— Брось! — рассмеялась Белль. — Ты всех их знаешь больше двадцати лет. Они — наши друзья. И наша семья. Хочешь ты того или нет, но они неотъемлемая часть нашей жизни. Быть может, кроме Хелен.

— А зачем же мы тогда её пригласили?

— Потому что я её немного боюсь, — пошутила она.

— Дай поправлю.

Белль была в одном белье, и он вызвался поправить бретельку её лифчика.

— Очень, очень красиво, — оценил Голд и поцеловал её в плечо. — Я не помню это белье.

— Ты его и не видел, — усмехнулась Белль. — Совсем новое.

Она сняла с вешалки бежевое платье, простое и красивое, без излишеств. Оно очень ей шло, подчеркивало фигуру, и в нём она казалась моложе. Быть может, так только казалось, ведь он не замечал перемен, едва ли осознавал их, привыкший к её присутствию.

— Не поможешь застегнуть? — попросила Белль, поворачиваясь к нему спиной.

— Конечно-конечно! — Голд охотно выполнил её просьбу и прикоснулся к длинным шелковистым волосам. — Что будешь делать с ними?

— Ещё не знаю, — Белль села на стул. — Ты что-то хочешь предложить?

— Нет… — он взял расческу и занялся её волосами.

— Знаешь, я думаю подстричься. Укоротить их до плеч.

— К чему такие жертвы? У тебя красивые волосы. Густые, крепкие.

— Быть может, мне тоже хочется что-то поменять, — вздохнула она.

— Перемены должны быть к лучшему, — мягко возразил Румпель, наклонился и легко поцеловал её в щеку. — Это явно не та перемена, любимая.

— Соглашусь…

— Мам… — дверь распахнулась, и на пороге возникла Колетт. — Папа! Ты не должен быть здесь!

— Кто такое сказал?

— Я! — заявила Коль с твёрдым намерением прогнать его. — И прекрати делать мою работу!

— У тебя слишком много работы стало, девочка моя! — он всё-таки сдался. — А мне не разрешается и самая малость. Причём в моём же доме и в моей же спальне.

— Это чердак.

— Оглянись! — призвала Белль. — Эта наша спальня.

— Я никогда не пойму, почему вы выбрали чердак.

— Зато у нас две гостевых, — отметил Голд. — Очень удобно, когда юных нравоучителей слишком много.

— Всё! — Коль буквально вывела его вон. — Иди давай! Помоги Крису с галстуком. А то он над ним издевается.

— Вот и помогла бы!

— Папа, всё! — смеялась Коль. — Давай! Уходи!

— Ладно! — всплеснул руками Голд, спустился вниз по лесенке и пошёл по узкому коридору в комнату Кристофера.

Быть может, у того и были проблемы с галстуком, но к приходу Голда Альберт успел их решить и сейчас буквально сдувал с брата пылинки.

— О! — воскликнул Ал. — Я думал, что ты где-то с мистером Брайантом и мистером Холлом.

— Нет, — улыбнулся Голд. — Я был у себя наверху.

— Ненавижу всё это, — буркнул Крис.

— Я тоже, — согласился Румпель.

— Но по другой причине, чем ты, — возразил Альберт. — Юный Кристофер ненавидит официальный стиль одежды. Говорит, что сыт по горло формой. А очень даже зря.

— Галстук меня душит, — фыркнул Крис. — Разве смысл праздников не в том, чтобы всем было весело и хорошо?

— Нет, — сказал Ал. — Смысл праздников в том, чтобы соблюсти ряд бессмысленных ритуалов ради сомнительного комфорта других людей.

— Это очень и очень верный, но обескураживающий ответ, — сказал ему Голд. — Альберт, полагаю у тебя есть особое задание.

— Правильно полагаешь, — кивнул Ал. — Мне же ещё речь произносить о вещах, в которых я не разбираюсь.

— Я всё ещё склонен настаивать на обратном, сынок, — ответил на это Голд. — Будет время для этого разговора.

— Нет, — покачал головой Альберт, насупился и вышел из комнаты.

— Это ты о Лорен? — спросил Крис. — Значит, он рассказал тебе.

— Что рассказал? — поинтересовался Голд и присел на кровать. — Он рассказал мне только о том, что она есть. И что она его бросила. Есть ещё подробности?

— Нет. Никаких.

— Крис?

— Он не говорил со мной на эту тему, — здесь Крис был честен. — Но он расстроен и всерьёз хочет уехать в Англию через год.

— Через год? Из-за неё? Всё может измениться за год.

— Не знаю, — пожал плечами Кристофер и принялся теребить свой галстук. — А можно вопрос?

— Любой!

— Возможно, ты не ответишь.

— Ну, ты задай вопрос, — приободрил Голд, — а там решим.

— Зачем нам завязывать с магией?

— Да, — кивнул Румпель. — Правда сложный вопрос. Это мне пора завязывать с магией, а не тебе, друг мой. При желании ты можешь вернуться в Сторибрук, уйти в любой из миров и быть магом, если тебя так сильно тянет к этому.

— А тебя нет? Зачем это тебе?

— Я устал, — признался Голд. — И всё, чего я хочу, — это прожить остаток дней обычным человеком. Не притворяться Рупертом Майклом Голдом, а на самом деле быть им. Я хочу узнать, кто я, если приму другие правила игры под названием жизнь.

— Понятно. Немного грустно, но понятно.

— Знаешь, Крис… Снимай галстук.

— Правда? — обрадовался парнишка. — А как же соблюдение ряда бессмысленных ритуалов ради сомнительного комфорта других людей?

— Главное, чтобы тебе было весело. Потому одевайся во что угодно, — поддержал Голд. — И я, пожалуй, избавлюсь от своего.

Он снял галстук и расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Новая жизнь — новые правила. Маленькое несоответствие в знак новой свободы.

========== Праздник ради праздника ==========

К половине седьмого все заняли свои места. Голд взглянул на каждого, убеждая себя, что все эти люди нужны ему, и вдруг понял, что и правда нужны. Нужны даже Уильям Холл и Чарльз Брайант, и не только ради многообещающих деловых отношений. Задумчивая и мечтательная Хелен, защищающая его Белль и ставшая тем первым настоящим другом, в котором нуждалась его жена. И он сам точно бы заскучал без её колкостей и шуточек, не всегда уместных и метких, но таких привычных и почти родных. Белль права: они все слишком давно знали друг друга.

По соседству с Хелен сидела прекрасная Вайолет, как всегда закинув ногу на ногу, сложив руки на коленях, выпрямив спину и глядя прямо перед собой. Она была не так проста, как это виделось тем, кто не был с ней знаком: за личиной восторженной открытой женщины пряталась сильная, самодостаточная личность, с которой приходилось считаться. Рядом с ней сидел Генри, невозмутимый и гордый. За последние годы он изменился, стал печальным и чересчур категоричным, но был умнее и даже мудрее, чем прежде. Совсем не тот эксцентричный мальчишка, и, конечно, не тот раздолбай, который не знал, как поступить правильно. Этот Генри знал больше, чем ему требовалось. Всё же, как и у Голда, у Генри были те, кто заставлял его улыбаться, — Бенжамин и Бетани, сейчас чинно притихшие возле своей мамы. Бетани, правда, постоянно поворачивалась к своему кумиру — Реджине. На Реджину Голд смотрел целую минуту, осознавая, насколько она ему небезразлична, а также и то, насколько ему небезразлично её счастье. Он был рад видеть её такой, какой она была сейчас: спокойной, уверенной в том, что у неё есть завтра ещё один хороший день.

Чуть поодаль, за одним столом с Коль, Роландом и маленьким Томми сидела Ив Лоусон. Она присутствовала здесь скорее ради Коль, но Голда не покидало ощущение, что между ними была некая связующая нить, и только Ив знала какая. Добродушный здоровяк Роланд улыбался им. Немногие по-настоящему заслуживали доверие Румпеля, но Роланд его заслужил сполна как верный защитник и спутник жизни самого дорого для него человека. Коль была истинной причиной всех произошедших с ним перемен, всех проявлений человечности. Когда наступит его смертный час, он будет вспоминать именно её лицо, её улыбку, её тёмные глубокие тёплые глаза… Он не любил Белль и своих сыновей меньше, но такой душевной близости у него не было ни с кем и никогда. Сейчас Коль отвлекалась на юного Томаса, но время от времени Голд чувствовал на себе её взгляд и сам часто на неё посматривал.

Совсем близко к ним расположились Адам и Келли. Келли одним своим присутствием поднимала Голду настроение, а Адам… К нему он испытывал нежное, щемящей чувство, тревожную любовь, смешанную со страхом, который только казался забытым. Крис, расслабленный и весёлый, сидел за столиком, предназначенным для них с Белль. Кристоферу он отчего-то доверял сильнее прочих, уверенный, что тот всегда его поймёт. Это не значило, что он готов был поведать сыну о самых кошмарных подробностях своей жизни, но эмоционально они во многом совпадали.