— Чего рычишь сразу?! — возмутился Роланд. — Я же беспокоюсь! Сама сказала про схватки!

Голд его очень понимал и сам поступил бы также.

— Ложные схватки! Ложные, Роланд! На кого ты класс оставил?

— Дал задание и отпустил!

— Очень ответственно! — насмешливо фыркнула Коль. — Дай руку свою сюда!

Голд уступил ему место и вышел на кухню вместе с Белль.

— Всё хорошо! Она не может жить с нами бесконечно, — успокаивала Белль. — И мы не можем с учётом всего о ней как следует позаботиться.

— Я понимаю, но всё равно грустно.

— Знаю. Мы можем её навещать.

— Пожалуй, нам сейчас пора, — вздохнул Голд, и они вернулись в гостиную, чтобы сообщить о своём уходе.

— Уже?! — расстроилась Коль и начала подниматься. — Я провожу!

— Нет-нет! — останавливал её Голд.

— Не надо! — тут же попросил Роланд. — Я их провожу…

Но она встала всё равно.

— Мне тоже грустно, — сказала она отцу напоследок.

— Я такой предсказуемый? — расплылся в печальной улыбке Голд.

— Есть немного. Ты можешь навещать меня хоть каждый день!

— Аккуратнее с такими приглашениями! — усмехнулся он и осторожно обнял. — До встречи, моя девочка.

— До встречи, папа. И приглашение в силе.

Затем она нежно попрощалась с Белль, а он пожал руку Роланду, и они разошлись. Голд ещё раз улыбнулся по дороге к машине, посмотрел на то, как осторожно Роланд поддерживал Коль и как доверчиво она на него опиралась, видел их по-настоящему счастливые лица, и на душе стало спокойнее. Однако всего на одну секунду старое жадное чудовище внутри проснулось, грозно зыркнуло и зашевелилось, но он заставил его заснуть, не желая подкармливать ложной надеждой свои самые низменные чувства.

Любезным приглашением дочери он, конечно же, пользовался, но не так часто, как ему хотелось. В конце концов у него были другие заботы: Кристофер и Белль. Они снова жили втроём и почти вернули былой порядок вещей. Крис ходил в школу, ухаживал за Раффом, частенько пропадал где-то с Полом и, как всегда, был скрытен и молчалив. Но теперь он совсем не обращался за помощью с домашним заданием, не хотел мешать, считал, что у них и без него много дел. И их было много, но все они не были проблемами, а, напротив, от проблем отвлекали. Потому он не раз намекал сыну, что открыт для него, как, собственно, и его мать для него открыта. И Крис это успешно игнорировал, а иногда как-то странно пожимал плечами, как будто ему неуютно, что было вполне объяснимо, учитывая, сколько всего происходило в жизни каждого из них.

А вот кому было действительно неуютно, так это Белль. Пусть она не предавалась унынию и не жаловалась на жизнь, но по-прежнему чувствовала себя беспомощной и ненужной, смущённой и одинокой, хотя теперь Голд всегда и везде брал её с собой и старался как можно чаще подбадривать. Бывало, что именно эти его подбадривания больше всего её и огорчали. Справедливости ради стоит уточнить, что он не лгал и не льстил ей.

— Чудесно! — довольно отметил он как-то раз, когда они сидели вдвоём в его кабинете. — Я уже готов взять тебя на постоянную должность!

— Да-да… — печально вздохнула она, поднялась из-за стола и подошла к синей орхидее.

— Что такое?

— Что что? — нахмурилась Белль, не отрывая от цветка глаз. — Орхидеи так не поливают.

— Ну, она же жива! — шутливо заворчал он. — И дело не в орхидеях.

— Ты слишком…. Ты слишком.

— Ещё скажи, что я просто жалею тебя!

— А разве нет?

Конечно, он повлиял на ход её мысли парой слишком осторожных действий и слов, но она была неправа насчёт его мотивов. Он просто слишком дорожил ею и потому трепетно оберегал от всего, что могло ей как-то навредить.

Самое большое оскорбление он едва не нанёс ей в ночь, когда они впервые занялись любовью после взрыва. Помнится, они тогда разговаривали и одновременно пришли к единому выводу, чему он сильно обрадовался и поцеловал её. Он поцеловал её почти невинно, но она продлила поцелуй и потянулась за его губами, когда он осмелился поцелуй разорвать.

— Так мало нужно, чтобы отвратить тебя…

— Не болтай ерунды! — возмутился Голд. — Откуда такие выводы?!

— Ты не прикасался ко меня уже две с половиной недели. В этом плане.

— Правда? А я и не заметил.

— Лжец.

— Просто я берегу тебя и не хочу на тебя давить.

— Если бы у меня были ноги переломаны, я бы ещё поняла…

Тогда он снова её поцеловал и потом долго и нежно убеждал, что она, как и прежде, для него желанна. Однако поспешность его согласия и отчаянная страсть его «убеждений» стали главной подпиткой неуверенности Белль в себе, с которой он потом самоотверженно боролся и в постели, и за её пределами.

Только вот главным врагом было не это, а страх, и в случае Белль — сильнейший из страхов. В её глазах жил страх смерти, мелькал каждый раз, когда раздавался раздражающе громкий звук или что-то слишком резко срывалось с места, когда она узнавала о чём-то нехорошем, случившемся с другими людьми. В такие моменты она была особенно уязвима.

Как-то ночью Белль лежала в его объятьях и всматривалась в темноту, и вдруг попросила его включить свет.

— Зачем? — он спросил это только из-за её дрожащего голоса.

— Я хочу посмотреть на тебя.

— Хорошо! — он включил свет и вернулся к ней. — Вот он я.

— Да, — она долго смотрела на него, будто не узнавала, а потом улыбнулась с облегчением, но одними губами. — Ты.

Тогда в её глазах явственнее всего отражались её демоны.

— Мне так жаль, что я не могу прикоснуться к тебе.

— Можешь! Иначе что ты делала часом ранее? Ты ведь не только руками чувствуешь, но всем телом, красавица моя! — Голд старался её развеселить, потерся щекой о её щёку, носом о нос, поцеловал чуть выше груди и положил свою голову чуть ниже. — Всем телом.

Она не смогла сдержать лёгкий смех, а он — улыбку. Её тяжелая рука осторожно легла на его спину. Холодными пальчиками Белль дотронулась до его кожи, так что мурашки пробежали вниз по позвоночнику.

— Я люблю тебя, Белль, — не поднимая головы, сказал Румпель. — И я больше не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Веришь мне?

— Верю, — она хотела погладить его по волосам, но вспомнив, удержалась. — Послезавтра уже октябрь…

— Да… — грустно подтвердил он. — По идее завтра утром я должен ехать к Альберту.

— И?

— Я не поеду.

— Почему?

— Как я тебя оставлю?

— Ну, если это ненадолго…

— Хотел к девяти вечера уже вернуться, — он сел в постели напротив неё. — Но всё равно: как я поеду?

— Один день я вполне продержусь, — заявила Белль. — Так что поезжай!

— Хочешь от меня избавиться, да?

— Если только совсем немножко, — подмигнула она. — Нет. Ведь у тебя явно была причина для поездки.

— Ты важнее.

— И что же? Ты так и будешь сидеть возле меня все эти месяцы?!

— Дорогая моя, я буду сидеть возле тебя и годы, если понадобится, — очень серьёзно сказал Голд.

— Поезжай, — она коротко его поцеловала. — Ничего страшного не случится.

— Белль!

— Правда! Устроим маленький эксперимент, как я продержусь всего один день без твоей помощи. А ты от меня отдохнёшь!

— Но я не хочу от тебя отдыхать, — он плохо понимал, зачем ей это нужно. — Возмутительно!

— Это эксперимент для нас обоих, — мягко возразила жена. — И я очень хочу, чтобы ты выяснил, как там поживает наш маленький циничный засранец.

— Ладно. Поеду. Но только потому что ты просишь! И ты мне за это должна!

— Что угодно! — томно прошептала Белль и обняла его, прихватила губами за ушко. — И как угодно…

— Хулиганка! — довольно проурчал Голд и дал волю своим рукам. — Ты у меня вовек не расплатишься…

Эта ночь очень поздно закончилась, а следующий день начался очень рано, в пятом часу.

Голд разбудил Белль, одел её и причесал, убедился, что она ни в чём не будет нуждаться в его отсутствие, оставил записку Крису и поехал на вокзал. Его поезд уезжал в 6.20. В ожидании он успел выпить чай и прочитать газету. А ещё всё спрашивал себя, неужели он и правда собирается уехать, но когда время вышло, Румпель не задал его себе, зашёл в вагон и в 9.00 был уже в Бостоне.