Наруто усмехнулся. Куда-то пропали все чувства…

Играя роль трупа он всё больше и больше верил в то, что на самом деле один из этих тварей и теперь не будет ничего, кроме жажды крови, бесцельного блуждания по руинам города. А то, что голод ещё не наступил - отсрочка.

«Ты бредишь», - фыркнул Девятый. - «Ты не один из них. Ты другой. Совсем».

Другой… лестный комплимент сейчас прозвучал приговором.

Как отнесётся Саске к тому, что он… другой? Учиха ведь знал, что сердце Узумаки бьётся, что в венах течёт кровь. Он никогда не видел, чтобы он, Наруто, двигался с такой страшной раной, сквозь которую даже рёбра видно, если приглядеться.

Саске… отвернётся. Скорее всего, так он и поступит.

И эта мысль отзывалась внутри болью, к которой он привыкнуть ещё не успел. Его тело адаптировалось к любым условиям. Даже к осколкам внутри, даже к ране, даже к смерти. Оно знало, что нельзя запускать сердце, потому что металлические и каменные «занозы» внутри придут в движение и нанесут ещё больше урона. Оно приспособлялось.

Тело знало, что нужно двигаться, идти, чтобы найти носителя.

Тело не мёрзло, потому что его температура резко упала.

Телу было плевать на падающий снег.

А Наруто наслаждался этими белыми мухами, летающими перед глазами. Он слушал, как тихо вокруг стало, и не мог сдержать улыбки. Он любил снег… и вспоминал, как они с Учихой лежали на одном лежаке в том заброшенном особняке посреди зимней ночи. И тогда Саске был тёплым. Он позволял прикасаться к себе.

Узумаки хрипяще вздохнул, понимая, что скучает. Это отвратительное чувство внутри резануло так резко, что он остановился, выронив свою железную палку из руки. Звон, гул. Где-то слева от дороги зашипели, но, не чувствуя живого, не вышли.

…Девятый знал Саске.

Он виделся с ним там, в лаборатории. Даже разговаривал с ним.

«Подглядывать нехорошо».

Наруто усмехнулся в очередной раз. То, что Девятый общался с Учихой раньше него, ничего не значило. Это не добавляло объекту эмоций, чувств. Это не делало существо внутри него полноценной личностью.

Девятый всё ещё был вирусом.

«Вот сейчас обижусь и вырублю тебя. Хочешь?»

- А как же Саске? - вслух спросил Узумаки, и собственный голос прозвучал неожиданно хрипло и одновременно громко в этой снежной тишине. - Он ведь… не безразличен тебе?

«Потому что он носитель. У меня одна привязанность и одна обязанность, глупец», - раздражённо. - «Не пытайся своим жалким разумом увидеть чувства там, где их не может быть. Вы, люди, хотите верить, что всегда есть любовь. Что всегда есть тепло, потому что вам так удобно! Потому что в вас заложена программа размножения. Поэтому вы и верите в чувства. Приписываете их даже животным, которые живут на инстинктах. Даже мне пытаешься их приписать».

- Тогда Саске только мой, - твёрдо прошипел Наруто, сам удивляясь этой резкой фразе, которая выскочила словно из подсознания.

Но на этот раз Девятый не ответил. Темнота вспыхнула перед глазами, и колени ударились об асфальт…

***

- Гаара… я снова…

- Ты снова в его голове. Точнее, в своей голове, но… не важно.

Парень протянул ему руку, помогая подняться. Узумаки прекрасно различал реальность и иллюзию хотя бы потому, что в настоящей жизни рядом с ним не было рыжего проводника, что сейчас смотрел с грустной усмешкой.

- Ты хочешь мне что-то показать? - спросил Наруто, глядя на белую дверь в стене.

Вместо ответа были резкий толчок в спину и ощущение падения, а потом…

- Ты проиграл, - беззлобно улыбнулся Саске, сидящий напротив по-турецки и постукивающий длинными нервными пальцами по собственным острым коленям. Вид у него был измученный, но Девятый не обращал внимания, зная, что его временный сосед по камере справится.

- Ну и что, - пожал плечами он. - Я отыграюсь.

Учиха резко вскинул на него особенно пронзительные сейчас глаза и быстро выпалил:

- Когда?

Девятый, откинувшись на стену спиной, широко улыбнулся, пробегаясь наглым взглядом по сокамернику. Кажется, его глаза вновь светились красноватым, но Саске это вовсе не смущало.

- Я… приду. Не знаю когда, но я приду… Они не всегда выпускают меня. Говорят…

Объект склонил голову набок, протягивая руку и убирая тёмную прядь за ухо парня. Тот отмахнулся, недовольно хмурясь, но не отстраняясь.

- Ты плохо влияешь на мои показатели. Говорят, что это… непозволительно.

- Что непозволительно? - бросил Учиха, прикусывая губу.

У него забрали сигареты, оставив наедине с таблетками и острой ломкой, которая превращала парня в угловатое, иссушенное болью создание. Иногда Фугаку позволял Девятому находиться рядом, когда дело было совсем плохо…

А иногда тот второй в голове, которого звали Наруто, брал верх, и приходилось отсиживаться в темноте, мечтая лишь об одном. О свободе.

- Объект и носитель не должны контактировать до завершения эксперимента, - запоздало ответил Девятый. - Они говорят, что ты развиваешь во мне эмоции.

- А в тебе их нет? - вздёрнул чёрную бровь Саске.

- Нет.

- Совсем? Никаких?

- Поверь, - ощерился Девятый. - Они хорошенько потрудились, чтобы моя часть сознания получила только инстинкты. Зато вторая…

- У тебя есть и вторая?

- Есть.

Злость ударила в голову так сильно, что он даже не сразу услышал, как дверь в камеру открылась и вошли люди в белых защитных костюмах.

- Саске, - раздался чуть искажённый голос Фугаку, - отойди от него.

- Значит, это и есть наш носитель? - вкрадчиво спросил второй, глядя на младшего Учиху так, будто бы тот был лягушкой под прицелом его микроскопа.

- Мой сын, Саске, - твёрдо ответил Фугаку и, бросив настороженный взгляд на поднявшегося Девятого, кивнул: - Орочимару, прошу.

- Да-да, - быстро выпалил второй и суетливо направился к объекту, что уже привычно протянул руки, на которых тут же защёлкнулись толстые наручники с красным датчиком. - Но ты должен знать, Фугаку, что носитель…

- Не должен быть здесь. Я понимаю. Но… у нас нет другого выхода.

- Не злоупотребляй полномочиями, - смешливо предупредил Орочимару, набирая полный шприц зеленоватой жидкости и вкалывая оную в шею объекта. - Это может сорвать эксперимент.

- Хватит говорить о нас, как о крысах в клетке, - прошипел Саске, привлекая к себе внимание.

Орочимару, отпустив плечо объекта, заинтересованно посмотрел на него и открыл было рот для ответа, но Девятый уже провалился в темноту.

Когда перед глазами вновь появилась белая комната, то руки, ноги и голова были плотно прижаты к вертикальному столу. Холод поверхности он чувствовал голой спиной, а холод чужих взглядов чем-то внутри.

Людей в комнатке было немного, но все они были так заняты, что даже не обратили внимания на проснувшегося Девятого. Мужчины тихо обсуждали что-то, женщина раскладывала на столе поблескивающие хирургические приборы.