Сначала руки Снейпа двигались нервно и грубо, безжалостно сминали кожу под головку, царапали ногтями, давили. Гарри постанывал от боли, жмурился и поджимался.
— Будь добр, терпи молча, — раздражённо и довольно болезненно ткнул его Снейп кулаком в живот, — я и так знаю, что тебе нравится то, что я делаю.
Постепенно ладони его стали мягкими и почти ласковыми, пальцы зашевелились пластично, кулак начал сжиматься на члене сильно, но осторожно. Теперь Гарри жмурился не от боли, а от удовольствия, томной волной растекавшегося от члена по всему телу, и изо всех сил старался не выпускать из груди стоны, сворачивал их в горле, за плотно сжатыми зубами в тугой клубок, давился, мычал, принимался покашливать…
Снейп улыбнулся над его акустическим сражением с самим собой и шире раздвинул Гарри ноги, с невозмутимым видом склонился над его пахом, почти касаясь кожи волосами. Такого интимного ракурса Гарри выдержать не смог и, судорожно всхлипнув, вскрикнул. Голова профессора недовольно качнулась и поднялась. Гарри с удивлением заметил, как изменился взгляд Снейпа: не колючие раздражённые высокомерные угольки давили ненавистью и презрением, а два тёплых дымчатых агата сверкали мягко, доверчиво и пленительно и притягивали, словно мощным магнитом или приворотным заклинанием за ниточку, тянувшуюся откуда-то из самой глубины души. Гарри даже не понял, чем является сильнейшее наслаждение, пульсирующее у него в паху и убегающее от рук Снейпа, как от страшной сладостной опасности — оргазмом, колдовством, сном… Ему показалось, что внутри просыпается и начинает встряхиваться, разворачивает крылья странное существо, спавшее очень долго в каких-то глубоких недрах, а теперь решившее посмотреть, а что творится на поверхности земли?
Кончил он так остро и сладко, что вскрикнул, запрокинув голову и схватившись за мантию Снейпа.
— Улыбнитесь, мистер Поттер, всё позади, — скосился тот на судорожно сжатые на своих рукавах пальцы. — Я надеюсь, вы понимаете, что не стоит больше открывать незнакомые коробки в кабинете зельеварения и делиться с сокурсниками впечатлениями о том, что произошло только что?
«Чей это голос, неужели того самого Снейпа?» — не понимал Гарри. Он плыл на тёплых волнах удовлетворения, улыбался, улыбался и улыбался. По потолку кружились разноцветные звёзды, капель из-под крана врывалась в уши прекрасной мелодией волшебных колокольчиков, мужчина рядом с ним был самым надёжным, самым лучшим, самым желанным. Хотелось сказать ему, что… что… что-то важное и… глупое…
Снейп с каким-то подчёркнутым безразличием вытер свои руки, лицо, потом живот Гарри. Он снова хмурился и поджимал губы. Пару раз, кажется, очень тихо простонал. Затем его взгляд неуловимо изменился, он резко отбросил полотенце, развернулся и почти выбежал вон. Только грохнувшая тяжёлая дверь заскрипела на петлях.
Гарри, всё ещё улыбаясь, попытался привстать — тело ныло, голова кружилась. «Что это было? Как же хорошо! Нет, что это было?» — Другие мысли не могли протолкнуться в его переполненную смесью восторга, удовлетворения, сомнений и растерянности голову.
……………………………………………
http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/79760418.jpg
========== Глава 2 ==========
Снейп, вихрем пронёсшись по коридору, захлопнул дверь к себе в комнаты с такой силой, что её дубовое полотнище треснуло, а сам он до крови сбил костяшки на правой кисти; но инерцию бешенства ещё не сбросил — швырнул в камин стул, пнул монументальное как саркофаг старинное бюро. И… рассмеялся:
— А мальчик-то созрел, вырос, поганец. Небось, мужчиной себя числит.
Он сел, положил руки на подлокотники кресла, замер, глядя в фальшивое окно кабинета:
— И что я собираюсь с этим делать? До выпуска ему остаётся два месяца. Второгодник несчастный… и ведь несчастный же. Штаны чуть ли не залатанные, носки разные… трусы — дешёвка.
По «оконному» стеклу бежали причудливые струйки воды, они собирались сначала из мелкой водяной пыли в тяжёлые капли, потом — в озерца, и уже после срывались вниз, оставляя за собой перепутанные шлейфы, притягивающие множество микроскопических отражений несуществующей листвы, выдуманных облаков, наколдованного неба, пригрезившихся гроздей гортензий — всего того, чего не существовало на самом деле. Не здесь, не сейчас…
Мысли у профессора тоже были причудливые… несвойственные, ненужные. Попахивали заботой, нелепой нежностью. Ведь запретил же он им, таким, появляться, ещё два года назад — отмёл и забыл. И вовсе не потому, что непозволительной роскошью было тратить силы и время на глупую, нерациональную, даже опасную привязанность к мальчишке, так долго, медленно, трудно прораставшую в его онемевшем, покрывшемся толстой бронёй сердце и столь внезапно и неуправляемо решившую вырваться на волю. Ломая броню, как скорлупку, разрывая мышцы, вены и артерии, круша каменный панцирь, защищавший от опасностей и слабостей любого рода… Не в этом дело, хотя, поняв, во что эти первые, но упрямые и сильные ростки могут превратиться, он не на шутку испугался. Но не в этом дело! Просто Северус Тобиас Снейп повелел самому себе выбросить этот искусительный бред из головы и тела — и выбросил! Контроль — везде, всегда, прежде всего в отношении самого себя — вот залог могущества магии, силы и… жизни… Что же изменилось теперь? Он умер и воскрес? Эка невидаль. Стал сентиментальнее, расслабился? Вовсе нет. Он устал? Ну… может быть… От новой жизни, лишённой прежнего основополагающего смысла, трудно не устать, но всё же причина не в этом. Ему просто захотелось почувствовать себя человеком. Он умеет управлять своими желаниями, но не их появлением… Нет, ему просто захотелось почувствовать себя. И Гарри Поттер — тут как тут, как наиболее подходящий, тщательно отшлифованный, выверенный до микрона инструмент для осуществления этого желания… Нет, такие мысли и образы никуда не годятся! Вон их! Они не делают его сильнее или счастливее. Вон! Но… Вот бы ещё позволить себе подумать о счастье. Повертеть это странное, запретное слово… Да, Северус, расслабился ты, бесстыдно расслабился, собирался прикорнуть на полчасика, а заснул на сутки!.. Срочно включайся! Ты только что спас героического разгильдяя от неминуемой смерти и от серьёзных интимных проблем. Это — реальность, а всё прочее — игры фантазии в ломке после сильной дозы обезболивающего…
Позор-то какой — пацану дрочить… И что? Как теперь в глаза смотреть? Северус потёр складку между бровями, потом подпёр подбородок кулаком и глубоко вздохнул. О том, что случилось с ним самим в результате «спасательной операции», думать себе запретил радикально. Просто поставил пробел. Он так умеет:
— Прочь мысли. Вздор это всё! Негоже мне амурами грезить, смешно даже, да и бесперспективно. Возраст не тот (не старик, но почти сороковник), не стоит начинать эту игру — партия заведомо проиграна, а уверенность в выигрыше — непременное условие игр, в которые ввязывается Северус Снейп… Хотя, крест на себе ставить не обязательно. Вполне возможно найти хорошую жену, не молодую, конечно; зажить своим домом. Семья, настоящая, законно оформленная, взаимное уважение, налаженный быт, уют, положение семейного мужчины, тихие радости супружества. Вот этим и стоит заняться, пусть по сватовству. Знаменитый маг, профессор зельеварения, декан Хогвартса, кавалер Ордена Мерлина — если и не завидный, то вполне достойный жених. И не откладывать в долгий ящик.
Порешив на том, Северус поднялся с кресла, снял мантию и сюртук, аккуратно повесил одежду в шкаф, принял душ и, надев халат, вернулся в комнату. Открыл секретер, но… работать не смог.
— Чёрт с ним, надо выпить, что ли. Сегодня можно себе позволить! — Успокоиться обычным способом не было возможности: работа, всегда бывшая его прибежищем, на этот раз забыться не давала. Куча ученических эссе на откидной панели старинного Чиппендейла(1) порождала непривычно сильное отвращение. Он решительно подошёл к угловому шкафу, вынул из его глубин початую бутылку с маггловской водкой, вызвал с кухни домовика, заказал ужин. Эх, гулять — так гулять, пусть сегодня будет севрюжий кавиар(2), чего мелочиться! И в ожидании еды снял зачем-то халат, надел домашние брюки, камизу(3) с широкими рукавами. Бесцельно пошагал из угла в угол, добавил жилет, злясь на себя, снова повязал галстук. Посмотрелся в большое мутноватое зеркало, недовольно отвернулся.
