Альберт Джеймс Голд жил на четвёртом этаже старенькой пятиэтажки из красного кирпича на Фултон-стрит со своим приятелем Эрнесто Эстевесом. Он жил там с тех пор, как его вышвырнули из общежития за то, что в его комнате ночевала школьница. Квартира не сильно-то и отличалась по характеру от той самой комнаты, разве что теперь Ал и Эрни могли в любое время приводить в неё каких угодно женщин. Собственно, этим они и занимались. Потому Голд не выразил никакого удивления, когда навстречу из квартиры его сына вышла весёлая, растрёпанная девушка, почему-то рассмеялась, взглянув на его серьёзное лицо, и убежала вниз по ступенькам. Он сразу подумал, что вышла она именно от Альберта, и когда оказался внутри, убедился в этом. И не только потому что Альберт открыл ему в одних брюках, но ещё и потому что внутри всё сияло чистотой, что означало как минимум трёхдневное отсутствие Эрни. Как педантичный чистюля Альберт уживался с неряхой Эрнесто, до сих пор оставалось для Голда загадкой. В те редкие разы, когда Голду удавалось застать Эрни дома, по всей квартире были разбросаны вещи, столы и пол заляпаны, пахло алкоголем, марихуаной, потом и грязной одеждой. А сейчас пахло лимоном, виноградом и лавандой, и Голд мог видеть своё отражение в отполированном до блеска паркете. Из общего порядка выбивалась только одна вещь: все столы были исписаны аккуратным почерком Ала. Где-то карандашом, где-то мелом, а где-то маркерами были выведены выдержки из статей, формулы, уравнения, длинные расчёты. Некоторые были настолько длинными, что со столешницы переползли на ножку стола и завершались на полу.

— Не ждал тебя.

— Я предупреждал, что приеду.

— Но я не думал, что и правда приедешь, — он набросил на плечи белоснежную рубашку и принялся аккуратно её застегивать. — Присаживайся. Только столы не трогай.

— Уже понял это, — Голд сел на диванчик, перед которым стоял маленький чёрный журнальный столик, сплошь исписанный мелом.

— Как мама?

— Хорошо. Лучше. Она убедила меня поехать, — ответил он. — Как ты?

— Очень занят, к сожалению. Подменяю Пратта на семинарах, — вздохнул Альберт, надевая поверх рубашки чёрный жилет. — При этом от основной работы не избавлен.

— Это основная работа? — Голд кивнул на стол.

— Нет. Это моя глупая провальная диссертация, — сын был слегка не в себе. — Хочешь чаю? Или кофе?

— Если ты будешь. Мы успеем позавтракать?

— Да, конечно. Мне к двенадцати. Мы успеем позавтракать в любом конце города, и ещё время останется. Ты уехал без завтрака? И не стал есть в поезде?

— Не люблю еду в поездах и самолетах.

— Все, я смотрю, убегают без завтрака.

— Как та прелестная особа, что я встретил у лестницы?

— Да, Кэтти… Нет, Бэтти… Что-то на «этти»… — Ал действительно не мог вспомнить. — Чёрт…

— Ты не помнишь, как её зовут?!

Это было серьёзным поводом для беспокойства, ведь раньше он никогда не забывал такие «мелочи».

— По правде, за год так и не запомнил. Она работает у моего портного, делает замеры, — отмахнулся Ал. — Да и какая разница, как её зовут?!

— Такая, что раньше ты всегда это помнил.

— А теперь нет. Всё меняется.

— Ты что-то узнал о Лорен? — догадался Голд.

— Что-то узнал, — с натяжкой сказал Альберт. — Я узнал, что в Чикаго у неё такая же частная практика, как и здесь, только провальная. Узнал, что никого у неё там нет: ни друзей, ни родственников.

— Многих одолевает порой желание изменить всю свою жизнь…

— Но не так глупо и кардинально! Я не хотел принимать это на свой счёт, но когда женщина рвёт отношения, уезжает в огромный город, в котором никогда не была, бросив всех знакомых и друзей, и живёт там хуже, чем здесь, то невольно начинаешь задумываться. Ну что я такого сделал, что побудило её вот так вот убежать куда подальше?!

— Да, это подозрительно. Ты пробовал звонить ей?

— Сначала не хотел, — мрачно сказал Ал. — Но потом позвонил. И как только она услышала мой голос, то сразу бросила трубку и заблокировала мой номер. До сих пор уверен, что это не связано со мной?!

— Ясно… — протянул Голд и добавил: — Оставь её в прошлом.

— Оставил.

— Не верю. Пойдём, — он поднялся и подошёл к сыну, уже полностью одетому. — Угощу тебя завтраком.

— Пойдём, — с улыбкой согласился Ал, задумался на минутку, щёлкнул пальцами и произнёс: — Мэтти. Её зовут Мэтти.

— Отлично! — улыбнулся Голд и дружески хлопнул его по плечу. — Ну, пошли?

Позавтракать они решили в небольшой кофейне, недалеко от Бостонского университета, где сейчас временно работал Альберт.

— Я слышал о проекте Пратта, — Голд первый перешёл к серьёзным темам. — Ведь в нём он приглашает тебя поучаствовать?

— Да, в нём. Он дал интервью научному журналу Уилла Брайанта, — Альберт хотел уйти от темы. — И ещё засветился в «Эсквайре». Его лицо на обложке.

— Да, я слышал. Но не читал.

— Упомянул меня.

— Вот как?

— Мельком, конечно.

— Почему ты так упорно от этого отказываешься?! — не выдержал Голд.

— Потому что понял, что теоретик?

— Альберт…

— Это не то, чего я хочу.

— А в Англии, стало быть, то? — недоверчиво произнёс Голд.

— Да, — кивнул Ал, — В Англии то. Там я смогу обрести покой.

— Как патетично. Покой от чего? От реальной жизни? От Лорен?

— Да при чём тут Лорен?! — вспылил он. — Она в прошлом.

— Куда бы ты не отправился, то, что не даёт тебе покоя, останется с тобой, — веско сказал Голд.

— Как Коль?

— Не переводи тему.

— Ответь, — настоял Ал, надеясь, что отца это увлечёт. — И мы вернёмся к теме.

— Нормально, — Румпель улыбнулся, вспомнив о дочери. — Здорова. Стала ещё больше. Вернёмся к теме?

— Почему тебе это так важно?!

— Мне важно, чтобы ты не сделал нечто, о чём потом будешь горько сожалеть, Альберт. И это как раз такой случай.

— Я подумаю над твоими словами.

— Правда?

— Даю слово, — сказал Альберт, возвращаясь к завтраку. — Но не рассчитывай, что это изменит моё решение!

— Хорошо, если это твоё решение. И если принято оно в здравом уме и с каменным сердцем, — удовлетворённо кивнул Голд и тоже вернулся к завтраку. — Так, значит, Пратт на обложке «Эсквайра»?

— Учёные в моде, — оживился Ал. — Теперь женщины ему прохода не дают. Ни слова не понимают из того, что он говорит, но готовы сделать ради него всё что угодно.

Голд почему-то сразу вспомнил Дженнифер Брайант и её увлеченность Эмери Праттом. В это время в кофейню вошли три девушки, глуповатые на вид, постоянно посмеивались над чем-то.

— У тебя есть газета? — Альберт тоже обратил на них внимание.

— Зачем? Ты их знаешь?

— Да! Дай газету, пожалуйста!

Но было поздно: девушки его заметили. В течение следующих десяти минут Голд изо всех сил старался не рассмеяться.

— Здравствуйте, профессор Голд! — поздоровались девушки.

— Здравствуйте, девочки… — бесстрастно ответил Альберт. — И я не профессор. Мистер Голд. Мистер Голд, понятно?

Им было непонятно. Им было всё равно. Они хлопали ресницами, смотрели на него влюблёнными глазищами и задавали глупые вопросы, чтобы просто как-то заставить его говорить. Альберт был терпелив, но от смущения и злости у него начали краснеть уши.

— Понятно, почему ты такой нервный! — рассмеялся Голд, когда сын наконец отделался от непрошеных поклонниц. — У тебя свой фан-клуб?

— Отстань!

— А они сделают всё, что ты скажешь?

— Пап!

Голд расхохотался до слёз.

— Папа! Чёрт возьми! Пап!

— Прости… — он почти задыхался. — А они не…

— Пап, всё! — Альберт вскочил на ноги. — Мне пора!

— Не уходи! — попросил Голд и успокоился. — Ты даже с завтраком не закончил!

— Закончил! У меня нет аппетита. Увидимся позже, ладно?

Голд не ответил, и Альберт сделал несколько шагов к выходу, но всё-таки вернулся. Голд довольно улыбнулся, и они мирно продолжили свой завтрак.

К двенадцати Альберт ушёл, а Голд, ожидая его, решил немного прогуляться по городу, и во время своей прогулки наткнулся на женщину, которую никак не ожидал увидеть. Это сразу возвратило его ко всему, о чём он старался не думать.