- Не сомневайся, Фугаку… мы спасём его, - ободряюще пообещал Орочимару.

Холодные руки схватили Наруто поперёк груди, притягивая его к чужой и сжимая в этих тисках-объятиях. Картинка стремительно удалялась, а он отчаянно пытался зацепиться за неё, не дать ей померкнуть, не дать произойти этой страшной ошибке.

- Ты не мог этого видеть, - прошипел Узумаки, когда перед глазами появилась очередная стена. - Тебя не было там!

- Ошибаешься, - улыбнулся Девятый, мазнув горячим дыханием по уху. - Я был в том месте… и уже тогда знал, к чему приведёт их выходка.

Всё снова изменилось.

Белая комната, рыжая женщина, склонившаяся над объектом. Та говорит что-то, отшатывается от него и… умирает.

- Её тело… это она была в той комнате, - поражённо вздохнул Наруто, вглядываясь в разметавшиеся яркие волосы, скрывающие её лицо. - Я… она кажется мне знакомой.

- Это та женщина, которую люди называют матерью. Она дала тебе жизнь, выносила.

Узумаки почувствовал, как сердце пропускает удар. Стало холодно, и, когда Девятый разжал хватку, он едва не упал коленями на пол. Его мать…

Руки сами собой потянулись к ещё подрагивающему в конвульсиях телу:

- Ты убил её.

- Да, - холодно отозвался объект. - Потому что они создали меня для убийств, а не для любви.

- Но тебе хотелось… чтобы тебя любили, - слабо улыбнулся Наруто.

Резкий удар, обрушившийся в его спину, подтолкнул Узумаки вперёд. Он было выставил руки перед собой, чтобы не врезаться в стену носом, но та внезапно растворилась под пальцами, как её и не было вовсе.

Девятый молчал.

Бокс для новорожденных, а в нём маленький ребёнок, ещё толком не понимающий, что произошло. У его изголовья сидит светловолосый мужчина.

Минато намного моложе, чем тогда, когда Наруто увидел его впервые. Моложе и печальнее, а голубые глаза мутные от бессонных ночей и грусти.

- Я должен отдать тебя им, - охрипшим голосом произносит тот, поглаживая пластиковую стенку. - Я обязан.

И на лице у него неподдельная горечь утраты, будто бы сына уже нет, а он сидит не перед боксом, а рядом с маленьким гробиком:

- Но я не хочу…

Минато шумно вздохнул, опуская голову и опираясь лбом о тёплый пластик. Если приглядеться, то можно заметить, как плечи того чуть вздрагивают, а руки безвольно сжимаются в кулаки.

- Мы сами подписали эту бумагу, - тихо говорит вошедшая в комнату женщина. Та самая, с рыжими волосами.

Но Минато не вздрагивает, не поднимает на неё голову. Он продолжает оплакивать того, кто всё ещё жив.

- Ты знаешь, кто убил твоего отца, - тихо шепчет Девятый на ухо. - Саске… да, именно он, а ещё его брат Итачи и твой лучший друг Киба.

Узумаки в ужасе смотрит на расплывающийся образ мужчины. В голове только пустота и тихий шелест несуществующих мыслей. Убили… единственного человека, который его любил с самого начала, который верил…

- У них не было выбора, - резко отрезал Наруто, отпрянув назад и опуская глаза: смотреть на это стало совсем невыносимо.

- Выбор есть всегда, малыш. Только они выбрали тебя, а не его.

Узумаки зажмурился. Слова объекта били в цель, ломали и крошили позвоночник, словно он был простым меловым столбом.

Обхватив голову руками, он отрицательно покачал ею:

- Так было нужно… иначе…

- Иначе что, Наруто? Ты пытаешься оправдать Учиху лишь из-за того, что твоя привязанность к нему сильнее. Потому что Минато ты не знал, не был с ним, а вот с Саске…

- Заткнись!

- Твоё мнение предвзято. Ты пытаешься оправдать тех, кто убил твоего отца. Поскольку любишь одного из них. Так оправдай и меня! Я убивал ради безопасности: твоей, Саске… Делал всё для нашего будущего.

- Ты…

- Монстр? - усмехнулся тот и резко развернул Узумаки к себе лицом. Впился пальцами в его руки, оттягивая ладони от ушей и заставляя посмотреть себе в глаза.

И Наруто внезапно понял, что, называя Девятого монстром, становится с ним на одну ступень. Их сознания неразделимы. Тело одно на двоих, значит…

- Ты тоже монстр, малыш, - серьёзно отвечает объект. - Разница лишь в том, что я признаю это, а ты пытаешься закрыться от правды. Потому что она тебе не нравится. Так же, как и с Минато.

Холод прошёл по телу. Узумаки, глядя на Девятого, нервно облизнул пересохшие губы и не нашёлся, что ответить. Тот был прав, но поверить в эту правду значило воткнуть кол себе же в сердце.

- Иди и подумай…

***

- Наруто!

Учиха, трясущий того, облегчённо вздохнул, когда в глазах парня появился проблеск разума.

- Ты… - нахмурился Узумаки, перехватывая руки Саске и чуть сжимая. - Девятый…

- Опять? - зло скрипнул зубами Учиха. - Что ему было нужно?

Наруто отрицательно покачал головой, отстраняясь. Люди вокруг шли к машине, таща за собой кто рюкзаки, кто наспех связанные из кусков ткани мешки. Было странно видеть детей, что несли охапкой по три автомата или дробовика. Он даже на пару вздохов забыл об объекте, всматриваясь в их лица и понимая, что мир, в котором дети так радостно цепляются за оружие, не может существовать.

- Девятый сказал, что Минато умер из-за вас, - поворачиваясь к Саске, сказал Узумаки. - И я не виню тебя. Мне больно, но…

Учиха молчал. Слова «у нас не было выбора» уже давно перестали подходить для оправдания чьей-либо смерти. Поэтому он смотрел на Наруто так, как смотрит подсудимый на судью, готового вынести вердикт.

- Это наша жизнь, - прикрыл глаза Узумаки, шумно вздыхая. - Мне пришлось бы выбирать: или ты, или отец… А это слишком тяжёлый выбор.

Качнув головой, Наруто развернулся и медленно побрёл к машине. Внутри всё застыло, и любое слово, которое сказал бы Саске, обратилось бы новой ледышкой. Она бы вонзилась в спину и рано или поздно пробралась в грудную клетку к тем остальным.

Учиха не стал останавливать его. Он замер, прикрыв глаза и сжав кулаки.

Жизнь… она вмиг стала трудной, непонятной и новой. То, что Узумаки не обвинил его в смерти отца, ещё не значило прощения. Он просто смирился с этим, как и Саске смирился со своей виной перед ним. Убей или будешь убит - прагматичная логика, заставляющая их жить по другим правилам.

В машину к Джирайе Учиха забрался всё в таком же гробовом молчании. Стоило бросить быстрый взгляд на Наруто, как заревел мотор.

Узумаки же прикрыл глаза и опустил голову, пытаясь скрыть свои эмоции в напускной сонливости.

***

Из просторной водительской кабины грузовика открывался вид на огромное поле и виднеющийся вдали тёмный силуэт города. Высотки почему-то сейчас казались обглоданными с обоих сторон рыбьими скелетами, а дома пониже практически прозрачными плитами.