– Как бы там ни было, – говорит папа, – пара суббот в месяц в ЦИСе – и ты стала спать сном младенца. Ты стала счастливее. Странноватые люди там работали, но они изо всех сил старались вам помочь.

– Вам? – переспрашиваю я. – Там был еще кто-то? – Я смотрю на шарики на поздравительной открытке. Такое чувство, будто моя голова переполнена фрагментами мозаики, и я пытаюсь собрать ее без помощи рук.

– Разумеется, – говорит папа. – Ты же знаешь, как проводят исследования.

– А ЦИС еще существует? – спрашиваю я.

– Ну, кто-то же отправляет тебе открытки, так ведь? – напоминает папа, возвращаясь к газете.

Я быстро поднимаюсь. Я чувствую, что наконец проснулась и что теперь меня наконец переполняет надежда.

Бегу наверх переодеваться, но, коснувшись ногой первой ступеньки, отскакиваю. Могу поклясться, что ступенька была мягкая, как диванная подушка, и моя нога в ней почти утонула. С секунду смотрю на ступеньку. На вид ничего особенного. Делаю глубокий вдох и осторожно ставлю на нее пальцы ног, а потом перемещаю вес тела вперед. Ничего необычного. Деревянная ступенька как деревянная ступенька.

Французский кофе сегодня что-то никак не начинает действовать.

На самом деле не стоит ждать от меня, что я смогу протянуть весь учебный год в таком состоянии. В состоянии тоски по парню, которого, как подсказывает мне сердце, я знаю целиком и полностью, но который в реальности ведет себя так, словно меня не существует. Я бы вполне могла стать главной героиней какого-нибудь фильма о сталкерах. Воображаю закадровый текст трейлера. Как далеко она зайдет в погоне за парнем из своих снов в этом мире, лишенном смысла?

Понятно, что надо что-то делать, – именно поэтому я и пошла в кафе. Вернее сказать, в столовую: с окнами от пола до потолка, длинными столами из дуба и тяжелыми люстрами. Здесь есть вегетарианские, веганские и безглютеновые блюда. Во время завтрака можно воспользоваться вафельницей, во время обеда – бутербродницей, а видов хлопьев здесь больше, чем на самой большой фабрике. Но что удивительнее всего, здесь можно и поужинать, потом пойти на вечерние занятия или в спортивную секцию, а после еще разок перекусить перед ночным бдением в библиотеке, если вы любитель сидеть в библиотеке до утра.

В ЗДОРОВОМ ТЕЛЕ – ЗДОРОВЫЙ ДУХ! – гласит надпись над отделом выпечки. Но сейчас есть мне совсем не хочется. Я тут по делу.

Вдохновил меня сюда прийти звонок Софи на третьей перемене.

– Я его погуглила! – с гордостью сообщила она, когда я ответила.

– Кого? – не поняла я.

– А ты как думаешь? – поинтересовалась она. – Парня из снов, естественно. Раньше мы не могли этого сделать, потому что у нас были только очень обрывочные сведения: имя, возраст, рост и… симпатичность. Но теперь-то мы знаем куда больше! Фамилию, родной город, даже название школы!

– И что же ты нашла? – спросила я. Сердце в груди забилось быстрее. Софи – настоящий гений.

– Боюсь, не так много, – говорит она тихо. – По крайней мере, ничего такого, что бы вас связывало. Он учится в «Беннетте» с первого класса, заработал несколько спортивных наград, он капитан футбольной команды – для юниора это очень даже достижение, а в десятом классе весной он ездил на Коста-Рику по какой-то там программе обмена. Впечатляет.

– Рада, что он тебе так нравится, – пробормотала я.

– А можно, пожалуйста, поласковее? Я ради вашего высочества влезла в шкуру Нэнси Дрю, между прочим.

– Прости, Соф, ты же знаешь, я очень тебе благодарна. Просто я расстроилась. Не понимаю, откуда я его знаю. А он, несмотря на все мои старания, ведет себя так, будто я для него просто новенькая с занятий по психологии.

– Цель все ближе, – сказала Софи. – Не теряй надежды. А теперь позволь откланяться, мисс Тассиони недобро на меня поглядывает.

– А где ты? – спрашиваю я, хихикая.

– Ну, сказать по правде, сижу на первом ряду на уроке литературы, – сообщает она. И чуть враждебно добавляет, отвечая голосу на заднем фоне: – Ладно! Хорошо! Знаете, на Джейн Остин весь свет клином не сошелся!

Софи отключилась.

Грустно улыбаясь и стараясь не обращать внимания на боль в груди, я положила телефон обратно в сумку. Софи смелая и дерзкая. И в то же время очень преданная. Невозможно скучаю по ней!

Я была очень ей благодарна за помощь, но продвинулись мы недалеко. Сама я весь день искала Макса и наконец выследила его на ужине. Вот именно сейчас герой моих снов движется с подносом от стойки к стойке и нагружает свою тарелку едой. Моя миссия на сегодня состоит в том, чтобы определить его пищевые пристрастия.

Если окажется, что Реальный Макс любит и ненавидит то же, что и Макс из снов, – терпеть не может кориандр, обожает гамбургеры и в целом равнодушен к сладкому, – я пойму, что мне снится реальный человек… а потом, возможно, я выясню, почему снится. Может, я узнаю, как все это связано с таинственным ЦИСом и что со всем этим делать.

– Ммм! Бразильская кухня! – восклицаю я с преувеличенным энтузиазмом, становясь в очередь за Максом и изучая меню. В столовой моей старой школы было два типа блюд. Съедобные и несъедобные. А здесь их до смешного много.

Макс молча кивает, кладет себе на тарелку какой-то стейк и даже не поднимает глаз.

Нервно барабаню пальцами по подносу и двигаю его дальше. Когда я подхожу к тарелке с жареными плантанами[8], я чувствую облегчение. Вот же оно. Блюдо-пароль. Когда я была маленькой, папе однажды пришлось уехать на конференцию, оставив меня на попечение бразильянки, которая жила этажом ниже. Я-то думала, что все пройдет замечательно, спланировала, как буду смотреть телевизор, пока глаза не взорвутся. Но Беатрис оказалась на удивление строгой, и, что еще хуже, каждый вечер она пережаривала плантаны с говяжьим фаршем и специями. Я улыбалась, пока жевала, потом незаметно сплевывала еду в салфетку и скармливала Джерри под столом, пока Беатрис не видела. Спать я ложилась с сильнейшим чувством голода и острой тоской по папе.

Но Макс всегда приходил ко мне во сне.

– Жареные плантаны очень хороши, – сказал он, когда мы сидели на дереве в амазонских джунглях, любуясь ярко-зеленым закатом. – Ты когда-нибудь пробовала их с корицей и тростниковым сахаром? Держи.

Он отправил кусочек плантана себе в рот и передал мне коричневый бумажный пакет. Я жадно набросилась на угощение, а он, пока я ела, смотрел на меня с улыбкой. Потом мы слезли с дерева, чтобы исследовать местность, и в итоге обнаружили новый вид рыбы, у которой вместо чешуи была шерсть.

– Ты когда-нибудь пробовал их с корицей и тростниковым сахаром? – спрашиваю я, указывая на плантаны ложкой и краем глаза следя за Максом. Пожалуйста, скажи «да».

– Неа, – небрежно бросает он. – Вкусно? – Не дожидаясь моего ответа, он сразу идет к следующей стойке.

– На самом деле, вполне, – с грустью говорю я в пустоту. – Спасибо, что спросил.

Иду за ним к стойке с напитками. Он не берет газировку, вместо этого ровной линией ставит на свой поднос шесть маленьких стаканов воды со льдом. Не могу удержаться от того, чтобы состроить гримасу. Как скучно. Как не по-максовски.

– А Амазонка? – продолжаю я. – Был на ней когда-нибудь?

Наконец Макс смотрит на меня. Но выражение лица у него совсем не такое, на какое я рассчитывала. Озадаченное, недоброе. Отвожу взгляд, ставлю стакан под кран с молоком и слишком резко его забираю, когда стакан наполняется. Шоколадное молоко расплескивается по всему подносу. Вздыхаю.

– Что ж, придется попробовать, каковы на вкус плантаны с шоколадом, – слабо улыбаюсь я.

Макс все еще смотрит на меня, продолжая хмуриться, но на этот раз, клянусь, я замечаю на его губах тень улыбки. Будто он кусает щеки изнутри, чтобы не рассмеяться.

– Что? – спрашиваю я.