Родился в 1899 году в деревне Щипачи Камышловского района Свердловской области в семье крестьянина.

С девяти лет батрачил, работал на асбестовых приисках. С 1919 по 1931 год служил в рядах Красной Армии красноармейцем, курсантом кавалерийской школы, политработником. В 1934 году окончил Институт Красной профессуры.

Участник Великой Отечественной войны.

Писать стихи С. Щипачев начал еще в деревне. Во время гражданской войны тексты его боевых стихов разбрасывались над окопами белых.

Первая книжка стихов «По курганам веков» вышла в Симферополе в 1923 году, затем в Москве появились сборники «Одна шестая» (1931), «Наперекор границам» (1932), «Под небом Родины моей» (1937), «Лирика» (1939), «Стихи» (1940), «Избранное» (1944), «Домик в Шушенском» (1945, 1955, 1960) и многие другие книги.

Творческая активность поэта не ослабевает. Только за последнее десятилетие вышли книги «Избранные произведения в двух томах» (1965), «Избранная лирика» (1966), «Слушаю время» (1970), «Товарищам по жизни» (1972), «Красный вечер» (1974). В 1949 году за сборник «Стихотворения» (1948), в 1951 году за поэму «Павлик Морозов» (1950) удостоен Государственных премий СССР. В 1959–1963 годах С. Щипачев избирался председателем Президиума Московского отделения СП РСФСР. Награжден многими орденами и медалями.

Член КПСС с 1919 года.

ЗЕМЛЯ УРАЛЬСКАЯ

Она — скалистая, она — лесная,

она щетинит осенью жнивье,

и яблоки тяжелые роняет

сентябрь захолодавший на нее.

Земля уральская… В ней камень рубят,

чтобы она и в зодчестве жила.

Она порою на ладони грубой

от золотых крупинок тяжела.

Сентябрь 1964

«Лил дождь осенний. Сад грустил о лете…»

Лил дождь осенний. Сад грустил о лете.

За мной вода заравнивала след.

Мне подсказала дата в партбилете:

тогда мне было девятнадцать лет.

На город шел Колчак; у мыловарни

чернел окоп; в грязи была сирень;

а я сиял: я стал партийным парнем

в осенний тот благословенный день.

1937

БЕРЕЗКА

Ее к земле сгибает ливень,

Почти нагую, а она

Рванется, глянет молчаливо —

И дождь уймется у окна.

И в непроглядный зимний вечер,

В победу веря наперед,

Ее буран берет за плечи,

За руки белые берет.

Но, тонкую, ее ломая,

Из силы выбьются… Она,

Видать, характером прямая,

Кому-то третьему верна.

1937

СВЕТ ЗВЕЗДЫ

Вечерний свет звезды

мерцает в вышине;

задумались сады,

и стало грустно мне.

Он здесь, в моем окне,

звезды далекий свет,

хотя бежит ко мне

сто сорок тысяч лет.

А вам езды-то час,

и долго ли собраться!

А нет чтоб догадаться

приехать вот сейчас.

1938

ЛЮБОВЬЮ ДОРОЖИТЬ

Любовью дорожить умейте,

С годами дорожить вдвойне,

Любовь не вздохи на скамейке

И не прогулки при луне.

Всё будет: слякоть и пороша.

Ведь вместе надо жизнь прожить.

Любовь с хорошей песней схожа,

А песню не легко сложить.

1939

«Как хочешь это назови…»

Как хочешь это назови.

Друг другу стали мы дороже,

заботливей, нежней в любви,

но почему я так тревожен?

Стал придавать значенье снам,

порой задумаюсь, мрачнею…

Уж видно, чем любовь сильнее,

тем за нее страшнее нам.

1944

«Ты порой целуешь ту, порою эту…»

Ты порой целуешь ту, порою эту

В папиросном голубом дыму.

Может быть, в упреках толку нету,

Да читать мораль и не к лицу поэту,—

Только страшно стариться тому,

Кто любовь, как мелкую монету,

Раздавал, не зная сам кому.

1944

ПАВШИМ

Весь под ногами шар земной.

Живу. Дышу. Пою.

Но в памяти всегда со мной

Погибшие в бою.

Пусть всех имен не назову,

Нет кровнее родни.

Не потому ли я живу,

Что умерли они?

Была б кощунственной моя

Тоскливая строка

О том, что вот старею я,

Что, может, смерть близка.

Я мог давно не жить уже:

В бою, под свист и вой,

Мог пасть в соленом Сиваше

Иль где-то под Уфой.

Но там упал ровесник мой.

Когда б не он, как знать,

Вернулся ли бы я домой

Обнять старуху мать.

Кулацкий выстрел, ослепив,

Жизнь погасил бы враз,

Но был не я убит в степи,

Где обелиск сейчас.

На подвиг вновь звала страна,

Солдатский путь далек.

Изрыли бомбы дочерна

Обочины дорог.

Я сам воочью смерть видал.

Шел от воронок дым;

Горячим запахом металл

Запомнился живым.

Но все ж у многих на войне

Был тяжелее путь.

И Черняховскому — не мне —

Пробил осколок грудь.

Не я в крови, полуживой,

Растерзан и раздет —

Молчал на пытках Кошевой

В свои шестнадцать лет.

Пусть всех имен не назову,

Кровнее нет родни.

Не потому ли я живу,

Что умерли они?

Чем им обязан — знаю я.

И пусть не только стих,

Достойна будет жизнь моя

Солдатской смерти их.

1948

МОГИЛА МАТЕРИ

Ни креста, ни камня даже

на могиле этой нет,

и никто мне не укажет

никаких ее примет.

Бугорок, с другими смежный,

был на ней, но в долгий срок

много вод умчалось вешних —

и сровнялся бугорок.

Только гнет травинки ветер,

только… сжало грудь тоской:

словно не было на свете

русской женщины такой;

словно в муках не рожала

шестерых детей она,

не косила и не жала,

сыновей не провожала,

не тужила у окна.

Мне совсем бы стало горько,

если б край, что нет родней,

каждой тропкой, каждой горкой

память не будил о ней.

На озерках, на елани,

за логами у леска

кто не видел с самой рани

Темного ее платка!

С ребятишками по-вдовьи

в поле маялась она —

Щипачева Парасковья,—

на полоске дотемна

ставила, не зная лени,

за суслонами суслон…

Взять упасть бы на колени,

той земле отдать поклон.

Пусть к заброшенной могиле

затерялся в мире след —

знаю, мать похоронили

в той земле, что легче нет,

в той земле, в родной державе,

где звучит мой скромный стих,

где теперь высок и славен

труд ушедших и живых.

И когда свистят метели,

снова думаю одно:

и над ней они летели,

и в мое стучат окно.

1957

«В то далекое загляни-ка…»

В то далекое загляни-ка.

Там зверей и птиц голоса.

Земляникой да костяникой

в Зауралье полны леса.

Дружной стайкой идут ребята.

Рдеют ягоды в туеске.

Отпечатаны лунки пяток

между соснами на песке.

Семилетним да восьмилетним

нет и дела еще до забот.

Но бойчее других, но приметней

в этой стайке парнишка идет…

В то далекое загляни-ка.

Вьется тропкой лесная гать.

Он с винтовкой в руках и с книгой —

людям счастье идет искать.

С добрым сердцем, открытым взглядом

он идет и идет сквозь года.

Рядом смерть проходила, и рядом

пострашней проходила беда…

Вспомнить это — и сердце стынет.

Пусть невзгоды встречал не один,

нелегко он пришел к вершине

неподкупных своих вершин.

1961

ЛАДОНЬ

Ладонь

Большая мужская.

Ее —

Отчетливы и грубы —

Линии пересекают,

Дороги твоей судьбы.

Она от кирки и лопаты грубела,

На женской груди робела.

Ладонь — это жизни слепок,

Годов пролетевших следы…

В нее запрокинется небо,

Когда зачерпнешь воды.