Да, - прокряхтел не менее запыхавшийся Челленджер, после чего огляделся. – И, кажется, заблудились.

Мужчины находились в мрачном безлюдном районе. Однотипные здания, стоящие ровными колоннами, более всего смахивали на гаражи и подсобные помещения.

Сумерки стремительно перерастали в ночь. С каждой минутой становилось всё холоднее.

Поищем дорогу к клубу Нэнси? – неуверенно предложил профессор.

Рокстон покачал головой.

Плохая идея. Если возвращаться тем же путём, наверняка наткнёмся на полицию. А я не настолько хорошо ориентируюсь в Чикаго, чтобы отыскать этот клуб другим маршрутом. Если честно, я в Чикаго вообще не ориентируюсь. Бывал здесь лишь раз, проездом.

Я тоже, - ухмыльнулся Челленджер.

Снег валил и валил. С одной стороны, мужчины имели право его проклинать, ведь по нему неудобно было бегать. Но с другой – снегопад практически мгновенно уничтожал их следы.

С чего Вы так понадобились полицейским? – спросил профессор у друга.

Сам толком не понял. Я лишь спросил в той закусочной, не заходили ли к ним две девушки, описал Маргарит и Финн… Похоже, наши подруги в беде.

Да… - озадаченно протянул профессор. – Но мы им не поможем, если замёрзнем до смерти. Предлагаю пробраться в один из гаражей и заночевать там, а утром начать действовать.

Рокстону идея жутко не понравилась. Бездельничать? В то время как Маргарит неизвестно где, да и Финн тоже? Но что он и Челленджер могут предпринять сейчас, когда по району рыщет толпа полицейских?

Джон с неохотой кивнул, и друзья отправились на поиски подходящего ночного укрытия.

Почему-то, глядя на падающий за окнами снег, Вероника хотела поёжиться и плотнее укутаться в шаль, которую взамен снятого пальто дала Розалин. Розалин – это та миловидная старушка, хозяйка ресторана. Она пристроила парочку за столиком и принесла им по две порции куриного бульона. Её муж, круглощёкий усач Карл, тоже присоединился к компании. Он оказался милейшим человеком, и они с Нэдом быстро разговорились на предмет особенностей местной прессы.

Одни газеты смакуют подробности преступлений, другие делают вид, будто преступности вовсе не существует, - сетовал Карл. – Никакой золотой середины.

Вижу, за одиннадцать лет ничего не изменилось, - вырвалось у Мелоуна. Опомнившись, парень добавил: - Я давно не был в Чикаго.

Карл с интересом поглядел на молодого человека, видимо, прикидывая, сколько тому было одиннадцать лет назад, и можно ли в таком возрасте было всерьёз интересоваться прессой.

Вероника поправила шаль и зябко повела плечами.

Ты замёрзла, милая? – забеспокоилась Розалин.

Нет, что Вы. Здесь очень тепло и хорошо. Просто, когда я смотрю на снег, такие движения получаются сами собой. Видимо, я не привыкла к снегу. Я ведь из тёплых краёв.

Ну, у нас, "северян" такая же привычка, - добродушно ухмыльнулась хозяйка ресторанчика. – А откуда ты, девочка?

Из Южной Америки.

О, тебе, должно быть, вдвойне холоднее после такой перемены климата.

Наверное... – Лэйтон улыбнулась. – Простите, если веду себя как-то неправильно, я… не привыкла к здешней обстановке.

Да всё в полном порядке! – бодро заверил Карл.

Спасибо вам ещё раз. – Нэд с благодарностью поглядел на пожилых супругов. – Не каждый пустит к себе в заведение оборванцев…

Ну, мы когда-то и сами были… скажем так, не на вершине жизни. – Розалин вздохнула, но потом на её устах появилась улыбка. – Трудные были времена. Но счастливые. – Она положила ладонь на руку мужа.

Карл погладил пальцы жены и поддержал разговор:

Да. Мы только-только поженились. За душой ни гроша. Всё, что у нас было – это мы сами, да наши мечты и планы.

Вижу, этого оказалось достаточно. – Нэд широким жестом обвёл зал. – Замечательный ресторан.

Ради этого стоило стараться, - поддержала Вероника.

Супруги переглянулись и словно прочли мысли друг друга.

Нам нужно идти. – Карл встал и подал руку жене, которая тоже не замедлила подняться. – Дела. Мы ещё подойдём к вам, попозже.

Кушайте хорошенько, - напоследок наказала Розалин. – Не стесняйтесь.

И хозяева ушли на другой конец зала, общаться с капризничающими посетителями, раздавать инструкции персоналу.

Чудесные люди, – тепло проговорил Нэд.

Да, - не смогла не согласиться блондинка. – Можно спросить?

О чём угодно.

Вероника помолчала. Потом осторожно произнесла:

На плато ты повторял, что скучаешь по семье, и я всегда думала, что ты имеешь в виду в первую очередь родителей… - Под конец предложения она решила, что зря затронула эту тему.

Но Мелоун не собирался впадать в уныние, хотя и весельем не фонтанировал.

Меня воспитывали дядя, папин брат, и тётя, жена дяди. А ещё у меня куча кузин и кузенов. Три кузена и пять кузин, если быть точным.

Ого! Понятно, почему ты так ловко обращаешься с детьми! Учитывая, что тебе пришлось вынянчить столько малышни.

Нэд усмехнулся:

На самом деле мне довелось нянчить только четверых. Когда дядя и тётя взяли меня к себе, у них было пятеро детей, четверо из которых были вполне самостоятельными. – Он вдруг помрачнел.

Трудное у тебя было детство? – сочувственно промолвила Хранительница.

Казалось, подобная мысль никогда раньше не посещала репортёра. Он будто впервые об этом задумался.

Трудное? Нет, не сказал бы. – Пауза. Нэд поглядел куда-то в сторону. – Мы были небогаты, это точно. И не скажу, что со мной все сюсюкались. Но в рабочих семьях с детьми вообще особо не носятся. Это не значит, что детей не любят. Просто родители слишком заняты работой, пытаясь прокормить себя и ребятишек. – Глубокий и очень тяжёлый вздох. – Жаль, я в своё время этого не понимал. Когда меня заставляли нянчиться с младшими, я был уверен, что меня эксплуатируют, прямо как Золушку. – Грустная и виноватая усмешка. – Я обижался, огрызался, сбегал из дома, шатался по улицам сутками. Короче, вместо благодарности трепал нервы родным.

Это так непохоже на тебя, - невольно подивилась Вероника, внимательно всматриваясь в лицо собеседника.

Собеседник пожал плечами и хмыкнул:

Ты не знала меня-подростка. В таком возрасте почти у всех сложный характер. – Нэд снова вздохнул. – Потом я, конечно, одумался, попросил прощения. – И опять виноватая усмешка. – Только это было на мой девятнадцатый День Рождения. А на восемнадцатый я со скандалом ушёл из дома. – Парень опустил голову. – Надавать бы себе восемнадцатилетнему по башке как следует.

Ты больше не общался с родными?

Общался, но как-то… не так. Мне не хватало мужества извиниться за каждый свой проступок по отдельности. И если я решу вернуться в наше время, то не исключено, что возможности поговорить с семьёй не будет. Они так и не узнают, как я им благодарен, как ценю всё, что они для меня сделали, как сожалею о своих поступках…

Так напиши им.

Что?.. – не сразу сообразил журналист.

Напиши письмо дяде и тёте. У тебя ведь наверняка есть при себе блокнот и карандаш. Утром отправим письмо по почте. Или боишься, что твои родные сменили адрес?

Это вряд ли. В своём доме они собирались жить всегда, они его любили… любят… - Нэд медленно просиял. Потом вытащил из кармана за подкладкой жилетки блокнот с карандашом, положил письменные принадлежности на стол. - После того, как я допишу, можем прогуляться по ночному Чикаго. Тебе ведь наверняка хочется посмотреть как можно больше.

Вероника закусила губу, в глазах девушки замелькали весёлые искорки.

Вообще-то, мне и здесь хорошо. Останемся, если Карл и Розалин не будут против?