер Леви. – Добро пожаловать, дружище.

Макс поднимает глаза на секунду, улыбается мистеру Леви и быстро садится, вперив взгляд в учебник, будто это бомба, которая может взорваться в любой момент.

– Так что, Элис, готова рассказать о себе? – спрашивает Леви.

Весь класс, утихнув, смотрит на меня. В том числе и парень из моих снов, который только что стал реальным.

Я ЕГО ПРИДУМАЛА. По крайней мере, так я себе всегда говорила. Все мои детские влюбленности соединились в образе одного идеального парня. Но беда в том, что я ошибалась. Потому что прямо сейчас Макс сидит на школьном дворе и читает учебник по психологии, прерываясь каждые несколько минут и печатая что-то на телефоне. На нем серая футболка, и мне очень хочется подойти и усесться ему на колени.

– Соберись, – шепчу я себе, убирая прядь волос за ухо, и гляжу на розданную нам распечатку по американской истории. Приходится сосредотачиваться на каждой строке. О чем там была статья, которую я прочла несколько дней назад через папино плечо? Кажется, о том, что с развитием Интернета теория шести рукопожатий превратилась в теорию четырех рукопожатий? Наверное, я просто видела его на Facebook… Если забыть о том факте, что он начал мне сниться задолго до того, как я узнала о существовании сайта Facebook.

В детстве я ужасно боялась крови, что было очень некстати, учитывая, что кровь шла у меня из носа довольно часто. У нас с папой было специальное слово для описания ощущения, которое вызывал у меня вид крови, что в жизни, что в фильмах. Желейность. Хорошее настроение и самочувствие у меня тотчас пропадали, стоило только увидеть чью-нибудь разбитую коленку или случайный порез от канцелярского ножа – мне тут же начинало казаться, что все мои кости растворились. Будто я просто кожаный мешок, болтающийся на ветру, или один из дурацких надувных человечков, которых ставят перед офисами автодилеров.

И сейчас я чувствую себя абсолютно желейно, но не из-за крови. И моя цель – сделать так, чтобы это чувство не продлилось до конца года.

Спокойно-спокойно-спокойно, повторяю я себе, наматывая круги по ухоженному газону. В голове крутится миллион вариантов приветствия. Фразы, благодаря которым я покажусь остроумной и крутой, эдакой «роковой женщиной» из грез – чисто технически я она и есть. Для него. Например: «Рада встретить тебя в реальности». Или: «Как спится в последнее время?» Он улыбнется, притянет меня к себе, поцелует, объяснит все и больше уже никогда не отпустит.

– Привет, – вот все, что я могу из себя выдавить, глядя на Макса и переминаясь с пятки на носок. Кажется, будто каждая клеточка моего тела истошно кричит; мне вдруг нестерпимо хочется убежать – как можно быстрее и как можно дальше.

Макс поднимает взгляд не сразу, отчего я решаю, что он заметил, как я тихонько слежу за каждым его движением. Он с преувеличенным усердием заканчивает выделять маркером кусочек текста, затем откладывает книгу в сторону.

– Привет, – отвечает он, наконец взглянув мне в глаза, а руки положив на колени. В его взгляде есть что-то такое, чего я еще никогда не видела. Какая-то… строгость. Почти вызывающая.

Вдруг до меня доходит, что я, наверное, его отвлекаю, как та бездомная дама, которая звонила нам домой каждую субботу из телефонной будки неподалеку и спрашивала, что сегодня на обед. Если я была в хорошем настроении, я шутила с ней.