Савада опешил, а затем покосился на красного, как вареный рак, Гокудеру, заводившегося всё сильнее и всё резче высказывавшегося в адрес продолжавшего язвить ребенка, а также на пытавшегося их успокоить Такеши. Рёхей стоял рядом с ними, но в разговоре не участвовал и просто разглядывал пейзаж за окном: от споров с Франом он старался держаться подальше. По смуглой коже боксера бежали мурашки, а ветер, врывавшийся в незастекленное окно, ерошил его пепельно-белые короткие волосы. И этот же самый ветер теребил края детской куртки, пробираясь под тонкую майку.

«Так нельзя, — подумал Тсуна. — Они не должны так жить».

— Но Мукуро не согласится принять подачку от босса ненавистной мафии, — добавил Фукс. — Так что хорошенько подумай, как исправить создавшееся положение, прежде чем что-то делать.

«Я посоветуюсь с тобой и с ребятами», — согласился Десятый Вонгола и заметил, что Вольф одобрительно кивнул. А еще заметил, что Страж явно был доволен, и в его голову закралась странная мысль. «Неужели Вольф хочет, чтобы я помог банде Кокуё?» Фукс мог бы рассмеяться в ответ, но лишь понимающе улыбнулся. И Савада решил пока не спешить с выводами.

«Взрослеешь», — шепнула бы ему Лия. Но Тсуна этого так и не понял.

— Ребята, давайте не будем ссориться? — осторожно попросил Савада, решив, что обязательно придумает, как изменить условия жизни банды Кокуё. — Фран, может, просто пропустишь нас к Мукуро?

— А почему я должен это делать? Учитель вас видеть не захочет: это из-за вас у него теперь вид не Ананасовой Феи, а дохлой камбалы.

— У нас к нему важный разговор, да и… никто ведь не знал, что дождь пойдет, даже сам Мукуро, — почесывая кончик носа, Савада состроил просительную физиономию, но юного иллюзиониста этим было не пронять.

— А как же интуиция Вонголы? Промолчала? То улучшилась, а тут вдруг вовремя испарилась?

Тсуна вздохнул. С Франом говорить было просто невозможно. А вот Вольфрам беззвучно смеялся и даже один раз прошептал, что давно не вел бесед с настолько острыми на язык оппонентами, а потому соскучился по подобным пикировкам. Савада подумал, что Страж — явно мазохист, а сам попытался в последний раз воззвать к разуму ученика сильнейшего иллюзиониста:

— Фран, просто скажи, где Мукуро, ладно? Нам очень нужно с ним встретиться.

— Вам нужно, вы просите о помощи. Учитель не хочет вас видеть, сказал, чтобы я вас к нему не провожал. Ну и что мне делать? Ах, бедный я, несчастный, — безразлично протянул мальчик и уселся на корточки перед окном. Вычерчивая на пыльном полу рожицу лягушки, он завел монотонный непрерывный монолог о тяжести бытия простым подмастерьем, которого два босса никак не могут поделить, и об отсутствии совести у этих двоих, но прервать его Хранители не успели. В комнату зашла девушка, внешне несколько похожая на Мукуро, но разительно отличавшаяся от него по характеру.

— Хром-тян! — Савада воодушевился. Общаться с помощницей «Ананасовой Феи» ему всегда было намного проще, чем с тем, кто дал Туману Вонголы такое странное прозвище.

Иллюзионистка подошла к Саваде, сжимая перед собой трезубец, и застыла, словно не зная, что сказать. Темные волосы, отливавшие синевой, были уложены почти так же, как у Мукуро, короткая плиссированная юбка и куртка защитной расцветки были слегка измяты, а тонкие пальцы, крепко сжимавшие древко трезубца, побелели от напряжения. Правый глаз Хром Докуро закрывала черная повязка с «Веселым Роджером», и Тсуна отлично знал, что это не было данью моде: авария лишила девушку не только нескольких внутренних органов, но и глаза.

— Что-то случилось? Мукуро не хочет нас видеть? — озадаченно спросил Савада, глядя на слегка растерянное лицо симпатичной, но вечно будто слегка испуганной девушки. И ему отчего-то вспомнилась Ребекка. Вот только Тсуна не стал их сравнивать — он подумал, что Хром не должна стать такой, как Третий Страж. Она должна перестать бояться…

— Босс, Мукуро-сама болен и не хочет ни с кем общаться.

«Он не хочет, чтобы я видел его больным?» — сделал верное предположение Тсуна и нахмурился.

— Думай, он не хочет, чтобы ты его видел, — хитро протянул Фукс, и Тсуна удивленно вскинул брови. — А тебе надо с ним поговорить.

Савада сложил два и два, придя к очевидному выводу. В обществе иллюзионистов можно было не переживать о такой мелочи, как болезненный внешний вид. И потому, широко улыбнувшись, предложил Хром простой, как ему казалось, выход:

— А что если Мукуро наложит на себя иллюзию, или ты это сделаешь, и мы его не увидим? Ну, так ему не будет обидно.

Девушка открыла рот от изумления, а Фран разразился тирадой, высмеивающей слишком прямолинейного босса, излишне стеснительного учителя и не способную верно исполнить приказ коллегу. Хранители же удивленно переглядывались, раздумывая о том, с каких пор Мукуро начал стесняться появиться перед ними больным, а Фукс рассмеялся, шепнув:

— Порой стоит держать язык за зубами, а порой неожиданные высказывания приводят к еще более неожиданным последствиям, пан Савада!

Скрипучая дверь, притаившаяся за дорожками для боулинга, распахнулась, и в комнату вошел Мукуро собственной персоной. Он был намного бледнее обычного, щеки запали, под глазами залегали черные тени, а обычно блестящие, крепкие волосы казались тусклыми и безжизненными. Оружия при нем не было, зато на руках красовались черные перчатки, полностью скрывавшие ладони иллюзиониста. Он прошел в центр комнаты и махнул гостям, призывая их следовать за собой. Хранители вновь переглянулись и двинулись к выходу из зала, и лишь Гокудера посмел нарушить тишину, ворча о том, что понятие гостеприимства обладателям Пламени Тумана явно незнакомо.

Следуя за иллюзионистом по извилистым, грязным, обшарпанным коридорам, Тсуна не раз пожалел о том, что раньше не придавал значения тому, в какой обстановке живут его друзья. И их здоровью тоже. Одежда на Мукуро висела, как на вешалке, казалось, его может сдуть первый же порыв ветра, но при этом он не растерял ни капли былой уверенности в себе и надменности, а потому Тсуна не переставал поражаться, как можно быть таким сильным, когда судьба к тебе так беспощадна. «Стать сильным, преодолев, казалось бы, непреодолимое препятствие, куда сложнее, нежели стать сильным, не встретив таковых. И такие люди вызывают куда больше уважения у тех, кто не понаслышке знает о том, что такое преодоление самого себя». Теперь Тсуна понял значение этих слов Стража. Ведь, глядя в спину человека, изломанного, но не сломленного судьбой, он испытывал лишь одно чувство — глубочайшее уважение.

Добрый, слишком добрый человек, не понимавший пока сути законов кармы…

Пройдя во второй корпус Кокуё-Ленда, Хранители оказались в куда более чистом, но ничуть не менее непригодном для жилья здании. Окна здесь были заделаны картоном, щели в стенах заткнуты изолирующим материалом, двери висели на петлях, а не норовили с них упасть, а обшарпанные стены были серыми и блеклыми, но отнюдь не грязными, и пауки предпочитали держаться от этой части почти уничтоженного развлекательного центра подальше.

Иллюзионист провел коллег в одну из комнат, хранившую в себе частицу тепла благодаря стоявшему в углу электрическому камину и плотно заделанным фанерой окнам. Диваны, вытертые и продавленные, были расставлены полукругом в центре зала, а уютное старое кресло примостилось напротив них — у камина. Опустившись в кресло с видом императора, иллюзионист махнул рукой, предлагая гостям присесть, и иронично усмехнулся. Обычно приходя в Кокуё-Ленд Тсуна старался сбежать отсюда как можно быстрее и явно не находил себе места, а потому не приглядывался к обстановке, сейчас же в его глазах отчетливо читался ужас и недоумение, что одновременно и злило, и забавляло Рокудо Мукуро.

Рассевшись на диванах, Хранители замерли в ожидании, Фран же покинул зал, бросив на прощание по колкости в адрес каждого из присутствующих, но его проигнорировали. Хром отсела подальше от Вонголы, расположившись на крайнем диване в одиночестве, и Тсуна наконец подал голос: