Опустошитель сделал едва заметный жест, и Сантонин забормотал над рукхом заклинание. Внезапно наваждение, сдерживавшее Сандера и Холлиан, исчезло. Они неуклюже отступили на шаг, словно забыли, как управлять своими членами. Однако через миг эг-бренд и гравелинг с дрожью выпрямились и прижались друг к другу. Страх светился в глазах Сандера, словно он смотрел на ужасную купель и владыку своего существования. Холлиан закрыла лицо руками, как испуганный ребенок.

– Где Томас Кавинант?

Охваченные безумным страхом, несчастные развернулись и попытались убежать.

Не обращая внимания на Холлиан, Опустошитель вытянул руку, и та, питаясь колдовскими чарами Каменной Мощи, стала удлиняться, пока не схватила Сандера за шею. Почувствовав, что задыхается, тот упал на колени.

Лишившись товарища, Холлиан остановилась и повернулась лицом к Опустошителю. Ее черные волосы разметались по плечам.

Опустошитель ткнул зеленым осколком Сандеру в горло.

– Где Томас Кавинант?

Сандер уставился на мучителя невидящим взором. Его глаза едва не выпадали из орбит. Но он промолчал, сжав челюсти от боли.

Пальцы Опустошителя напряглись.

– Говори.

Сандер стиснул зубы изо всех сил, как будто хотел сломать их и навсегда лишиться голоса. На щеках его двигались желваки. Вены на шее набрякли, словно он испытывал удушье.

Казалось невероятным, что можно так сжимать зубы, не сломав при этом челюстей. Однако он молчал. По его лицу струился пот, но рот оставался закрытым.

Опустошитель нахмурился, и на его лице отразилось недовольство.

– Ты будешь говорить, – прошипел он. – Если понадобится, я вырву слова вместе с твоей глоткой.

Его рука сжимала горло Сандера все сильнее и сильнее.

– Где Томас Кавинант?

– Он мертв! – закричала Холлиан каким-то чужим надтреснутым голосом.

Линден почувствовала привкус лжи в ее беспомощности.

– Он исчез.

Опустошитель по-прежнему смотрел на Сандера и сжимал его горло.

– Это каким же образом?

– Он ушел в Анделейн, – прошептала эг-бренд. – Мы ждали его, но он не вернулся. Она притворно застонала:

– Прости меня, Сандер.

– А белое кольцо?

– Я не знаю. Оно потеряно. Полурукий не вернулся. Опустошитель не удостоил ее и взглядом. Тем не менее он слегка ослабил хватку на шее гравелинга.

– То, что ты отказываешься говорить, – прошептал он, – свидетельствует о том, что Томас Кавинант не умер. Если Полурукий действительно пропал, почему ты хочешь, чтобы я поверил тебе, будто он жив?

Линден молча молила Сандера поддержать ложь Холлиан – ради него самого и ради Кавинанта.

Гравелинг с трудом разжал челюсти, и мутный взор его немного прояснился. Сглотнув комок в горле, он прохрипел:

– Я хотел напугать тебя.

Зловещая улыбка коснулась губ Опустошителя. Но, как и Сантонина, его сдерживала уверенность в своей цели.

– Отведи их в темницу, – приказал он Всаднику.

Линден так и не поняла, поверил ли он в ложь Холлиан. Но ей было ясно, что Опустошитель задумал какую-то дьявольскую хитрость.

Произнеся над рукхом несколько слов. Сантонин вновь вверг Сандера и Холлиан в состояние прострации. Двигаясь как марионетки, пленники последовали за ним к выходу из каменного горшка.

Они снова пересекали безликие залы и переступали через пороги, которые, казалось, существовали лишь для того, чтобы о них можно было забыть. Сантонин подвел их к двустворчатой железной двери и, распахнув ее, протолкнул двух женщин и Сандера в темницу. Длинный и мрачный коридор ощерился дверьми с зарешеченными окнами. Однако Линден не увидела через них ни одного заключенного. Сантонин сначала запер Сандера, потом Холлиан, после чего, миновав несколько камер, затолкал в узкий карцер напуганную Линден.

Беспомощная и растерянная, она остановилась у отвратительного соломенного тюфяка, ежась под пристальным взглядом Всадника. Внезапно он погасил свой рукх и протянул к ней руку. Обезумев от страха, Линден рухнула на тюфяк и сжалась в дрожащий комочек. Стало тихо. Через несколько секунд камеру заполнил торжествующий смех Сантонина. Дверь с визгом закрылась, и засовы встали на свои места. Линден осталась одна посреди черных и холодных каменных стен.

Она неподвижно лежала на соломе, пока бесстрастное время текло над ней и гранитным колоссом Ревелстоуна. Она ощущала себя разбитой бутылью и не могла наполнить свою душу заново. Ее мучил страх – отвратительный животный страх. Она боялась что-либо предпринять, боялась даже подумать о каком-то усилии. Ей ничего не хотелось, кроме тишины, покоя и забвения. Но она не находила всего этого. Попав в преддверие ада, она блуждала в пустоте и ждала, чем кончится эта мука, которая разрывала ее на части.

Охранники приносили ей гнилую пищу и тухлую воду, но она не замечала их, отрешившись от всего. Линден не слышала лязга железной двери, звучавшего всякий раз, когда появлялись охранники; когда приводили новых заключенных и уводили на казнь. Этот звук ничего не означал. В тюрьме никто не говорил. Она тосковала по голосам. Она искала какой-нибудь образ, чтобы сохранить рассудок, – какое-нибудь имя или слово, чтобы вернуть свое потерянное “я”. Но Линден позабыла все имена и образы. А слов ей никто не говорил.

И все же как-то раз послышался голос – вернее, крик, как будто какой-то заключенный вырвался на свободу. Услышав его, она стряхнула с себя оцепенение. Преодолевая слабость, появившуюся от неподвижности и постоянного недоедания, Линден, словно калека, поползла к двери.

Монотонный голос был незнакомым, однако Линден чувствовала к нему такую благодарность, что поначалу с трудом разбирала слова. Она прильнула к прутьям решетки и прислушалась.

– Я приветствую тебя, юр-Лорд, – говорил чей-то голос. – Томас Кавинант! Неверящий и Обладатель белого золота! Тебя помнят среди харучаев.

Говоривший произносил слова твердо и отчетливо.

– Я Бринн. Ты пришел, чтобы выпустить нас на свободу?

Кавинант! Линден хотела прокричать это имя, но из пересохшего горла не вырвалось и звука.

В следующий миг она услышала звук удара по телу. Кавинант! Тело упало на каменный пол. Вокруг него собрались охранники. Линден поднялась на цыпочки и, прижавшись лицом к прутьям, попыталась что-нибудь увидеть, но в поле ее зрения никого не оказалось. Через несколько секунд послышались грузные шаги людей, обремененных тяжелой ношей. Дверь тюрьмы отворилась и захлопнулась. Несчастную Линден вновь объяла тишина.

Ей хотелось зарыдать, но она знала, что слезами горю не поможешь. Линден услышала имя, которое заполнило пустоту ее души. Кавинант! Беспомощность и надежда. Кавинант жив. Он здесь. Он спасет ее. Вот только как он узнает, что ее надо спасать из застенков Верных?

Какое-то время, ужасно долгое и мучительное, она сидела у двери и беззвучно плакала. В ее памяти возник образ Кавинанта. Он улыбался Джоан. Несмотря на свою беззащитность, он казался неуязвимым и чертовски сильным. А что, если охранники убили его?

Наверное, убили. Но нет! Они не могли его убить! Кавинант пробудил в ней надежду. Она по крупицам собирала прежнюю Линден, чтобы снова стать такой, какой была во время их первой встречи. Когда слезы иссякли, она подползла к чаше с водой, осушила ее и съела, сколько смогла, зловонной тюремной пищи. Опустившись на соломенный тюфяк, Линден закрыла глаза и тут же заснула.

Ее разбудил лязг железа: кто-то отодвигал запоры на железной двери. Линден скатилась с тюфяка и вскочила на ноги. Ее сердце бешено заколотилось в груди. Кавинант…

Дверь открылась, и в камеру вошел Опустошитель.

Там, где мантия обнажала его тело, она видела лишь темную пустоту. От него исходило такое мощное излучение Зла, что Линден не ощущала его физической сущности. Зло заполнило все пространство между ними и прижало ее спиной к стене. От Опустошителя воняло Маридом и кровожадностью пчел. От него несло безумием Джоан. Зловонное дыхание пропитало воздух запахом гниющей плоти, рвотной массы и кучи свежего дерьма. Даже от его голоса несло тошнотворной смрадной гнилью.