Пламя костра мерно дрожало, разгоняя ночную мглу. Неровное оранжевое сияние вырывало из нее неестественно-умиротворенные, расслабленные лица парней, отчего-то казавшиеся по-детски наивными, чистыми, светлыми. Ни нахмуренных бровей, ни залёгших на лбу морщин, ни напряжённого выражения лица, ни желваков, ходящих по щекам, ни даже улыбок, призванных успокоить окружающих, — на них не было ничего, что обычно присуще взрослым людям, и от того они казались детскими. А может, казалось по-детски забавным то, как парни спали: громкий храп Рёхея, спавшего на спине, раскинув руки в стороны и открыв рот, заставлял Тсуну улыбаться; свернувшийся калачиком Ямамото, с уголка приоткрытых губ которого периодически капала слюна, заставлял его улыбаться еще шире; а Гокудера, долго и упорно ворочавшийся и проверявший, как там босс, наконец задремал на животе, положив щеку на ладони и смешно надув губы, что вообще вызвало у Савады бесшумный смех, равно как и редкие всхрапывания курильщика, порой сменявшиеся несвязным бормотанием и попытками то от кого-то отмахнуться, то кого-то лягнуть. Мукуро же спал на спине, сложив руки на животе, причем Тсуне казалось, что он в любую секунду может подскочить и вступить в бой — несмотря на расслабленное, отрешенное выражение лица, иллюзионист казался готовым отбить атаку, и у Тсуны даже мелькали подозрения, что тот вовсе и не спит, однако иногда тот тихо всхрапывал и смешно морщил нос, а на такое Туман Вонголы в бодрствующем состоянии никогда бы не пошел. По крайней мере, так казалось его Небу, Саваде Тсунаёши.
Ночные шорохи, крики сов, треск огня и храп друзей наполняли пугающую ночную тишину живыми, успокаивающими звуками, и наблюдая за бликами алого пламени на лицах друзей, Тсуна невольно улыбался, забыв о тревогах и надеясь, что ничего страшного всё же не произойдет. Вот только судьбе наплевать на желания смертных.
— Доброй ночи, — вдруг раздался у парня за спиной очень тихий, словно испуганный женский голос. Это не был голос Лии: итальянка всегда говорила громко и уверенно, немного печально, но чаще всего с сарказмом или иронией, а еще ее голос был немного хриплым и обволакивающим. За спиной Савады же стояла молодая девушка с очень звонким, но тихим голосом, дрожащим так, словно она была в ужасе.
Тсуна вскочил и обернулся… Шаг назад. По спине стройным маршем прошла армия мурашек, а холодная испарина выступила у парня на лбу. Он потянулся к дубинке, лежавшей у костра, но ночная гостья, заметив это, тут же попятилась назад и затараторила:
— Нет, пожалуйста, не надо насилия! Я пришла к Вам на помощь! То есть, Вам, конечно, она, может, и не нужна, но Лия сказала, что надо Вас проведать, потому я здесь… Савада-сан, я Страж, пожалуйста, не надо нападать…
Тсуна замер. Его пальцы застыли в паре сантиметров от оружия, но теплого мертвого дерева так и не коснулись. Парень сглотнул, отгоняя от себя страх, но не в силах его победить.
— Ты кто? — одними губами спросил он, а девушка остановилась и, сделав глубокий реверанс, представилась:
— Ребекка Клеман, я Страж Книги Всезнания, один из трех. Лия не рассказывала о нас, потому что Вы не спрашивали, но она не одна — нас трое, и мы вместе составляем Стражу. Я Вас очень напугала своим видом, да?..
Тсуна тряхнул головой и нехотя осмотрел фигуру, освещенную пламенем костра. Гокудера бы задался вопросом, почему свет отражается от невидимого живым существам объекта, неспособного взаимодействовать с окружающими предметами, но он ночную гостью не видел, а потому задать этот вопрос не мог. Тсуне же он в голову попросту не пришел. Зато ему пришла в голову мысль, что не напугать своим появлением такое существо не могло.
Пламя костра яркими вспышками очерчивало невысокую изящную худощавую фигуру девушки лет семнадцати, одетую в белое нечто, смутно напоминавшее то ли средневековую нижнюю рубашку, лишенную каких-либо украшений, то ли рубище. Светлые волосы едва доставали до плеч, и очевидно было, что срезались они не парикмахером: пряди были обрезаны ступенями, причем «цирюльник» не позаботился о том, как будет выглядеть его «клиент». Но самым жутким в девушке было даже не это. Соломенные пряди местами покрывала алая жидкость, застывшая и превратившаяся в коричневую корку. Белое рубище местами было алым, местами кровь уже засохла, а местами она прямо на глазах просачивалась сквозь толстую плотную ткань и срывалась вниз тут же исчезавшей рубиновой каплей. Платье казалось целым и скрывало раны, но в их наличии сомневаться не приходилось, причем не только из-за кровавых пятен, ведь шею, руки и босые ступни девушки покрывали рваные раны, явно нанесенные почти не заточенным ножом, а губы ее были разбиты в кровь. Ночная гостья могла бы показаться красивой, если бы не ссадины на левой скуле, почти черный синяк на правом виске и выражение панического ужаса на миловидном лице с очень мягкими, изящными чертами. Было заметно, что некогда эта девушка очень заботилась о собственной внешности, и бархатная кожа, шелковистые волосы и аристократическая худоба могли бы очаровать многих… если бы не были обезображены. Судорожные движения словно мечтавшей слиться с землей девушки стали заменой некогда плавных, грациозных; миловидное личико искажала гримаса отчаянья, ужаса и боли; раны окрашивали белое одеяние в алый и рвали молочно-белую кожу на лоскуты, свисающие мерзкой, сочащейся сукровицей бахромой. Она прижимала к груди искалеченные руки и мелко дрожала.
«Да что с ними происходило, почему они такие?! Что Лия, что она… За что их так?!» — опалила огнем виски парня отчаянная мысль. Хороший вопрос, Савада Тсунаёши. И правда, за что?..
— Ты… не бойся, — пробормотал он едва слышно и подумал: «Я и сам боюсь не меньше». Чтобы отвлечься, он начал подкидывать в костер дрова, а покончив с этим, провел рукой по лицу и подумал, что надо бы поговорить со Стражем, только не возле друзей: в том, что Мукуро на самом деле спит, Савада всё же несколько сомневался.
Тряхнув головой, парень собрал в кулак всю свою силу воли и буквально заставил себя отойти от костра, проводив оставшуюся возле него дубинку печальным взглядом. Девушка последовала за ним, и, замерев под сенью деревьев, Тсуна обернулся к ней. Ребекка всё так же прижимала руки к груди, внимательно следя за каждым его жестом, и Тсуна подумал, что настолько запуганных людей он еще ни разу не видел. Даже помощница Мукуро, Хром, обычно до безумия скромная, необщительная и робкая, никогда не казалась ему такой забитой. Впрочем, к Ребекке это слово можно было применить в прямом смысле, а потому вопросов по поводу причин ужаса девушки возникнуть не должно было, но… она ведь была духом. Так чего же настолько боялся призрак?
— Ты не переживай, я… тебя не обижу, — осторожно сказал Савада, разрушая напряженную тишину. Он пристально вглядывался в серые глаза француженки, едва освещенные почти не достигавшим деревьев светом костра, но не видел в них угрозы — только страх и боль.
— Нет, Вы Хозяин Книги Всезнания, а я Страж, Вы не станете причинять мне боль, пока я полезна… — прошептала она и выдавила из себя слабое подобие улыбки. Спазм, не более. А в серых глазах застыло неверие. Сердце Савады сжалось от тоски, жалости и осознания того, что уже поздно. Что бы он ни делал, эту девушку уже не изменить, ей не помочь, не избавить от ужаса и неверия в людей. И от этого слишком доброму парню становилось больно.
Наивный великодушный добряк.
— А почему Лия-сан не вернулась? Где она? — осторожно спросил он, стараясь говорить как можно тише и не делать резких движений.
— Лия в Книге. У Стражей есть незыблемое правило: к Хозяину может являться лишь один из нас, два других же обязаны быть в это время в Книге — оберегать ее. Но она вернется, если Вы того пожелаете — надо лишь попросить какую-либо информацию и добавить, что принести ее должен определенный Страж. «Мне нужно знание. Его принесет Лия». Это единственный способ быстро призвать ее. Но я могу уйти сама, по своей воле, тогда, возможно, она вернется, когда закончит все дела…
