— Ты обещал дать нож за список, но обманул. А ведь тебе не нравилось, когда обманывали тебя, Мукуро. Семья Эстранео предала тебя, ты возненавидел мафию и предателей, но решил пойти по их стопам? Решил тоже предавать тех, кто тебе поверил?

На секунду повисла тишина, а в следующий миг мир Савады взорвался багровыми сполохами. Ударившись виском о землю, он зажмурился, но инстинктивно откатился в сторону и вскочил на ноги. Перед глазами плясали блики, но тело само приняло боевую стойку и, надо сказать, вовремя: новая атака иллюзиониста не заставила себя ждать. Тсуна отражал удары, пытаясь унять шум в голове, а Мукуро, казалось, не думал о том, как бьет и куда — он просто наносил удары, выплескивая ярость и обиду. Рано повзрослевший ребенок, оставшийся навечно запертым в клетке собственного прошлого, отчаянно не желал слышать напоминаний о нем…

— Тсуна, сколько можно? Либо ударь его, либо спроси, неужели ты был не прав. Удары усилятся, но затем сойдут на нет. А так это затянется до твоего падения, — раздраженно посоветовала девушка, и парень последовал ее совету. Мощнейший удар Тумана Вонголы сбил его с ног, и Мукуро, схватив Тсуну за шиворот и встряхнув его, прошипел:

— Не смей сравнивать меня с этими тварями из семьи Эстранео, Савада. Ты до сих пор жив только потому, что отличаешься от них, и я решил посмотреть, насколько сильны эти отличия. Но если ты решил…

— Мукуро, я не хотел причинять тебе боль, — перебил его Тсуна, глядя прямо в глаза своему Хранителю. — Но мне необходимо помочь друзьям. Ты сделал себе флягу, а нас хочешь обречь на жажду — за что? Что плохого они тебе сделали? Прости, что причинил тебе боль, но я не хочу терпеть твои насмешки, жертвуя благополучием своих друзей. Они не заслужили этого.

— Тогда ответь, откуда у тебя этот чертов список, — прошипел Мукуро.

— Нет, — решительность в глазах Савады вдруг стала абсолютной, и иллюзиониста это сбило с толку. Он ослабил хватку, а Тсуна, сев и всё так же глядя в разноцветные глаза своего Хранителя, добавил: — Если я отвечу, ты решишь, что я рехнулся. Но после падения в реку я вообще много чего знаю, и это факт. Поэтому я не отвечу. Но список верный, в этом я уверен.

— А я нет, — усмехнулся Мукуро, быстро взяв себя в руки.

— Не важно. Я выполнил свою часть сделки, выполни свою.

Повисла тишина. Солнце безразлично смотрело с пронзительно синих небес на землю, высокие зеленые побеги мерно покачивались, танцуя с ветром, а двое парней сверлили друг друга взглядом, и в каждом боролись противоречивые чувства. Наконец, Мукуро отпустил Саваду и встал. Поправив сбившуюся куртку цвета хаки, он поднял с земли нож и вернулся к прерванному занятию. С минуту Тсуна смотрел ему в спину, а затем иллюзионист бросил:

— Как доделаю флягу, позволю тебе взять нож на час. Но только тебе, сам будешь делать фляги для остальных. Твой прокуривший остатки разума приспешник наверняка не захочет возвращать нож, но ты ведь «человек чести», а, Савада? Ты его вернешь. А если нет, я у тебя его отберу. Так что жди.

Будущий десятый босс Вонголы опешил, а затем радостно улыбнулся и, кивнув, спросил:

— А можно я приведу остальных? Я не знаю, как делать фляжки, Гокудера поможет советом. Я не отдам ему нож, не волнуйся.

— Мне всё равно. Но нож я потом заберу.

— Ага!

Тсуна вскочил и со всех ног кинулся обратно в лес. Счастливая улыбка застыла на его губах, и даже боль, разливавшаяся по правой скуле тупой ноющей волной, не могла испортить его настроение. Лия летела рядом и раздосадовано смотрела на наливавшийся на лице хозяина синяк, а где-то вдалеке вдруг послышался голос Хаято, звавшего босса. Тсуна тут же отозвался и кинулся к «Правой руке», а хруст веток вторил звуку его шагов, скрадываемых опавшей листвой и хвоей. Горный воздух, чистый и прохладный, ласково царапал кожу, разрывая легкие отсутствием привычных для города примесей, и кровь, медленно насыщаясь чистым кислородом, стучала в висках, планомерно вызывая к жизни головную боль. Но пока городские жители, решившие приобщиться к природе, этого не замечали: у них были проблемы поважнее…

— Джудайме, Вы его нашли? — вопрос, волновавший всех, сорвался с губ курильщика, как только он увидел явно довольного жизнью Саваду. Но стоило лишь тому приблизиться, Гокудерой был замечен и наливавшийся кровью синяк, резко контрастировавший с загорелой, частенько бывавшей исцарапанной, но всё же редко получавшей украшения цвета баклажана кожей.

— Джудайме! Это Мукуро сделал?! Где он?! Я его подорву! Да как он…

— Спокойно, Гокудера, — подбежав к другу и пытаясь отдышаться, перебил его Тсуна. Опершись руками о колени и согнувшись в три погибели, он поспешил пояснить: — Я сам нарвался. Сказал ему кое-что очень неприятное… Так что сам виноват.

— Джудайме, почему Вы не сражались с ним? Почему не стали защищаться? — правильно предположив, что босс не захотел бы давать сдачи за «заслуженный» удар, возмутился Хаято, начиная нервно переминаться с ноги на ногу и явно жалея о том, что рядом нет динамита.

— Ну, я же сам нарвался, — смущенно улыбнувшись, ответил Савада, глядя на друга снизу вверх. — Да и потом, я ведь с ним всё же договорился: он отдаст мне нож на час, но я должен буду сам сделать нам всем фляжки. Правда, я не умею, так что не мог бы ты меня научить?

— Молодец, Тсунаёши, — прокомментировала Лия, стоя за Хозяином. — Быстро учишься! Манипулируешь другом, чтобы тот не отправился воздавать «Ананасовой Фее» по заслугам!

«Какая еще Фея? — мысленно озадачился Тсуна, а поняв, о ком речь, чуть не рассмеялся. — Ничего себе кличка! При Мукуро бы такого не ляпнуть… Но почему она опять говорит, что я манипулирую людьми? Это ведь не так! Я просто не хочу, чтобы друзья сражались…»

— Конечно, я помогу! — тем временем говорил Гокудера, немного успокоившийся. — Но с какой стати мы должны возвращать этому гаду нож? Он ударил Вас, да еще и наверняка попросил за нож что-то взамен! Так почему мы должны его возвращать?!

— Потому что я ему это пообещал, — глядя на друга широко распахнутыми, наивными, по-детски чистыми глазами, ответил Тсуна. Он выпрямился, перевел дух и, потянувшись, добавил: — Да и вообще, Мукуро не такой уж и гад — он просто никому не доверяет и боится, что мы его оставим без ножа, если он нам его отдаст. Не хочу, чтобы он так думал, но его не изменить, так что надо просто попытаться принять его таким, какой он есть.

— Добряк, — фыркнула Страж.

— Вы слишком добрый, Джудайме, — проворчал Хаято и по привычке полез в карман за сигаретами, но тех в наличии не оказалось, и парень, поморщившись, тяжело вдохнул.

— Вот видишь? Даже твоя «Правая рука» со мной согласна! — покивав с видом ученого, нашедшего доказательство теоремы Пуанкаре, прокомментировала Лия.

— А что в этом плохого? — озадачился будущий босс мафии, обращая свой вопрос сразу двоим.

— Ничего, просто всякие… нехорошие люди этим пользуются! — проворчал Хаято.

— А мальчик-то о жизни имеет куда более реальное представление, чем мой ненаглядный Хозяин Книги! — заломив руки, наигранно умилилась Лия. — Либо ты, либо тебя — выживает сильнейший. Это закон жизни. А добряки умирают первыми, потому как не хотят причинять другим боль.

— Ну не знаю, если кто-то решит мне сделать гадость, я буду с ним сражаться, — призадумался Савада, глядя в небо. — Но пока люди не делают мне ничего очень уж плохого, зачем мне их подозревать в чем-то нехорошем и делать им пакости?

— Вывернул всё с ног на голову, — рассмеялась Лия. — Ритор!

— Никто и не говорит, что надо гадости делать! — возмутился парень, обычно успокаивавший нервы курением, а ныне вынужденный теребить для этого край белой рубашки с короткими рукавами. — Но Вы ведь не ответили ударом на удар, да и нож ему вернете, хотя он потом может нам его снова не дать… Вы о других заботитесь больше, чем о себе, Джудайме… Это хорошо, это здорово, но Вы же себя совсем не цените…

Парень явно смутился: читать нотации боссу он не любил, но еще больше не любил, когда тот подставлялся ради других под удар, если ситуация этого не сильно требовала, а потому сейчас был вынужден попытаться донести свою точку зрения до друга. И это заставляло его нервничать еще больше.