— А это не опасно? — спросила Коль. — Настоящее оружие…

— Почти настоящее, — улыбнулся папа. — Они с изъяном. Ими даже хлеб не нарежешь.

— Зачем же они тебе?

— Семнадцатый век, Толедо, — он провёл рукой по лезвию и коснулся гарды и рукоятки, имеющих причудливую округлую форму. — Смотри, как интересно сделано. Скорее всего, мастер специально изготовил их такими, из любви к оружию, но без тяги к насилию. Да и пригодились они в итоге, не правда ли?

Шпага весила немного, полтора килограмма, не более, и приятно лежала в руке. От неё у Коль даже меньше болело плечо, да и маневры выполнять было легче, что было очень важно в спарринге с Румпельштильцхеном. Папа действовал совершенно иначе, чем Филипп, иногда не совсем честно. Он старался добиться большего, прилагая меньше усилий, отвлекая и провоцируя её на ошибки. Коль это сильно раздражало, но жаловаться она не могла: сама ведь упросила.

— Я так не могу! — однажды не выдержала она. — Так нечестно.

— А ты думаешь, настоящий противник будет драться честно? — веско спросил он. — Ты отвлекаешься, смотришь по сторонам, смотришь на свою шпагу, смотришь на мою шпагу, следишь за моими движениями, но это всё не так.

— А как так?

— Коль, выигрывает не сильнейший, а умнейший, — вкрадчиво сказал отец. — Бой происходит в нашей голове. Ты должна смотреть противнику прямо в лицо. Для этого и отрабатывают движения, чтобы всё выходило произвольно, не отвлекая тебя от действий и, главное, помыслов врага.

Вскоре у неё начало получаться, парочку раз она даже одержала победу, но подозрения, что ей просто нагло поддались, остались. Папа стал ей показывать очень грязные приёмы, которые Филипп категорически бы не одобрил.

— Но это некрасиво, — улыбнулась Коль, ознакомившись с очередным таким приемом, — и нечестно.

— Опять ей все нечестно! — шутливо проворчал папа. — А драться с дочкой рыцаря, которую тот обучает лет с шести, — очень честно. Тем более, я уверен, что она и сама знает некоторые вещи, которым Филипп вас всех не научит никогда. Нет никакой чести в войне, Коль, нет.

И он был прав. Ив тоже была не совсем чиста. Действуя «нечестно», Коль наконец смогла одержать верх, а то, что и Ив, и её брат тоже порой действовали нечестно, освобождало от угрызений совести. А ещё Коль научилась улавливать такую «ловкость», а самым ловким из учеников Филиппа был Лиам Джонс, единоутробный брат её племянника, добрый и умный мальчик. У Лиама была забавная привычка: в самом начале боя он бессознательно прятал одну руку и только потом, будто что-то вспоминая, возвращал её. Стоит отметить, что он умело управлялся обеими руками. С самим Генри Коль познакомилась позднее, как-то сидя с книгой в кафе «У бабушки». Генри тогда только-только вернулся в город и болтал со старыми знакомыми, а потом резко сел напротив неё.

— Привет, — улыбнулся Генри. — Ты ведь Коль, да? Очень напоминаешь маму.

— Привет, — ответила раздражённая вмешательством в её личное пространство, Коль, которая, впрочем, очень быстро успокоилась, отметив некоторое семейное сходство. — Да, я — Коль. Но думаю, что догадался ты не сам, а лишь с помощью тех чудесных людей, которые бесплатно приготовили тебе это какао.

— А ты сообразительная, — сказал Генри и протянул ей руку для рукопожатия. — Я, кстати, Генри Миллс.

— Я так и подумала, — Коль пожала ему руку. — Можешь звать меня тётушка Коль.

Генри рассмеялся.

— А что ты смеёшься? — округлила глаза Коль, — Я очень даже серьёзно.

Она рассмеялась, когда Генри смеяться перестал.

— Что ты читаешь? — спросил Генри.

— Хроники Тёмных. Хочу больше знать об отце.

— А у него спросить?

— Не хочу беспокоить, — честно ответила Коль. — Да и много он не расскажет.

— Могу помочь, — Генри расстегнул свой рюкзак и достал пару увесистых книг в кожаных переплетах, — вот, посмотри.

— Книги сказок?

— Да. И не простые. Всё, что в них написано, было на самом деле.

— Спасибо, — рассеянно проговорила Коль, принимая книги. — А кто написал их?

— Я, — Генри ткнул себя пальцем в грудь. — Ну, такие как я. Авторы.

— Да, я что-то слышала, автор Генри, — улыбнулась Коль. — Должно быть это увлекательно.

— Я бы не сказал, — печально улыбнулся Генри, — автором быть непросто. Приходится оставаться в стороне, зная, что можешь помочь. Наблюдаешь, как близкие уходят из жизни, осознавая, что сделать ничего не можешь. Когда-то я думал, что это дар, но на самом деле — проклятье.

— Мне жаль.

— Да не о чем жалеть!

— А где ты был? — спросила Коль. — Я тут живу уже полтора года, но вижу тебя впервые.

— Учился в университете, — ответил Генри. — Правда, сейчас взял академический.

— И сколько уже длится твой академический? — поинтересовалась крайне проницательная Коль.

— Три года, тётушка Коль, три года, — рассмеялся Генри.

Книги, которые одолжил ей Генри, оказались довольно информативными. В хрониках Тёмных сведений о Румпельштильцхене было много, только вот сомнений было больше. В сказках его имя мелькало нередко. Часто герои сказок обращались к магу за помощью и получали её за некоторую плату, иногда непомерную плату. Самому ему была посвящена огромная глава, повествующая о том, как он убил Тёмного и стал Тёмным, как утратил сына, как встретил Белль… У Коль было больше вопросов, чем ответов, почему она и обратилась к Генри снова. В ходе ряда продолжительных бесед Генри рассказал ей всё, что случилось до её рождения, и изложенное вызывало у неё довольно противоречивые чувства. С одной стороны, её отец был редкостным мерзавцем, но с другой, перед ним всегда ставился невозможный выбор. Изменила ли она своё мнение об отце и на этот раз? Конечно, нет. Ведь то, что было в его прошлом, её не касалось. Главное то, что есть в его настоящем и будет в его будущем. А полюбила она его отчего-то только сильнее. Эти беседы положили начало дружбе с Генри, немного неловкой, робкой, но подкрепленной теснейшими узами — узами родства.

Другим страшным увлечением Коль где-то лет с пятнадцати стало вождение. У Голдов было несколько машин: кадиллак брогэм 1990 года, парочка современных, высокотехнологичных, жутко комфортабельных, но ужасно ненадежных уродов и трёхдверный фольксваген поло. Так получилось, что фольксваген отошёл ей. Водить её учила Белль, потому что женщины видят мир немного иначе, чем мужчины, ну и потому что водила она действительно хорошо.

В первый раз они, помнится, выехали за границы Сторибрука, на трассу.

— Мы будем ездить по трассе? А это не опасно?

— Не на границе со Сторибруком, — ответила Белль. — Пусть город время от времени функционирует как настоящий и даже официально существует, он и кусок этой трассы — заколдованы, спрятаны от любопытных глаз. Ну что? Приступим?

Они поменялись местами, пристегнулись, и Коль впервые завела машину.

— Так, теперь нажми на сцепление, крайняя педаль слева, и держи, пока я не скажу отпустить, — плавно проговаривала Белль. — Потом выбираем первую передачи и аккуратненько жмём на педаль газа, крайняя справа.

Белль показала ей, как переключать скорости. Коль сделала всё, как было сказано, даже газ не пережала.

— Отпускай сцепление, — одобрила мама, — и можешь немного сильнее надавить на газ.

— Да мы и так быстро едем!

— Пятнадцать миль в час, — сказала Белль. — Но да, для тебя это пока быстро. Очень хорошо для первого раза. Просто отлично.

Они немного покатались на скорости пятнадцать миль в час, а потом Белль прокатила её со скоростью сто миль в час, заодно показала место, где безопасный кусочек трассы обрывался в опасный дорожный мир Соединенных Штатов Америки.

Ей нравились вечерние поездки с мамой. Она казалась в эти часы немного другой: простой, беспечной, более открытой. Иногда, закрывая глаза, Коль мысленно перемещалась в свой маленький фольксваген на водительское сиденье и представляла её, сидящую рядом, слега откинувшуюся назад и жмурящуюся от яркого света фар, и тогда Коль становилось грустно и больно.