Вечерело. Пруд покрылся молочной дымкой тумана, на траве выступила роса, небо окрасилось таким нежным розовым цветом, какого Гарри отродясь не видел. Он разглядывал палитру вечерних облаков через бокал и вспоминал бледно-рубиновый клерет, которым угощал его Северус. Кислятина, конечно, но так захотелось этой кислятины, слизнуть её с равнодушных губ Северуса, почувствовать, как они начинают дрожать, теплеть, оживать, то ли от розового вина, то ли от желания… «Пора возвращаться», — подумал Гарри, но не вспомнил сразу, куда именно. И вдруг спросил слабым голосом:

— Что-то вино вроде крепкое?

— Я же не знал, что она в коридоре, — солидно отвечал нетрезвый Драко. Уже в третий раз. — И завертелось… от недоверия к дружбе, нежности… Герми такая нежная, нам правда хорошо вместе… Очень. И свадьба скоро. Я так рад. А сейчас она там одна, наверное, учит чего-нибудь. — Он пригорюнился, подпёр щёку рукой, вздохнул и тоже слегка выпал из разговора:

— Ты что-то спросил, Гарри? А… Так я решил отметить наш дружеский визит в родные пинты… не, пенаты… разъебаты, пинетки… чтобы лучше выпиндритьс я… не-е-е, чтобы было легче распинаться… пи-пи-наты, надо пи-пи-… Молодец я! Вспомнил! — Малфой хихикнул и икнул. — Это моя Герми вспоминает, голубка. Давай-ка заночуем тут, Гарри, а? Я тебе расскажу, что мы после помолвки…

Он собирался ещё продолжить, но увидел, что его слушатель, уронив голову на грудь, мирно и, видимо, уже давно почивает.

— Мама предпу… переруждала, что мальвазия выдержанная трехсот… зимняя или осенняя, не, летняя, очень-очень, говорила, выдержанная, что-то, вот Потти и не выдержал, — Драко хотел похвалить свой каламбур, решил поаплодировать, но резко пошатнулся. — И была права! Мамочка… моя…

Он не стал будить Гарри, припомнив, что прошлой ночью тот не спал совсем. Сердобольно поцокав языком и сняв с Поттера очки, Драко призвал Акцио плед из своей спальни, с трудом стащив с друга туфли, устроил его ноги на придвинутый стул и оставил, заразительно посапывающего, в объятиях пряной и тихой летней ночи.

*

А ночью разразился ливень. Северный ветер налетел неожиданно, переполошив милую ночь шумом и треском, нараставшим с каждой минутой, гулом далёких тревожных голосов, испугав даже хозяйку мэнора. Нарцисса, проснувшись, поёжилась под одеялом, послушала тяжёлое, пока медленное биение дождя за окном и отправилась проверить, все ли окна закрыты в доме. Прикрывая ладонью пламя свечи, перепугано трепетавшее от сквозняка, она осторожно заглянула в комнату сына. Тот спал в неудобной позе, в одежде, но блаженно улыбался, а его гостя нигде не было видно. Миссис Малфой выглянула в сад и в свете вспышки молнии, ослепившей низкое небо, разглядела Поттера, с головой укутавшегося в плед на диванчике в беседке. Торчала только его мордочка и взъерошенная чёлка, очки валялись на земле; Гарри хмурился, сморщивая нос, будто что-то хотел вспомнить, а не получалось. Будить его, чтобы уложить в кровать, Нарцисса не стала, открыла окно и соорудила над беседкой магический непромокаемый купол, заодно наложила фоновое Заглушающее. А уходя на цыпочках и поцеловав сына в тёплый лоб, осторожно затворила за собой дверь и повесила над мэнором лёгкие как лебяжий пух сонные чары — пусть мальчики поспят в тишине и покое…

«Не пришёл. Не предупредил. Не увижу его. Не случилось ли что-нибудь? Не понимаю. Не пришёл. Не-не-не-не…» Сначала тяжёлые капли из тучи, ещё недавно цеплявшейся за синий горный шпиль над стремительно темнеющим Запретным лесом, застучали по мантии Северуса; уже потом он увидел, что каменные плиты школьного двора становятся мокрыми, а влагу на волосах почувствовал только тогда, когда в чёрных углах Хогвартса вспыхнули факелы. Дождь. Ветер. Северный, настоящий суровый норд. И это в середине мая. Северус прождал Гарри до темноты, узнал, что тот с Малфоем отсутствовали целый день; ночь профессор Снейп встретил возле школьных ворот, поджидая припозднившихся гуляк. Прогнал его в подземелье холодный ливень.

«Как глупо, — думал он, вытираясь насухо в спальне и готовясь ко сну. — Как это всё глупо. Гарри… Мог бы предупредить. Значит, не захотел. Слишком долго я ждал, тянул, откладывал? Слишком много надежд возложил на него? Переоценил? Его? Нет, себя, остолоп. Дурень, старый болван. Надо было не лекции парню читать, не учить непонятно чему, а завалить ещё в прошлый раз, с той коробкой, и всё было бы по-другому. Никуда бы потом не делся. Но… он же ученик, мой мальчик, ну, хорошо, взрослый, но почти подросток же. Я ведь только смотреть себе и позволял, разве смотреть на того, кого любишь — преступление? И разве можно так сразу?.. А теперь этот мальчик непонятно где, непонятно чем занимается!»

Непогода рвалась в замок, стоки и водосливы рычали, двор превратился в мелкое озерко, почти все магические факелы погасли, Хогвартс погрузился в темноту. Ветер уносил грозу на юг. Снейп тихо произнёс: «Нокс», закрыл глаза. «Спать!» — приказал он себе и послушался.

*

Проспал! Проспал! Мысли Гарри метались, как мыши в горящем стогу: «Северус! Проспал! Уже понедельник?!» Спина и шея затекли, горло саднило, будто он всю ночь спал не в майском саду, под тёплым пледом, а на высокогорном леднике и вдыхал его острую морозную пыль. Похмелья не было, но контрастные ощущения просто разрывали всё тело. Совершенно растерявшись, он выхватил из своей мантии, валявшейся на порожках, волшебную палочку, напрасно попробовал дизаппарировать. И только получив магическую отдачу в виде упругого толчка схлопнувшейся воздушной воронки, слегка пришёл в себя. Схватил со стола футлярчик с подарком и помчался в дом — искать Малфоя! С горем пополам найдя спальню Хорька, Гарри растолкал того, неаристократично валявшегося на постели в одежде и обуви.

— Ты же не отправишься в школу в таком виде? — Драко сразу, едва продрав свои бесстыжие, серые, как небо за окном, глаза, начал воспитывать руммейта(1). — Иди, мойся, ванная — там, я дам тебе свежую рубашку. Presto, presto, signore!(2) Завтрак, как я понимаю, нам не светит, — пожалел он сам себя.

*

«Заболел? — Я бы почувствовал. — С чего это, почувствовал? Глупости. — Наверняка бы почувствовал! — Не выдумывай!» — Снейп смотрел на заполненный учениками зал, на блестящие чайники и блюда, на симпатичных фигуристых девушек и плечистых юношей, на подростков, часто нескладных, неуклюже смотрящихся в мантиях на вырост, на шумных и проказливых детей, считающих себя магами, а видел только пустующее место за столом восьмикурсников. Два пустующих места. Так люциусов щенок тоже не явился? Они вместе? Где бы Поттер и Малфой не провели вчерашний день и ночь, к завтраку они не вернулись. Грейнджер невозмутимо пила кофе с творожным пудингом и одновременно пыталась читать под привычный шум. Не волнуется, стало быть, с прогульщиками всё в порядке? Что она знает об их отсутствии? Подойти и спросить? Ни за что!

Все преподаватели уже покинули Большой зал, да и учеников за столами почти не осталось, а профессор Снейп всё помешивал ложечкой давно остывший чай и смотрел в сторону входа. Вдруг прибегут запыхавшиеся сони и разгильдяи? Блеснут поттеровкие очки; виноватая улыбка, взгляд, украдкой брошенный на преподавательский стол; пригладит волосы, начнёт быстро хватать со стола пирожки, шумно прихлёбывая из чашки. Гарри… Нет, он не ждал, не переживал, просто смотрел и думал. Эти думы ему не слишком-то нравились, но прогонять их из головы Северус не мог… не хотел… боялся: а вдруг, почувствовав свободу, они заживут своей жизнью — да и превратятся в реальность? И окажется, что весь последний месяц ему всего лишь приснился, привиделся в бреду, нередком для некогда тяжелобольного человека, выздоравливающего медленно и тягостно… Любовь — болезнь; страсть, зависимость, желания тела, привязанность, отчаянное неприятие одиночества — симптомы. А чем, собственно, оно, одиночество, вам, мистер Снейп, неугодно? Одиночество — вялотекущая жизнь, плавкая и мутная, законсервированная в растворе самопознания и самоконтроля, нейтральная к большинству реагентов, подверженная воздействию, разве что, времени — уж оно-то универсальный окислитель…