С каждым сказанным Ватари словом начинает всё ощутимее щипать в глазах, и её это в корне не устраивает. Она упрямо отворачивается и, стиснув зубы, смотрит в пространство перед собой. И, чёрт возьми, она не станет лить слёзы! Ни сейчас, ни потом. Ни по Бейонду, ни по кому-то ещё. Никто и никогда не видел слёзы Эл. И Ватари не увидит их сейчас.

— Всё, что я сделала, это погубила его. Я совершила ошибку, признаю. Ты был прав, наши отношения не должны были заходить дальше дружбы. И, раз это произошло, мне не следовало уезжать из «Дома Вамми» одной. Ведь это из-за меня его любовь превратилась в одержимость, повинуясь которой он без раздумий поставил на кон собственную жизнь, только чтобы развеять мою скуку. Не отрави я его собой, ничего бы не произошло.

— Не нужно скрывать свою боль за улыбкой, излишней серьёзностью или работой без отдыха, Эл. Я знаю, что ты сильная, ты всегда такой была. Но помни, что даже твёрдую породу может подточить вода. А ты, прежде всего, человек, и твоё сердце не высечено из камня, как тебе того хотелось бы.

— Ватари, я никогда не позволю моему сердцу управлять моей головой. Я не собираюсь устраивать вендетту, если тебя это волнует, я собираюсь найти Киру и покончить с ним. И закроем тему.

Выслушивать неожиданно метко бьющие в цель слова Ватари ей совсем не хочется, потому что в кои-то веки Эл не уверена, что сможет сохранять хладнокровие при разговоре.

— Поэтому, пожалуйста, принеси мне кружку кофе, Ватари, а потом соедини меня с директором ФБР. В японской полиции утечка информации, и этот факт нельзя игнорировать.

Ватари вздыхает, понимая, что давить дальше не имеет смысла, но всё же отбывает на кухню, оставляя Эл наедине с её мыслями. Принесённый кофе она отпивает без задней мысли и едва успевает закончить разговор с директором Федерального Бюро Расследований, как сонливость накатывает на неё неудержимой волной.

Play

— Эл, а тебе снятся сны?

— Ну, если верить ученым, проводящим исследования в этой области, сны снятся всем людям без исключения. Другое дело, что одни люди их запоминают, а другие — нет. Я отношусь ко второй категории. Ты сейчас спросил, и я поняла, что не могу вспомнить ни единого случая, когда бы запоминала свой сон.

— Не удивлюсь, что это из-за того, что ты по большей части вообще не спишь.

— Вполне вероятно. Ведь я сплю исключительно для того, чтобы дать отдых своему мозгу. Полагаю, он именно это и делает, сводя активность к минимуму. Следовательно, сны не запоминаются. А что, у тебя иначе, Бей?

— Не совсем. По большей части я тоже по утрам не могу ничего вспомнить, но некоторые всё же запоминаю. Знаешь, мне часто снится моя смерть, Эл. И каждый раз она разная. Возможно, это связано с моими глазами и с тем, что я не знаю точной даты, когда истекает мой срок.

— Думаешь, один из этих снов может оказаться вещим? Иногда наше бессознательное может рассказать нам о нас то, о чем мы и не подозревали.

— Вряд ли. Эти сны преследуют меня с самого детства. И они — единственные, которые я запоминаю. И вообще вероятность увидеть настоящий вещий сон стремится к нулю. Просто переживать подобный опыт во сне довольно занимательно. По крайней мере, всегда помнишь, что твой срок может прийти в любой момент. Даже если не ждешь. Особенно если не ждешь.

— На то она и смерть, Бей.

Pause

— Эл, один из агентов ФБР хочет с тобой поговорить.

Прошло шесть дней с тех пор, как двенадцать агентов ФБР по её просьбе начали независимое расследование утечки информации, произошедшей в японской полиции. Сто сорок один человек в отделе по расследованию особо тяжких преступлений имели доступ к информации по этому делу, и где-то среди них или их близких непременно был Кира.

Так как Эл не знала, что конкретно следует искать и на что обращать внимание, распоряжение агентом она выдала самое четкое: докладывать абсолютно обо всём, не утаивая никаких мелочей, «даже если в транспорте кто-то отдавит вам ногу или над Токио внезапно появится радуга». И вот, наконец, первые новости.

— Сегодня, следя за Ягами Лайтом, я попал в захваченный автобус, — вещает Рей Пенбер, случайно оказавшийся женихом Мисоры Наоми, которая не так давно тоже работала на Эл по печально известному делу. — О захватчике вчера передавали по телевизору, это был наркоман, ограбивший банк и застреливший двух человек. Зайдя в автобус, он потребовал выручку парка развлечений «Space land».

— Что в это время делал тот, за кем вы следили?

— Он намеревался остановить преступника сам, но я ему не позволил. И, чтобы доказать, что я не заодно с налётчиком, мне пришлось показать ему удостоверение агента ФБР. После этого у преступника начались галлюцинации, он выпустил всю обойму из пистолета в пустоту, потом выскочил из автобуса и погиб под колесами машины.

— Эти галлюцинации начались внезапно? Что им предшествовало? Мне важны все детали, ничего не упускайте. Стоял ли он до этого на месте, разговаривал ли с кем-то из пассажиров? Брал ли что-нибудь в руки? И чем характеризовались эти галлюцинации?

Тот молчит с минуту, видимо, воспроизводя в памяти пережитое.

— Да… да, он брал в руки записку, выпавшую из кармана Ягами Лайта. Помню, что я тогда подумал, что это может быть та самая записка, в которой он писал, что собирается напасть на налётчика. Но это оказалось приглашение на свидание. И после этого у него начались галлюцинации, буквально спустя несколько секунд.

— Он что-то выкрикивал? Как он выглядел при этом? Как себя вёл?

— Он был в ужасе. Наводил оружие в пустоту в конце автобуса. И да, он кричал что-то в духе: «Не подходи ко мне, монстр!» Словно увидел кого-то.

— Преступник точно погиб? Вы в этом абсолютно уверены?

— Сам я не проверял, мёртв он или нет, но было очень много крови.

— Что произошло с запиской? С той самой, которую он подобрал? Она осталась у него? Он убрал её в карман?

— Нет, он бросил её обратно Ягами Лайту.

— Понятно. Благодарю вас за информацию, мистер Пенбер. И ещё один вопрос: вы один приехали в Японию или Мисора-сан с вами?

— Да, мы приехали вместе. Почему вас это интересует, L?

— Всего хорошего, мистер Пенбер.

«Что ж, вот ты и попался, Ягами Лайт». Интуиция, которой Эл привыкла доверять безоговорочно и которая ещё ни разу её не подводила, буквально не своим голосом орёт, что она не ошибается в своём предположении. Агенты докладывались ей ежедневно, и ещё ни разу до этого в их отчётах не было ничего подозрительного и интересного. А захват автобуса среди бела дня — само по себе из ряда вон выходящее явление. А если ещё учесть все детали… Плюс к этому, Ягами Лайт идеально подходит под психологический портрет Киры, составленный Эл. Ученик старших классов, обладает высоким IQ, его отец полицейский, сам он всегда в центре всеобщего внимания. Он подходит под всё это настолько хорошо, что это даже вызывает лёгкую оторопь. Но она быстро проходит, и Эл, смотря запись с камеры наблюдения, запечатлевшей аварию, в которой погиб захватчик, позволяет себе улыбнуться.

Ей вообще не слишком нравится, как складывается ситуация. Ввиду того, что Рею Пенберу пришлось рассекретить себя, наблюдение за семьёй Ягами можно поручить другому агенту. Но если Ягами Лайт и есть Кира, он может заподозрить, что его план раскрыт, и сразу залечь на дно, а подобного допускать нельзя.

«Ну уж нет!»

— Если ты Кира, я заставлю тебя признаться. А после ты покажешь мне, как ты убиваешь.

Через неделю после инцидента с автобусом происходит трагедия, которой так опасалась Эл. Все двенадцать агентов, прибывших в Японию для расследования дела Киры, умирают от сердечных приступов, каждый в разное время. Эл вновь чувствует укол совести, но он настолько слабый, что почти сразу меркнет, вытесненный азартом и интересом. И она жадно вглядывается в видеозаписи с камер наблюдения, заснявших смерть каждого агента. И не может сдержать лёгкой улыбки, видя много спорных моментов в смерти Рея Пенбера. Зачем ему понадобилось полтора часа находиться в поезде на линии метро Яманотэ, где полный круг объезжается всего за час? Откуда в его руках взялся конверт, которого не было, когда он спускался в метро? И куда он делся потом? И почему перед смертью Пенбер указывает рукой на поезд?