Он снова подумал об этом, когда они вновь связались с Коль, покоряющей Аризону вместе со своей шумной компанией. В Париже было около четырех, а в Аризоне где-то примерно семь утра.

— И снова здравствуйте, — приветствовала Коль.

— Здравствуй, милая, — обрадовался ей Голд. — Где вы теперь?

— Мы в Гранд Каньон Виллидж сняли два домика, — ответила она. — Альберт и Крис, кстати, со мной живут. Только сейчас спят. Но могу разбудить.

— Пусть спят, — не позволила Белль. — Все в порядке?

— Да-да. Все в порядке, — отмахнулась Коль. — Мы всего один день не списывались! Да и Адам, кажется, вчера звонил.

— Звонил, — кивнул Голд. — Жаловался на жару.

— О, да. Это просто ад. А у вас как? Жарко?

— Не сказала бы, — ответила Белль.

— Ну, мы сегодня и не выходили, — сознался Голд.

— Да. Мы редко выходим в целом, — поддержала Белль. — Очень заняты.

— Чем же вы так заняты в свой отпуск в чужом городе? — ехидно спросила Коль. — Это риторический вопрос. Я не хочу знать.

— О, привет! — на их счастье на заднем плане мелькнул Альберт.

— Здравствуй, котенок, — улыбнулась Белль.

— Мам!

— Извини.

— Здравствуй, сынок, — кивнул Голд.

— Чем занимаетесь?

— Да ничем.

— Достопримечательности осматривают, — влезла Коль, недобро сверкнув глазами. — Давно изученные.

— Да, — невозмутимо согласилась Белль. — У нас все скучно.

— Я официально заявляю, что ненавижу Аризону, — официально заявил Альберт. — Ненавижу.

— Все так плохо? — участливо спросил Голд, радуясь возможности сменить тему.

— Жарко, ничего интересного. Пустыни, — скучающим тоном перечислял Альберт. — Тараканы огромные. Спасибо, что не в доме.

— Где же ты его нашел?

— Крис поймал таракана, — пояснила Коль и достала откуда-то банку с гигантским черным тараканом. — Знакомьтесь, это Спенсор, и он будет жить с нами. Не бойтесь: я постараюсь его случайно потерять.

— Это нечестно, — пожурил ее Альберт, — И это, кстати, редкий таракан.

— Ты только что на него жаловался! — фыркнула Коль.

— Я бы его выпустил, только потому что держать больших летающих тараканов в тесной банке — жестоко, — скептически заметил Альберт: — А не потому что его присутствие мне неприятно.

— Скажи об этом Крису.

— Но в целом знаете, что такое аризонская мечта? — Альберт снова обращался к родителям: — Это свалить из Аризоны и никогда сюда больше не приезжать.

— Соглашусь, — сказала Коль.

— Куда дальше? — спросил Голд, искренне интересующийся их ужасно спланированным путешествием. — Ни от кого не могу добиться.

— Потому что мы сами толком ничего не знаем, — ответила Коль. — Но сначала Гранд-Каньон, потом Мохаве, Долина смерти, и здравствуй, штат Невада.

— И снова пустыни… — обреченно вздохнул Альберт.

— Заповедник Тояб, парочка городов, исключая Лас-Вегас, — продолжила Коль, — и штат Орегон.

— Цивилизация кончилась в Чикаго.

— Будешь ныть — отправлю в Сторибрук к Мо, — пригрозила она брату.

— Я не ною. Просто не разделяю вашего восторга, — скривился Альберт.

И далее, с легкой подачи Белль, они продолжили перечисление мест, которые хотели бы посетить, рассказали о героической гибели микроавтобуса под Мемфисом и о том, как Крис ловил своего таракана. А потом и сам Крис сонно выполз на кухню и, к счастью, не пустил по кругу ту же историю, а просто пообещал вернуться домой без энтомологической коллекции.

Так или иначе, их энергия и любознательность его разбудили. И Белль тоже.

Весь следующий день они бродили по Монмартру, Белль оживленно говорила, а он довольно слушал. Было немного прохладно для лета, но им это было на руку. Ближе к вечеру прошел дождь и спрятались под козырьком.

— И это когда мы решили, наконец, выбраться! — рассмеялась Белль.

— Так даже лучше! — воскликнул Голд, — Мне нравится!

Ничто не могло испортить ему настроение. Спасаясь от сырости, они зашли в ресторан, в котором на удачу оказались свободные столики, и даже очень хорошие.

Им досталось уютное местечко у окна, из которого можно было продолжать любоваться дождем и слушать стук капель стеклу. Чуть позже, когда солнце пробилось сквозь тучи, они красиво сверкали и переливались, да так, что он невольно залюбовался.

На ужин они заказали пару простых блюд и бутылку красного бургундского, он не помнил какого именно, но Белль оно было знакомо.

— Помню Перри Этвуд постоянно говорил, что без ума от этого вина, а я думала, как же мало я понимаю. — Она задумчиво покрутила бутылку на месте. — Правда, один сомелье доказал ему, что он не прав.

— А Перри это…

— Художник. Увязался за нами с Хелен как-то давно.

— Это тот, который поплавал в Сене? — Он слышал эту историю около четырнадцати лет назад.

— Именно. Где же сейчас Хелен…

— Мне казалось, вы общаетесь.

— Уже четыре года как нет, — печально вздохнула Белль. — Думаю, я стала для нее совсем скучной, ведь в моей жизни не происходит ничего интересного.

— Это не совсем так, — мягко возразил Голд.

— Не происходит ничего интересного, о чем я могла бы рассказать, — уточнила она. — У меня давно нет хорошей истории для Хелен.

— Быть может, еще будут? — улыбнулся Голд. — Жизнь только начинается.

— Да… Начинается.

Белль погрустнела. Некоторое время они молча расправлялись с едой, изредка глядя друг на друга.

— Ты постоянно говоришь, что все только начинается, — вдруг сказала Белль, откладывая вилку в сторону, — Но это ведь уже не так.

— До конца еще далеко.

— Тогда это середина. Я не молодею. — Ее охватила легкая грусть, — И ты это чувствуешь. Иначе почему мы провели последние две недели не отходя ни на шаг друг от друга.

— Потому что могли? — невесело усмехнулся Голд и посмотрел на нее.

— Ты будто цепляешься за то, что ускользает. И это возвращает нас к тому, что мы далеки от начала, — со вздохом продолжила Белль, — И знаешь: это ведь хорошо. По крайней мере, неплохо. Все[!] не может длиться вечно.

— Да… Не может, — мрачно согласился Румпель, — И ты права, когда говоришь, что мы далеки от начала, но неправа, когда считаешь, что мы добрались до середины пути. Это еще не она, Белль.

Белль попыталась возразить, но он поднял руку, останавливая ее.

— Послушай меня. В эти две недели я просто дал себе волю. — Голд сжал ее руку: — Я хочу сказать, мне всегда будет мало того времени, что я провожу с тобой. Я ничего не пытаюсь наверстать, и уж тем более успеть до какого-то теоретического конца, о котором нам еще рано думать. Ты даже не догнала меня по возрасту!

— Ждешь, когда перегоню?

— Жду, когда догонишь. Я хочу провести с тобой остаток своей жизни.

— Но ты же не…

— Да. Я готов пойти на эту жертву, — на самом деле он не думал, что чем-то жертвует. — Но еще большей жертвой будет не сделать этого. Я уже никогда не буду счастлив, как в той жизни, которую я делю с тобой.

— Румпель… — она смутилась. — Тебе не нужно…

— Нужно. Ты всегда поступала так, как чувствовала, и по твоим глазам всегда можно было прочесть твое истинное отношение. — Голд был честен, как никогда. — И ты смотрела на меня и с ненавистью, и с гневом, и с разочарованием, но всегда при этом с любовью, на которую я боялся рассчитывать, но рассчитывал. И теперь просыпаясь каждое утро и оборачиваясь к тебе, я именно любовь вижу в твоих глазах и поражаюсь тому, что она никуда не уходит. И я верю, что я кому-то нужен, вот уже почти двадцать пять лет.

— Больше, — улыбнулась Белль. — Гораздо больше.

— А у тебя был выбор, — продолжил он. — Ты могла быть с кем-то кроме меня. И была бы счастлива! Но я уверяю тебя, что во всех мирах не найдется никого, кто любил бы тебя так, как я люблю. Эта правда.

— Правда… — эхом отозвалась она. — Я верю, что так оно и есть.

— Поэтому и нужно, — подвел итоги Голд. — Поэтому это, быть может, не начало, но еще не середина, и далеко не конец.