Тем временем учитель задал второй вопрос, и Лия начала спокойно и меланхолично диктовать Хозяину ответ. Парень дрожащими руками записывал ее слова, не в силах отделаться от ощущения неправильности происходящего и размышлений о том, почему Фукс ушел. «Я надоел ему, и он решил меня бросить? Ему стало скучно с таким глупым собеседником, как я, и он вернулся в Книгу, к умным Стражам? Или просто что-то неотложное случилось? А может, так было надо, потому что он хотел меня чему-то этим научить? Или Лия просто попросила его вернуться? Ааа, я уже ничего не понимаю! Ну почему всё так сложно?!»
Время неслось вперед, нервно дергая секундную стрелку настенных часов. Мерными щелчками, будто подражая старинной китайской пытке, отмеряли они оставшееся количество вопросов теста. И чем ближе было окончание урока, тем более нервной становилась атмосфера в классе. Ведь далеко не только «бесполезный Тсуна» не помнил ответов на вопросы по давно пройденному и успешно забытому материалу.
Звонок набатным колоколом возвестил о приведении приговора в исполнение, и учитель, победно усмехнувшись, покосился на Гокудеру. Тот был немного бледен и постоянно косился через плечо на сидевшего через два ряда от него Саваду, из чего Хомура сделал почти верный вывод: проблемный ученик считал, что Савада не напишет тест, и боялся этого, поскольку опасался гнева товарища. Вот только Гокудера знал, что Джудайме злиться не будет, — он боялся, что, завалив тест, Тсуна снова назовет себя никчемным и забросит учебу, сказав, что раз так ничего и не смог достичь, то не стоит больше стараться. Вот только он даже не подозревал, что от испуга Тсуна чуть не записал абсолютно все ответы, данные Стражем, и лишь опомнившись, сумел подогнать работу под более-менее приемлемый вариант, который должен был дать ему примерно пятьдесят баллов.
— Сдаем тетради, — провозгласил учитель, и Тсуна, потерев лицо ладонями, снова покосился на явно злую пленницу Книги. Вот только понять причины ее раздражения парень не мог, как не мог понять, почему Лия вообще поменялась местами с Вольфрамом. Это сбивало с толку, рушило привычный, устоявшийся быт, и сохранять внешнее спокойствие становилось слишком сложно, равно как и пытаться придумать, как разузнать у Стража причину столь неприятных перемен. Но в памяти парня, настолько привыкшего мыслить «в стиле шахмат», что это стало для него практически нормой, встали неожиданные ходы Гокудеры, рушившие всю его оборону, а потому парень глубоко вздохнул, медленно выдохнул и, наконец, взял себя в руки.
«Что случилось, почему ты расстроена?» — осторожно спросил он Лию, когда учитель наконец покинул кабинет. Ученики вовсю обсуждали несправедливость сэнсэя, провокационное поведение Гокудеры и свои ответы в тесте, а Тсуна быстро поднялся на ноги и вышел в коридор, шепнув друзьям:
— Надо срочно поговорить со Стражем, отвлеките Колонелло, пожалуйста…
Решив побродить на перемене по школе, Савада не спеша шагал по коридорам, стараясь избегать людных мест, и пытался мысленно вытянуть из Лии так необходимые ему ответы, но получалось плохо: Страж не желала идти на контакт, язвя напропалую. Вот только если раньше бы Тсуна взвыл от подобного отношения и подумал, что общаться с людьми, подобно Франу говорящими одни гадости, невозможно, сейчас он пытался найти лазейку и всё же выведать у призрака истину.
«Это из-за моего запроса Книге ты так расстроилась?» — наконец верно истолковав причину раздражения духа, спросил Савада и попал в цель. Лия замерла, и это вынудило Тсуну тоже остановиться, прислонившись спиной к стене и сделав вид, что он о чем-то задумался. А затем прозвучал злой, полный презрения голос девушки:
— Те, кто не верит в собственные силы, всегда ищут помощи. Но лишь те, кому плевать на последствия, беспечно ищут помощи у зла.
«Беспечно? — опешил Тсуна. — Лия, я не собираюсь ничего плохого с этими знаниями делать! Да и попросил я их только потому, что…»
— Я знаю, почему, — перебили его, и призрак, сложив руки на груди, подошла вплотную к отчаянно старавшемуся сохранить задумчиво-отрешенный вид парню. — Ответь мне на другой вопрос. Что ты собираешь делать, Савада Тсунаёши?
«В смысле?» — озадачился парень, внимательно вглядываясь в глаза призрака.
— Что ты собираешься делать с Книгой?
И Тсуна понял, что этот вопрос очень похож на вопрос Главы Дисциплинарного Комитета. «Лия тоже не хочет, чтобы я пользовался Книгой, потому и злится. Но она, в отличие от Хибари-сана, точно знает, чем грозит ее использование. А значит, она точно знает, чего ни в коем случае нельзя делать. Может, нельзя слишком часто задавать Книге вопросы? Или нельзя обращаться к ней по пустякам? Или?.. Стоп. Вольф ведь говорил, что лень и ложь могут стать причиной грехопадения. Значит, то, что я использовал Книгу ради простого теста, это как раз оно и есть! Лень! Я не стал думать сам, понадеялся на других, поддался лени, а это грех! Вот почему Лия зла! Я… не подумал… какой же я идиот!»
— Прости, — прошептал Тсуна едва слышно и уставился в пол тоскливым взглядом.
— Только глупцы не учатся на собственных ошибках, — раздраженно, но уже не так зло ответила Страж. — Если понял, в чем ошибся, не повторяй ошибку. Иначе и правда будешь не более чем глупцом. Впрочем, неудивительно, что ты стал таким после двух месяцев общения с Лисом.
«О чем ты?» — опешил Савада, и девушка фыркнула. В черных глазах промелькнуло отвращение, смешанное с уважением — странный коктейль, который мало кто смог бы понять, и Савада не стал исключением.
— Вольфрам Фукс — первый сын барона Фукса, богатейшего землевладельца Германии второй половины восемнадцатого века, — пояснила Страж, отойдя от Хозяина и замерев в паре метров от него. — Он был наследником всего состояния, на него возлагали огромные надежды. Еще в детстве Фукс отличался неординарным мышлением и развитым интеллектом, а его задатки лидера высоко ценились его отцом.
«Нет-нет-нет, не надо, Лия! Не хочу ничего знать о Вольфе! — мысленно застонал Тсуна и быстрым шагом направился прочь от призрака. — Пока он сам не захочет рассказать, я не имею права!..»
— Не сбежишь, — рассмеялась Страж, следуя за Хозяином. Она просто плыла по воздуху, даже не утруждая себя переставлять ноги, и Тсуна понял, что ему и правда не уйти от этого разговора. — Фукс никогда не расскажет тебе всего, потому что ненавидит вспоминать свое прошлое. Он делает это лишь в крайнем случае — чтобы расположить Хозяина Книги к себе, но никогда не рассказывает деталей, стремясь сохранить образ мученика, погибшего за великую идею и до самого конца сражавшегося за своих людей…
Тсуна застыл как вкопанный посреди коридора, и даже раздавшийся звонок не сумел его заинтересовать. «Вольф не мог мне соврать! Нет! Не правда!» — набатным колоколом звенели в голове мысли, полные отчаяния и нежелания сомневаться в том, кому было присвоено звание друга.
— А он и не врал, — рассмеялась Лия без тени веселья. — Он просто недоговаривал. Помнишь, Бекки говорила тебе, что ненавидит людей? Помнишь, я говорила то же самое? О наших причинах ты знаешь, точнее, догадываешься, а вот о причинах ненависти Фукса даже не подозреваешь. И оттого тебе кажется, что его ненависть куда меньше, и он, в отличие от нас, «добрый, хороший парень, похожий на старшего брата». Запомни одну вещь, Тсуна. Фукс никого и никогда не назовет братом. Потому что самая большая ненависть его жизни — его младший брат.
Тсуна вздрогнул и медленно покачал головой. «Нет. Не хочу…» Судорожные движения становились всё быстрее и быстрее, а затем парень закрыл уши ладонями и со всех ног кинулся бежать. Неважно куда — лишь бы не слышать вкрадчивых безжалостных слов, пытавшихся растоптать его веру в друга. В очередной раз. Вот только Савада не понимал, что на этот раз Лия добивалась совсем не этого.
— Итак, — продолжала она на полной громкости, плывя следом за Савадой и даже не собираясь прекращать свой рассказ, — Вольф на самом деле хотел сделать из тебя сильного Хозяина Книги. Он не лгал. Вот только его понимание силы отличается от твоего, Тсунаёши. Если сначала ты думал, что сильный человек — тот, кто может справиться с врагами, постоять за себя и никогда не сдается, то совсем недавно, благодаря Вольфраму, поверил, что сильный человек — тот, кто никогда не переступит через собственную честь и будет до конца отстаивать свои принципы. Но ты до сих пор считаешь, что у всего есть предел, и принципы свои можно отстаивать лишь до определенного времени: пока это не причиняет боли окружающим. Фукс же искренне верит, что сильный человек ради общего блага может спокойно переступить через сотни трупов, разбитых жизней и искалеченных душ. Он может запросто убить ребенка, принеся его в жертву «великой идее», которая спасет десяток других детей. Он считает, что если человек ищет блага для окружающих, то пока он идет к своей цели, имеет право добиваться ее любыми способами, не противоречащими его понятию чести. А именно: он никогда не струсит, не сбежит, не изменит своим идеалам и не отринет собственную цель, столкнувшись даже с непреодолимыми препятствиями. Понимаешь, в чем разница? Ты не смог бы отправить евреев в концлагеря, вырезав целую нацию, даже ради собственной цели — блага всего остального мира. Фукс смог бы. Потому что он считает, что благая цель всегда оправдывает средства, и отказаться от нее — значит предать собственные идеалы. Предать то самое «идеальное будущее для всех», а значит, стать отбросом, который заботится лишь о себе и слишком мелочен, чтобы совершить что-то действительно важное и нужное для окружающих.
