— Значит, тебя перевели в Нью-Йорк? — кашлянув, в итоге спросил Голд.

— Да, в 17-й участок, — вежливо улыбнулся Лэнгдон. — Детективом в отдел убийств.

— И как тебе? — продолжил Роланд.

— Жить можно. Платят больше, работы меньше. С начальником не повезло, но выбирать пока не из чего.

— А что не так с начальником?

— Он псих. Абсолютный. Я удивлён, что его до сих пор не отстранили, — мрачно ответил Лэнгдон. — Но всё нормально. Так мне и надо.

Роланд ещё порасспрашивал его о работе, и тот вежливо и аккуратно отвечал, в то время как Голд со скучающим видом рассматривал шторы, предвкушая занятный вечер, но очень скоро пришли Аврора и Филипп и развеяли его скуку.

За ужином Белль сильно пожалела, что пригласила Лэнгдона. Не только потому, что Филипп половину вечера сверлил его недобрым взглядом, но ещё и потому, что Лэнгдон оказался непосвящённым, и за это Ив завуалированно извинилась. Так что все разговоры о Сторибруке, ради которых они собственно и собрались, приходилось вести очень осторожно, заменяя многие вещи метафорами или просто списывая всё на них. Поэтому почти сразу после ужина Ив попрощалась с родителями и увела свою семью домой, а Филипп и Аврора стали открыто выражать свои мысли.

Впрочем, они не рассказали ничего интересного, за исключением парочки моментов. Первый был связан с Хельгриммом. Согласно рассказу Филиппа, Эмма не смогла его победить, но он позже почему-то сам ей сдался. Его пощадили и поселили в огромном аквариуме в океанариуме Сторибрука. Мэлоди Джонс сумела найти с ним общий язык, и Хельгримм почти ни с кем не разговаривал, кроме неё и Эммы. Потом произошло нечто, чего Голд никак не ожидал: Филипп передал ему письмо от Хельгримма.

— Мэлоди перевела его для тебя, и только она знает, что в письме, — заверил Филипп. — Она сказала, что это личное.

— Спасибо, — поблагодарил заинтригованный Голд и спрятал письмо в карман. — Посмотрю позже, раз личное.

Второй момент был связан со сложностью объяснения такого количества жертв, которых набралось как-никак пятьдесят шесть человек, поделились тем, как они это сделали и как сложно было бы провернуть подобное, если бы кто-то из родственников не проникся пониманием и захотел восстановить своеобразную справедливость. Забавно, но в одном из случаев, в самом бесспорном, по мнению Голда, родственники пониманием не прониклись и захотели крови мнимого убийцы. Стало ясно, каким образом Филипп и Аврора связаны с Манчестером: они купили там дом для Стивена, его новоиспеченной супруги и дочери, рождённой ещё в декабре путём ускоренной беременности.

— Глупость! — разозлился Роланд. — Он, наверное, единственный никого не убил! Он даже пытался спасти Питера!

— Я знаю, дорогой мой. К сожалению, Уильям Форкс так не считает и хочет крови, — грустно ответила Аврора. — Они хотят, чтобы Стив сел в тюрьму, но их устроит и вариант похуже. Поэтому пришлось помочь ему бежать в другой штат.

— Мы можем дать показания в поддержку Стивена, — предложил Голд, до сих пор чувствовавший себя несколько обязанным молодому человеку. — Согласно приемлемой истории: ведь всё же Питера загрыз волк. Но мы с Роландом, как свидетели, можем подтвердить его непричастность.

— Мы будем очень благодарны, — согласился Филипп. — Несмотря на то, что это вряд ли поможет.

— А что же Эмма? — возмутилась Белль. — И Зелена?

— Эмма поддерживает нас. И Ноланы. Но они вынуждены сохранять нейтралитет как представители власти, — ответила Аврора. — А авторитет Зелены несколько подорван, так что ей сейчас лучше не привлекать к себе внимание участием в таких мелких конфликтах. Она и так нам помогла.

— Всё меняется, — вздохнул Филипп. — Всё меняется даже в Сторибруке.

В половине десятого Коль и Роланд собрались уезжать, и Аврора с Филиппом вместе с ними, так что к десяти они остались втроём. Крис пошёл спать, а они убрали со стола, приготовили чай и обменялись впечатлениями.

— Так что в письме? — напомнила Белль, когда речь снова зашла о нежити из Сторибрука.

— Узнаем, — вздохнул Голд и достал письмо из кармана. — У меня нет ни одной мысли на этот счёт.

Он сомневался, стоит ли ему вообще открывать конверт и читать это письмо, но любопытство вновь победило.

В письме было следующее:

Румпельштильцхен.

Мне совсем не жаль, что всё так вышло. Не жаль, что мы с братом вас встретили, несмотря на последствия нашей встречи.

Богарт убеждал меня, что вы то чудовище, которое способно спасти нас раз и навсегда, если мы заполучим вашу душу. Он внушал мне, что вы поможете продлить наше существование. Именно существование, потому что жизнью это нельзя назвать уже очень давно. Наверное, это никогда нельзя было назвать жизнью. Не может быть ничего хуже того, что случилось с нами, и я не стану скрывать, что Богарт готовил вам ту же участь, называя это «шансом на спасение».

Я помню нашу встречу, когда мой брат исчез. Я не говорю «умер», так как мертвы мы настолько давно, что уже позабыли, как это произошло. Я мог тогда убить вас. Это было легко. Я мог убить вас, но не стал. И вы наверняка до сих пор думаете, почему я не сделал этого, не отомстил за Богарта. Вы были убеждены, что я захочу. И я признаюсь, что думал об этом, пока не понял, что вы этого хотите гораздо сильнее. Ваше стремление к смерти в ту минуту было таким отчаянным и человеческим, что я на одно мгновение вспомнил самого себя, вспомнил брата, вспомнил, какими мы были, и с ужасом подумал о том, какими мы стали.

Сейчас я испытываю глубочайшее облегчение, потому что всё это закончилось, и что бы там ни было, хуже уже не станет. И за это мне следует вас поблагодарить.

Хельгримм.

Голд прочитал письмо два раза, и всё окончательно встало на свои места. Он не хотел, чтобы Белль его читала, но всё же передал письмо ей. К его удивлению, она читать не стала, только спросила, что в нём.

— Благодарность, — ответил Румпель. — Благодарность за то, что я обычный человек, который не знает, чего хочет на самом деле.

========== Семейный праздник ==========

Голд готовил завтрак. Белль только что сложила всё необходимое для их поездки в Хартфорд и устроилась за столом с книгой и стаканом апельсинового сока. Часы показывали восемь, напоминая, что на всё про всё у них остался всего один час.

И вот завтрак был готов, но не все ещё собрались.

— Крис! — крикнул Голд, не рассчитывая, что сын его услышит. — Кристофер!

Нет ответа.

— Постучись ещё раз.

— Сам стучи, — буркнула Белль. — Я уже два раза ходила.

— Но именно ты будешь ворчать больше всех, если мы не уедем до девяти.

— Ладно! Ни минуты покоя! — она недовольно встала, намереваясь идти за сыном, но не успела. — О, а вот и ты!

Крис, вялый, сонный и словно чем-то озабоченный, дополз до стола и сел, уныло разглядывая содержимое тарелки, которую Голд предупредительно поставил перед ним.

- Тебе хватит пары тостов? — весело спросил Румпель у сына.

— Да, большое спасибо, — благодарно улыбнулся Крис и снова приуныл. — Можно, я не поеду?

— Это почему? — недоверчиво сощурилась Белль.

— У меня другие планы.

— Я ещё в понедельник просила тебя ничего не планировать.

— Я знаю, и…

— Я тебя даже спрашивала, хочешь ли ты поехать, и ты сказал, что с радостью поедешь.

— Я знаю, но обстоятельства изменились, — быстро проговорил Крис.

— Что за обстоятельства?

— Я не могу сказать.

— Либо ты говоришь, что за обстоятельства такие, либо ты всё-таки едешь с нами, — Белль поставила ультиматум. — Третьего не дано.

— Еду с вами… — вздохнул парень и переключил всё своё внимание на завтрак.

В это воскресное утро им повезло с погодой и с отсутствием пробок, так что они несколько опережали собственные расчёты. Белль была за рулём и, как и всегда, получала от этого неподдельное удовольствие, шутила, комментировала, а Голд её поддерживал. Только Крис молчал, сидел нахмурившись и мрачно глядел в окно, а если и говорил что-то, то только по существу или из вежливости.