– Томас Кавинант! Я должна услышать все, что ты знаешь о Великанах. Мы проводим тебя до края Сарангрейвской Зыби.

Морской Мечтатель недовольно поморщился. Шрам под его глазами изогнулся, как знак протеста, но немой провидец покорно кивнул. Бринн взял Кавинанта за руку и повел его к началу мыса. Остальные последовали за ними. Сур-джехерины продолжали пробивать проход через зеленые орды скестов.

Бринн перешел на легкий бег, подталкивая Кавинанта к ночной темноте. Когда они вырвались из кольца болотных “младенцев”, харучай повернул на восток.

Вой люкера взвился к черному небу, сотрясая Сарангрейвскую Зыбь. Но впереди в красноватом зареве факелов мелькали фигуры сур-джехеринов. Под их охраной и опекой отряд продолжил свое опасное путешествие.

Через пять дней они достигли края Сарангрейвы и, одолев полоску джунглей, увидели за последними деревьями безоблачное вечернее небо. Сур-джехерины передвигались по топям с потрясающей быстротой и знали все тропы на поверхности Зыби. Кавинант не мог угнаться за ними, как и Сандер с Холлиан. Теряя силы, они едва перебирали ногами. К счастью, большую часть времени их несли на себе Великаны.

Морской Мечтатель по-прежнему опекал Линден и нес ее на руках, чтобы дать покой больной ноге. Сандер сидел на спине Первой, используя ее щит в качестве кресла. Холлиан устроилась на сгорбленных плечах Красавчика, а Кавинант ехал на согнутом локте Хоннинскрю. Никто из них не возражал против такого положения дел. Кавинант чувствовал себя таким усталым, что уже ничем не смущался. Кроме того, вежливость Великанов не давала им повода для проявления гордости.

За эти пять дней они четыре раза подвергались смертельной опасности. Воздух вибрировал от яростного воя, который терзал людей и Великанов атавистическим ужасом. Дважды орды скестов выползали из темных проток и смоляных ям; и дважды их атаковал сам люкер. Но с помощью сур-джехеринов и запасов сырых ветвей отряд пробивался сквозь кольца скестов. Кавинант отпугивал люкера волшебным криллом, бичуя того белым огнем до тех пор, пока чудовище с дикими воплями не отступало в глубь болот.

Во время кратких привалов или не слишком быстрой ходьбы Хоннинскрю расспрашивал сур-джехеринов об их истории и образе жизни. Те отвечали кратко, но достаточно точно, описывая прошлое своего народа.

В течение нескольких веков после падения Яслей запуганные джехерины жили в тех же пещерах, что и прежде. Они не смели поверить в свободу и в то, что их посчитали достойными ее. Но потом они получили доказательство, которое вселило гордость в их дрожащие сердца. Освободившись от гнета Презирающего и разрушительного влияния Камня Иллеарт, джехерины обрели способность рождать детей. Это стало символом их свободы. Своих детей они назвали сур-джехеринами, то есть существами, свободными от рабства. Еще через несколько веков “тихони” начали длительную миграцию, которая вывела их из обители прежних ужасов.

Они годами продвигались на север, выискивая территорию, которая могла бы стать родиной для их потомков, – из пещер к грязевым ямам, из узких нор в край обширных болот, от подземных ручьев к руслам рек и котлованам озер. Сарангрейвская Зыбь была для них сущим раем, поскольку плоть из жижи и изумительная подвижность позволяли им жить на дне трясин и зыбучих песков. В этом милом краю они избавились от ужасов рабства. И, если возникала такая необходимость, они бесстрашно шли на риск.

Вот почему они пронесли через поколения свою благодарность Чистому. Узнав о Великанах и грозившей им опасности, они без колебаний бросились к ним на помощь, ибо каждый сур-джехерин на всей Сарангрейве посчитал бы честью отдать за них жизнь.

На пятый день отряд достиг вересковой пустоши, которая лежала между Сарангрейвской Зыбью и холмами Прибрежья.

Они бежали из последних сил, спасаясь от отчаянного штурма скестов. Внезапно деревья расступились перед ними, и над головой, как дар судьбы, открылось лазурное небо. Вместо сырого зловония Зыби в лица пахнуло ароматами папоротника и цветов. Высокие холмы, покрытые травой, казались зубчатой стеной спасительной крепости.

Великаны бежали через пустошь, как ранихины, вкусившие свободу. Они остановились только у самых холмов и посмотрели назад.

Скесты исчезли. В воздухе пели птицы, в траве шептал ветерок, и не было никаких яростных воплей. Твердый грунт под ногами служил гарантией покоя.

Сур-джехерины отстали от них на границе Зыби и скромно удалились, будто избегая благодарностей. Спрыгнув с руки Хоннинскрю, Кавинант вернулся к краю джунглей и попытался найти слова для прощания. Но его сердце превратилось в пустыню, где проросло лишь несколько слов. Ему оставалось лишь печально вглядываться в зелень деревьев и, щурясь от солнечных лучей, размышлять о том, что Идущий-За-Пеной мог бы гордиться своим поступком.

Краем глаза он заметил Первую, которая молча присоединилась к нему. Она тоже смотрела на Саранегрейву, и ее взгляд лучился мягкой нежностью. Потом к ним подошел Бринн, а следом и остальные. Они стояли, будто отдавая салют неоспоримому достоинству сур-джехеринов.

Чуть позже харучаи распаковали припасы и приготовили ужин. Здесь, на пустоши между Сарангрейвской Зыбью и Прибрежьем, люди и Великаны попытались прийти к общему решению.

Линден сидела, облокотившись спиной на голень Морского Мечтателя. Она нуждалась в поддержке, так как ее правую ногу по-прежнему растягивала жесткая шина. Проснувшись через полтора дня после “глотка алмазов”, она заверила своих друзей, что те закрепили ее лодыжку как надо. Напиток Великанов оказался мощным лечебным средством. Кроме того, она находилась под бдительным присмотром Морского Мечтателя. Несмотря на мрачный и недовольный вид, он обращался с Линден как с ребенком.

Кавинант давно мечтал поговорить с ней наедине, но в данный момент его занимали другие вопросы. Он задумчиво сидел на мягкой траве, подставив лицо лучам вечернего солнца. Великаны довели их до этих мест. Однако они не собирались предоставлять ему ту помощь, в которой он нуждался. Кавинант обещал им рассказать о Бездомных. Но он не представлял себе, где взять мужества для такого рассказа.

Тем не менее ему следовало им о чем-то рассказать. Сандер и Холлиан ушли в темноту, выискивая уединенный уголок, где они могли насладиться долгожданной близостью. Кавинант их понимал. После стольких потерь они теперь находились в незнакомом и чуждом мире – без Солнечного Яда, который делал их ценными для остальных спутников.

Великаны сидели у костра, ожидая услышать рассказ в обмен на свою помощь. Он должен был им что-то сказать. Но это стало для него непосильной задачей.

Наконец Первая нарушила молчание:

– Друг Великанов… – Она намеренно использовала титул, который дала ему. – Ты знал соплеменников твоего Друга, Морехода Идущего-За-Пеной. Нам не терпится услышать историю о них. Мы понимаем, что это будет печальный рассказ. Но Великаны говорят, что радость обитает во внемлющих ушах, а не во рту, который говорит. Мы знаем, как выслушать тебя с радостью, хотя, возможно, слова будут жечь твои уста и сердце.

– С радостью?

Кавинант нарушил молчание. Голос Первой унес ту малую силу духа, которая оставалась в нем. Он знал, что будут делать Великаны, слушая его историю.

– Нет, не сейчас. Я еще не готов. Сидящий за спиной Кавинанта Бринн сказал:

– Эта история известна харучаям. – Он придвинулся к костру и увидел на лице Кавинанту горькую обиду. – Я мог бы рассказать ее, хотя не обучен искусству бардов.

Несмотря на бесстрастность, его взгляд показывал, что он предлагает свою помощь. Харучай предлагал снять бремя с плеч Кавинанта.

Однако тот знал, к чему это могло привести. Судьбы древних Стражей Крови были неразрывно связаны с роковой гибелью Великанов. Честность харучая заставила бы Бринна раскрыть те части истории, которые Кавинант никогда не стал бы рассказывать. Поиск узнал бы, что отряд Корина и Лорда Гирима пришел в Коеркри во время избиения Великанов и что лишь трое Стражей осталось в живых после убийства Великана-Опустошителя. Эти трое харучаев завладели осколком Камня Иллеарт, но Камень навел на них порчу, превратив Стражей Крови в невольных слуг Презирающего. И порча оказалась настолько ужасной, что они нарушили свой священный Обет, бросив Лордов в беде, когда Стране угрожала огромная опасность. Конечно, Бринн описывал бы эти события бесстрастно и сухо, как будто они не были великим горем для его народа; как будто они не были причиной того, что харучаи веками посылали в Страну своих гонцов, и те погибали, став жертвами Верных. Нет, Кавинант не вынес бы такого рассказа. Стражи Крови ценили себя по стандартам, которым не мог бы соответствовать ни один человек.