По покойной он особо не скорбел, а смысл? Свою долю жалости и искреннего сожаления о случившемся он выпустил в мир в первые минуты, когда увидел мертвенную бледность на лице Минервы, а уважение к профессору Макгонагалл, прожившей тяжёлую, но интересную и насыщенную жизнь, добившейся немало, останется с ним навсегда и не требует ежеминутного доказательства словами. Хотя, как новый директор, сказать несколько слов перед сотнями людей, пришедших проститься с покойной, он обязан.

Говорил Снейп сухо, тихо, без витиеватостей и размазанного пафоса, принятого в подобных случаях, но его было отлично слышно в почти абсолютной тишине. Гробовой тишине, кажется, так говорят? Даже ветер, казалось, повис на макушках столетних деревьев-исполинов, присел к ним в кроны, чтобы послушать в тишине слова, адресованные одной из последних волденов Шотландии. «…Была сурова, но справедлива…» — Сотни взглядов — долу или на дубовый свежеструганный помост, где под льняной вуалью уложено тело перед своим последним путешествием. — «… И по-женски добра. Знания, уникальный магический потенциал, который столь щедро передавала…» — Из мрака Запретного леса смотрели магические звери и не желали своим присутствием нарушать величественность церемонии. — «…Как к родным детям…» — Гладь озера отражала множество факелов и поминальных свечей, превратившись из серо-голубой под внезапно очистившимся от облаков небом в золотую. — «… Никогда не забудем…» — Солнце уже почти подошло к зениту. Кевин Макгонагалл с двумя помощниками, одетые в обрядовые костюмы, начали читать на одним им понятном наречии и подошли с факелами прощаться с Минервой. Над пустошью разлилась красивая музыка.

Снейп сошёл с возвышенности и поискал взглядом Гарри. Он ожидал встретить взгляд родных зелёных печальных глаз, но натыкался лишь на чужие лица. Некоторые девочки и дамы тихонько плакали, грусть серой тяжёлой птицей летала над траурным собранием. Выступали Министр, коллеги Минервы, друзья, бывшие ученики. Гермиона Грейнджер, было видно, очень хотела сказать что-то от себя, но внезапно её порыв сник, она уткнулась в плечо Драко Малфою. Но тот, решительно обняв её, потянул к помосту: «Не плачь. Говори. Профессор Макгонагалл хотела бы тебя послушать», и остановился рядом с Гермионой, из последних сил сдерживающей слёзы, крепко держа её за руку.

— Я всегда хотела быть похожей на профессора Макгонагалл, — нашла в себе силы Гермиона, — Достойное стремление. И надеюсь, что ей не будет стыдно за… за нас за всех.

В магических огненных символах, устроенных вокруг помоста, разожгли большие костры, и их почти непроглядный чад скрыл от глаз скорбящих, как жадно и быстро всевластный огонь справился со своей жертвой. Некоторые особо впечатлительные особы потом долго рассказывали, что над погребальным костром взлетел изящный, гибкий патронус, похожий на кошку, разделился и унёсся двумя тенями — в сторону замка и к далёким заоблачным горным пикам.

Земля начала дрожать, вибрация усиливалась. Стены Хогвартса отозвались треском своих непоколебимых каменных глыб и горячим маревом над крышами; гул, как от проснувшегося вулкана, заполнил окрестности. Чёрный дым, застилавший солнце, рассеялся внезапно. И всё успокоилось. Земля древних магов приняла душу дочери своей.

Снейп, казалось, мог бы расслабиться — ничего плохого или опасного не случилось. Толпа чинно, негромко обсуждая произошедшее, направилась к школе. Но нигде не было видно Гарри Поттера. И вот только теперь на директора Хогвартса Северуса Снейпа навалилась тоска и усталость. А ещё тревога, сковавшая сердце предчувствием какой-то важной потери, неосознанной пока, но воистину невосполнимой.

Он с кем-то вежливо говорил, кивал, пояснял, сдержанно успокаивал; дал коротенькое интервью Рите Скитер, проверив каждое записанное её зачарованным пером слово и подписав интервью, а то эта бессовестная проныра такого от себя понапишет!.. И между тем всё время думал о Гарри. Если тот не пришёл на похороны, значит, случилось нечто очень серьёзное.

На прямой вопрос Снейпа Гермиона, всё-таки немного всплакнувшая в уголке гостиной, рассеяно заморгала, неэстетично шмыгая носом. Снейп протянул ей носовой платок и начал нервничать всерьёз.

— Где Гарри?

— Вам виднее, профессор. То есть, извините, господин директор, — отвёл его руку подошедший Драко и даже не удосужил взглядом. Ничего себе! Каков наглец! — Вы интересуетесь Гарри Поттером, сэр? Полагаю, что он придёт в себя после вашей беседы и приступит к обязанностям ученика — к урокам и подготовке к экзаменам. Вас, сэр, ведь эта его роль интересует? — Драко погладил Гермиону по плечу и повёл к туалетным комнатам.

Снейп чуть не плюнул ему вслед! Да что за дурдом? О чём этот паршивец бормочет с таким надменным выражением лица? Какая роль? Какая беседа? Где Гарри?! Почему он должен прийти в себя? Жив он, наконец, не ранен?

Он так и стоял посреди гостиной восьмикурсников. И невидящим взглядом смотрел на колдографию Минервы Макгонагалл, повешенную у входа, украшенную большим траурным бантом и живыми ирисами. Пожилая волшебница улыбалась, её лучистые глаза светились такой жаждой жизни, что просто не верилось, что эти глаза теперь можно будет увидеть только на движущихся магических картинках.

Такого растерянного лица у Северуса Снейпа, пожалуй, никто никогда не видел…

========== Глава 10 ==========

Из ступора его вывел бой часов. Северус физически чувствовал, что тишина за спиной сворачивается, густеет — и лупит со всей силы по нему, куда придётся. В спину, в голову, даже в ноги, а теперь — в сердце, точно в цель… Гарри, что же я наделал?

С минуты на минуту начнётся тризна, никаких долгих поминок и застолья, но всем достанется по кубку шотландского эля. Традиция, которую нельзя нарушать. И он, директор, нет, просто человек, который теперь — так случилось — за всё здесь отвечает, обязан восседать в центре преподавательского стола, обязан сказать пару напутственных слов ученикам. Детям, подросткам, им сейчас нелегко. Некоторые впервые видят смерть, другие вспоминают ушедших близких людей, недавнюю войну. Правильно пройти через это — важно. В этом непременном присутствии директора на всех важных мероприятиях и на будничных трапезах — огромный смысл, не просто традиция Хогвартса, а его… магия, охранная, защитная, направляющая все нестабильные и рваные потоки местного неумелого колдовства прежде всего в одном направлении — к тому, кто за всё отвечает…

Часы давно замолчали, Северус очнулся и, поведя будто избитыми членами, вытер со лба несколько капель пота. Потом расправил плечи и направился в Большой зал. По дороге он всё время разговаривал с Гарри, хотел объяснить, доказать, щёлкнуть того по носу за непонятливость, по любимому носу… притянуть к себе, разгладить неуместные хмурые морщинки на юношеском лбу, вокруг очумело-зелёных глаз, подуть ему, будто котёнку, на ресницы и сказать насмешливо… или нет, максимально сурово и строго, просто-таки вложить в голос всю строгость и суровость, последние капли которой ещё не повержены любовью и нестерпимым желанием близости. Сказать: «А вы, мистер Поттер, в своём репертуаре. Гриффиндорцы никогда не отличались особым умом, но уж сообразительности им не занимать. Что же вы подводите свой факультет? Я же имел в виду, что вы свободны от отработок, на вечер, на следующий день, и вообще на все дни, оставшиеся до окончания школы. Буквально это и произнёс. Я буду сильно занят, это печально, но ничего не поделаешь. Придётся наши встречи немного отложить. После экзаменов можно будет всё детально обговорить, может быть, даже отправиться куда-то вместе путешествовать, отпуск и директору положен. А вы, что подумали, мистер Преувеличитель? Что директор Снейп отказывает вам в своей любви? Ай-ай-ай! Вам ли не знать, как я ценю все сказанные слова. Улыбнитесь, мистер Поттер, немного подождите, и мы разберёмся с нашей серьёзной проблемой. Как два взрослых серьёзных мужчины, да?»

Северус, идя по школьным лестницам и коридорам, говорил это вслух, как бы успокаивая себя своим же голосом, который так и не набрал необходимой строгости и суровости. С Гарри хотелось говорить совсем не так, а нежно, доверительно, иронично. Хотелось увидеть его смущение, его порозовевшие от стыда за глупость и несдержанность щёки, погладить их, едва касаясь пальцем, потом по голове, по пунцовому от того же смущения уху…