– Какая мерзость, – констатирует как-то зашедший на огонёк Артемис, разглядывая наиболее отвратительную фотографию, на которой изображена отпиленная голова.

Бейонд и Эл, сидящие на полу в одинаковых позах лотоса, в ответ на это только пожимают плечами. Подобное перестало смущать их ещё год назад, если вообще когда-то смущало.

– Как вы с этим живёте?

– Присоединяйся, Арти, – широко, не без доли издёвки, улыбается Бейонд, пригласительно кивая на небольшой клочок свободного пространства рядом с собой. Остальной пол сплошь завален документами, письменными принадлежностями, фотографиями и бесконечными фантиками от конфет. – Пара месяцев, и при взгляде на подобное ты даже вздрагивать перестанешь.

– Вот уж спасибо, – хмыкает А. – Я говорил вам, что вы психи?

– На моей памяти, это сто девятнадцатый раз, Артемис, – отвечает Эл, прикусывая указательный палец.

– И почему, несмотря на это, я до сих пор вас люблю, народ? – усмехается он, всё же усаживаясь рядом и беря из стоящей на полу вазочки конфету.

Play

– На этот раз ты хорошо спряталась, Эл. Мухлюешь. Загадываешь две загадки подряд.

– Нет, Бей, не мухлюю. Подсказка к тому, где искать меня, находится в уже данном тебе условии. Никто не говорил, что ответ на поставленную задачу должен быть только один. Продолжим игру? Или за те полгода, что мы не общались, ты забыл расстановку фигур?

– Обижаешь. b7 – b6.

– Ферзь d1 – е2. Стоит ли мне ждать от тебя подарка на день рождения, Бей?

– А как же! А вот что это будет за подарок, зависит только от твоей честности. Ладья f8 – d8.

– Шантажировать меня вздумал?

Pause

Ночь в кои-то веки ясная, и небо радует глаз всеми оттенками чёрного цвета и хаотичной россыпью звёзд. Несмотря на поздний час – висящие на стене ходики недавно отбили полтретьего, – Эл и Бейонд не спят. Эл, расследуя какое-то дело, может не спать сутками, поддерживая свой организм сахаром, а Бёздей за то время, что они работают вместе, не без успеха подстраивается под её режим.

Но расследований сейчас нет – единственное оставшееся у них дело они раскрыли этим вечером. Несмотря на это, сна всё равно ни в одном глазу. Вместо этого они оба сидят на кровати возле открытого настежь окна и периодически окунают пальцы в банку с клубничным джемом, стоящую между ними на покрывале.

– Скажи, Эл, а ты веришь, что каждому человеку отведён определённый срок жизни, и, как только он истекает, человек умирает вне зависимости от обстоятельств?

Тема неожиданная, но Эл не против поговорить, пусть даже о чём-то столь расплывчатом, как фатализм.

– То есть, даже если предполагается, что человек в определённый день должен умереть, скажем, утонув в реке, а он в этот день не выйдет из дому, он всё равно погибнет?

– Да, – кивает Бейонд. – Всё равно погибнет, так или иначе. Потому что предопределён именно срок его жизни, а не обстоятельства его смерти.

– Никогда не задумывалась о подобном, – пожимает плечами Эл. – Честно говоря, не хотелось бы верить во что-то такое, больно уж мрачная выходит перспектива. Но, с другой стороны, ты же меня знаешь, я всегда готова допустить вероятность самого невозможного. Так что, почему бы и нет?

– Что ж, ловлю тебя на слове.

Эл с готовностью выдерживает его долгий немигающий взгляд сперва глаза в глаза, а потом вновь, словно по привычке, ускользающий куда-то в пространство над её головой.

– Если ты допускаешь такую вероятность, то можешь ли допустить вероятность того, что существуют люди, способные видеть, сколько лет уготовано прожить каждому человеку и в какой конкретно день ему суждено умереть?

– К чему все эти вопросы?

Бёздей выглядит на редкость серьёзным и задумчивым. Не торопясь с ответом, он вновь отворачивается к окну, сверля взглядом тёмных глаз ночное небо. Эл его не торопит.

– Давай так, – внезапно смягчившись, Бейонд снова поворачивается к ней. – Я расскажу тебе только при условии, что ты согласишься поверить мне на слово. Даже если мои слова покажутся тебе полной чушью и верхом абсурда. Сможешь?

– Договорились.

– Я знаю день твоей смерти, Эл Лоулайт.

То, что Бейонд знает её настоящее имя, оказывается для Эл сюрпризом, и идеальная маска равнодушия и спокойствия даёт ощутимую трещину. Потому что Эл впервые не понимает чего-то настолько, что это непонимание сродни физическому страданию. Она знает, что нигде в документах приюта нет сведений об её имени. Его знает только Ватари и держит в строжайшем секрете от всех без исключения. И как при таком раскладе его мог узнать Бейонд?

– Откуда? – коротко, но ёмко спрашивает она.

– Я это… вижу, – чуть помедлив, отвечает Бёздей, и взгляд его вновь устремляется выше её головы. – И не только у тебя. У каждого человека, встречающегося мне на пути, я вижу имя и срок его жизни. Я не знаю, почему так происходит, но факт остается фактом. С самого раннего детства я знал, когда моего отца убьёт грабитель и когда моя мама погибнет в катастрофе. Когда наша соседка умрёт от страшной болезни или когда мать с ребёнком, однажды проходившие мимо меня по улице, погибнут под колесами автобуса на остановке. Мои глаза ещё ни разу меня не обманывали. И сейчас, глядя на тебя, я вижу, когда умрёшь ты, Эл. И твоё настоящее имя. Прямо у тебя над головой.

– Вот как…

Шквал эмоций, бивший ключом ещё минуту назад, резко затухает, словно Бейонд не сказал ровным счётом ничего из ряда вон. И к Эл возвращается её привычное спокойствие. Улыбнувшись уголками губ, она смотрит на Бёздея, а потом переводит взгляд на окно, в которое влетает порыв ветра, растрепав и без того находящиеся в беспорядке пряди волос.

– Тогда не говори мне этой даты, идет? – просит она, запустив пальцы в банку, про которую они оба, заговорившись, благополучно забыли, и облизав с них тягучее лакомство. – Давай просто увидим то, что увидим.

Play

– Шантажировать? Неплохо звучит. Давай мы будем считать именно так. И, учитывая, что ты заинтересована в стоящем подарке, в твоих же интересах честно ответить на мой вопрос. И, если ты забыла, ход сейчас твой.

– Слон d3 – е4. Спрашивай.

– Слон с8 – а6. Я знаю, почему ты покинула приют, Эл. Говоря по чести, там мы оба действительно были ограничены в возможностях. Но почему, Эл? Почему после всего, через что мы прошли, ты всё же решила уехать одна? Без меня?

– Это… очень сложный вопрос, Бей…

Pause

Очередная бессонная ночь вновь застаёт их в комнате за поеданием джема и конфет, разглядыванием омерзительных кровавых фотографий и разговорами о текущем расследовании. Взяв с электроплитки чайник, Эл, держа его за ручку двумя пальцами, тонкой струёй наливает в чашку кипяток, после чего один за другим бросает туда кубики сахара. Первый, второй, третий… Когда в тёмной глади чая исчезает шестнадцатый, а сам чай постепенно превращается в вязкую массу, она наконец удовлетворённо кивает и приступает к дегустации.

– Знаешь, Эл, – внезапно говорит Бейонд, повторяя её нехитрые манипуляции и тоже отпивая из своей чашки самый ужасный кошмар диабетика, – наверное, я тебя люблю.

Переход от одной темы к другой слишком внезапен, и Эл удивлённо вскидывает брови. Но лишь на миг, потому что почти сразу же склоняет голову, пряча выражение лица за длинной чёлкой. Уголки губ дрогают в намёке на улыбку.

Не наверное, а точно, хочется сказать ей, но она не произносит этого вслух. Расширенные зрачки, учащённый пульс, неуловимо изменяющийся тембр голоса давным-давно выдали Бёздея с головой.

При этом они оба знают, что вряд ли она сама когда-нибудь произнесёт что-то подобное.

Play

– Твой ход, Эл.

– Ход? Ах да, с3 – с4.

– И всё же? Я знаю, что вопрос сложный. Но потрудись на него ответить. Конь b8 – с6.

– Я никогда не одобряла идею Ватари – воспитывать в «Доме Вамми» тех, кто продолжил бы мое дело после моей смерти. Понимала, что в ней есть смысл, но не одобряла. Ведь до моего появления там это был обычный детский дом. После того же, как я там появилась, его специфика изменилась в корне. Можешь считать, что мне было неприятно, что из кого-то другого пытаются сделать мою копию. d4 – d5.