Голд рассмеялся и ушёл по-настоящему, а Коль прильнула к окну, наблюдая за постепенно разливающимся рассветом, и ей показалось, что солнце никогда не светило ярче.

========== Эпилог ==========

Румпельштильцхен и Белль благополучно вернулись в своё время. Зелье забвения выпили уже все участники прошедших событий, и теперь остались только они вдвоём. Голд наполнил стаканы на четверть и один протянул ей.

— Кажется, это всё, — сказал он с улыбкой. — Тебе понравилось твоё путешествие?

— Это было удивительно, — призналась Белль. — Там было многое из того, что мне не хотелось бы забывать, но настанет время, когда забывать и не придётся. Имеем ли мы право оставить себе хоть что-нибудь?

— Боюсь, нет, Белль, но я тебя прекрасно понимаю, — грустно ответил Голд. — Но есть и то, что мы должны запомнить, чтобы потом не искать и не тратить время. Например, будет лучше, если я всё-таки оставлю себе записку, поясняющую, что стало кинжалом Тёмного мага.

— Мне тоже нужно оставить такую записку, — улыбнулась Белль и, заметив строгий взгляд Голда, поспешно добавила: — Клянусь, что не буду писать ни о чём таком, что могло бы испортить наше будущее.

Он медленно кивнул, достал две ручки и два листа бумаги и протянул половину Белль, а потом взялся за письмо самому себе, и писал увлеченно и быстро. Белль было несколько сложнее, потому что писать ей нужно было о чём-то более размытом, но при этом не менее важном. Вскоре слова пришли к ней, и она перенесла их на бумагу, и затем вдруг осознала, что уже видела их раньше, там в будущем, а значит она всё делает правильно.

— Вот и все, — заключил Голд, отложив записку в сторону, и торжественно поднял свой стакан. — За будущее!

— За будущее! — поддержала Белль.

Они чокнулись, залпом проглотили горькое зелье и позабыли всё, что узнали за последние две недели, чтобы однажды с радостью и грустью познать это вновь.

***

Пятнадцать лет спустя другие Голд и Белль стояли в гостиной в своём доме и любовались, как красивое яркое закатное солнце касается зелёной лужайки, которой… больше не было. Зато на ее месте зияла огромная дыра.

— Наш девятилетний сын взорвал подвал, — в сотый раз сказала Белль.

— И защитил свою семью, — кивнул Голд.

— Подвергая всех опасности…

— Вообще-то технически….

— Ладно, — отмахнулась Белль и улыбнулась ему. — Можешь больше не притворяться. Ты же в восторге.

— Да, — закивал Голд. — Я, конечно, удивлён и обеспокоен, но нельзя не признать, что Альберт проделал важную работу. Он оказался предусмотрительнее всех, не растерялся в трудной ситуации и смог защитить себя и Криса.

— Но как мне на такое реагировать?

— Никак, — вздохнул он и раздумчиво пояснил: — Наказать ты его не можешь — не за что. Он всё это проделал не без помощи и даже под присмотром взрослых. Ничто и никогда не переубедит его в собственной правоте. Просто ничего не говори и никак не реагируй, и он, поверь, будет тебе за это благодарен. Лучше расскажи мне о себе. Не каждому удаётся так тесно пообщаться с самим собой из прошлого.

Румпель достал из шкафчика открытую бутылку вина и пару бокалов и аккуратно разлил.

— Это было…освежающе, — честно сказала Белль, принимая бокал из его рук. — Она совсем другая. Я смотрела на неё и думала, что больше не хочу быть ею, но всё-таки в ней было что-то такое, что я будто навеки утратила.

— Ты всё та же, — нежно сказал Румпель, — но немного взрослее. Я бы даже сказал, мудрее. Жизнь часто преподносит нам уроки, которые мы либо усваиваем, либо нет.

— И много таких уроков усвоил ты? — улыбнулась Белль.

— Кое-что да, кое-что нет, — загадочно проговорил Румпель. — Но разве не в этом весь интерес?

— Соглашусь. За уроки жизни!

— Да, за уроки жизни!

Они чокнулись и опустошили свои бокалы на четверть.

— Знаешь, я дала ей необходимый ответ, — сказала Белль после минутного молчания.

— Что ты сделала?

— Подкинула подсказку.

— Поговорим о вмешательстве в прошлое?

— Поговорим об убитой ведьме?

— Ах да, — лицо Румпеля стало печальным. — Знала бы ты, кто она…

— Я знаю, — серьёзно кивнула Белль. — И не представляю, что бы я сама сделала на твоём месте, если бы вошла туда и увидела её и девочек… Даже думать об этом страшно, особенно когда знаешь, что для этого потребовалось. Мне жаль, что тебе пришлось это вынести.

— Все в прошлом, — покачал головой Голд, присаживаясь на диван и увлекая её за собой. — Это уже неважно.

— Как скажешь, — согласилась Белль и лениво облокотилась на его плечо. — Я просто рада, что все закончилось.

— Что ты, милая, — усмехнулся Румпель, медленно барабаня кончиками пальцев по бокалу. — Всё только начинается.

***

Колетт посмотрела на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого. Её братья уже мирно спали в своих кроватях, но она не слышала, как её родители поднимались наверх, не слышала, как хлопала дверь их спальни, и, поразмыслив, все равно решила рискнуть. Однако, прежде чем уйти, заглянула в ящик и вытащила оттуда серебряную подвеску в виде звезды. Покрутив её в руках, Коль улыбнулась и решила, что потерянное действительно заслуживает быть найденным вновь, и вернула подвеску на её законное место.

Прислушиваясь и оглядываясь, она покинула комнату, сбежала вниз по лестнице, намереваясь незаметно выскользнуть через парадную дверь, как вдруг заметила тех, с кем старалась не встречаться.

Её родители, приговорив пару бутылок красного, заснули в гостиной. Румпель расслабленно вытянулся во весь рост, прижимая к себе свернувшуюся клубочком жену. Плед, которым они укрывались, сполз, и Коль, на свой страх и риск, приблизилась к ним, чтобы его поправить, и невольно залюбовалась мамой, её распущенными каштановыми волосами, её безмятежным лицом и губами, слегка подрагивающими во сне. В эту минуту Белль казалась особенно беззащитной и хрупкой, и Коль не смогла сдержаться и ласково коснулась губами её щеки, надеясь, что она не проснётся. Белль вздрогнула, но не проснулась, только улыбнулась и поёжилась, а вот Румпель открыл один глаз, улыбнулся и приподнял голову. Коль отошла от дивана и кивнула в сторону выхода. Он с притворным негодованием отрицательно покачал головой. Коль подняла руку с четырьмя оттопыренными пальцами, на что Голд ответил улыбкой и очередным отрицанием. Три пальца — тот же ответ. Два — то же самое. И так, пока Коль не встала в позу, скрестила руки на груди. Тогда Голд закатил глаза и показал два пальца и дважды повторил этот жест, на что Коль радостно улыбнулась ему и мысленно добавила ещё один палец. Уходя, она почти чувствовала, как отец провожает её взглядом, а ещё знала, что когда вновь вернётся, он будет здесь, будет ждать её, и это наполняло её душу теплом и покоем.

— Будто что-то изменилось в тебе, — улыбнулся Роланд, когда Коль наконец выбежала к нему из дома.

— Неужели?

Она взяла его за руку и потянула за собой, вверх по улице, и Роланд, как и всегда, последовал за ней.

— Лучше расскажи, что ты сегодня делал, — попросила Коль.

— Ну, я проснулся где-то ближе к обеду, — протянул Роланд.

— Логично. Сложно что-то делать во сне.

— А потом я пошёл к Робин, и там…

В тихой лёгкой беседе они уходили в ночь, а над их головами сияли всё те же звёзды, на которые больше никто не злился. Ведь звёзды всего лишь звёзды, и беды людей им далеки и непонятны.