— Ну…я не терплю сырости. Одна слеза уже есть, а свои проливать не стоит, — Тандрия кивнула ей на темный горизонт. — Перед тобой целый мир, и теперь только одна дорога.

Тира спрятала фиал в маленький кожаный мешочек и повесила его на пояс. Пройдясь по нему рукой, она нащупала не приятную пустоту. Ей не хватало оружия. Настоящего. Сейчас она чуточку завидовала Тандрии, буквально увешанной им. Ей же оставалось надеяться на свои руки.

Фиал слегка поблескивал в мешочке. В темноте его могли разглядеть враги.

— Мы будем хорошей мишенью, — сказала охотница, тоже заметив его отсвет. — Я все же плохо подумала, ты ведь совсем не умеешь вести бой.

— Научусь, — жестко бросила Тира. — У меня есть сила в руках.

— Ладно, едем. В мире уже знают, что мы забрали слезу, — сказала та, и скользнула с холма.

Беседка без фиала превратилась в простой камень, и вокруг сделалось совсем темно. Хоть и стояла ночь, но темнота будто сжалась вокруг Тиры, протягивая свои щупальца к фиалу. Не став медлить, она быстро спустилась вниз, и вскочила в седло. Гидрал, не довольный долгим ожиданием, с шипением шевельнулся и потянулся. Уже не дожидаясь сигнала Тандрии, Тира послала зверя галопом. Охотница, поравнявшись с ней, лишь улыбнулась.

С этой ночи, драконица стала наблюдать за эльфийкой, за ее движениями, и учиться. Ей стало понятно, что никакие учителя не сравняться с ее спутницей в ловкости и скорости. Эти мысли однако быстро сменились чувством тревоги. Тира прикоснулась к фиалу и остановила гидрала, так резко, что тот встал на дыбы, и полоснул ее свои хвостом.

Город серых эльфов остался позади. Кругом был лес и еще чувствовался запах моря. Стояла тишина, если не считать ночных птиц.

— Что ты остановилась? Я ничего не чую, — Тандрия встала в седле.

— На севере что-то происходит, — сказала Тира. — Ты можешь послать своего ворона вперед? — Могу, — эльфийка позвала его коротким свистом.

Ворон, вынырнув из темных крон деревьев, почти бесшумно опустился на ее руку. Прищелкивая языком, Тандрия что-то зашептала ему, а потом погладила его и отпустила. Птица улетела, а охотница повернулась к Тире.

— Он вернется через несколько дней, — ее светлые глаза буравили драконицу. — А ты чуешь дальше меня… Но в бою я легко тебя могу сломать.

— Посмотрим, — сказала Тира.

Хотя тут эльфийка была права. Они снова пустили гидралов галопом, и лес понесся мимо них. Иногда среди деревьев мелькали зеленые огоньки, а иногда рядом с ними мчался черный олень. Тандрия, чуя лесного духа, снова скалила зубы в улыбке, а ее спутница лишь фыркала на это. Она знала, что их сопровождает лесной хозяин, но в его сторону не смотрела. Только к рассвету хозяин леса оставил их, и Тира краем глаза увидела его силуэт и взгляд, в котором горела печаль.

Дальше дни понеслись незаметной вереницей, и Тира не отступила от своего. Она наблюдала за эльфийкой, за тем, как она звала гидралов, как двигалась и держалась в седле, а потом обратила внимание на себя, на свои движения. В них не было такой гибкости, зато присутствовала твердость. Тира будто знала каждый свой шаг и ступала уверенно, в то время, как Тандрия двигалась очень осторожно, скользя между корнями и травами. Там, где проходила она, не оставалось следов.

В один прекрасный день, вернувшись с полными фляжками воды, Тира не нашла ее на месте. Там, где они остановились, под деревом, стояла тишина. У корней лежали седла снятые с гидралов. Сами звери охотились. Скупой завтрак остался не тронутым. Положив фляги, драконица обернулась вокруг и затихла. Ее слух не уловил ничего странного, так же, как и нюх.

— Тандрия? — шепотом позвала она.

Ответа не было, только быстрый поток ветра, а после охотница прыгнула на нее с дерева, повалив в один миг на землю. Ее нож оказался у горла Тиры, только вреда не причинил. Тандрия не собиралась ломать свое оружие и даже не коснулась ее кожи, зато своей рукой больно надавила где-то за ухом, и в глазах драконицы стал плыть туман.

— Ты слабее, чем я думала, и не внимательна, — охотница отпустила ее, грубо шлепнув по шее.

Придя в себя, Тира уставилась на нее.

— Ты…

— Тебе надо научиться вести бой, — пожала она плечами. — Такие игры мы устраивали в десять лет, когда учат держать лук. У тебя ведь было детство.

— Мы так не играли, — оборвала ее Тира и потерла болевшую шею. — Что ты сделала? Зачем давила мне за ухом?

— Так можно сделать любого мертвым на час, — Тандрия взялась за завтрак, при этом хитро поглядывая на нее. — Но тебя только на несколько мгновений можно усыпить. Сердце больно сильное. Как у лесного духа…

— Опять за свое? — поддев фляжки ногой, Тира швырнула их в нее, но та со смехом увернулась.

— Я тебе плохого не советую, — напомнила она ей.

— Если бы…если бы я и доверила свое сердце, то не лесному духу, — вдруг сказала Тира. — Чувства часто мешают рассудительности.

Эльфийка нахмурилась и даже жевать перестала. Ее взгляд сделался колючим.

— Знаю, о чем думаешь, — она быстро свернула весь завтрак, даже не спросив, хочет ли Тира есть. — Снова о своем чужаке…

— Он был мне наставником, — ответила драконица.

— Не доверяй тем, кто похож на Высших эльфов! — почти выкрикнула Тандрия. — Им плевать на все дела! И на другие народы тоже.

— Почему ты злишься? — Тира не могла узнать свою спутницу, которая только недавно смеялась.

— Я им не верю, — мотнула она головой. — У них сердца холодные. У твоего чужака тоже.

Она встала и всем видом показала, что разговор закончился. Они стали собираться в дорогу, а Тира все думала над ее словами, и вспоминала речь Иллигеаса. Для него она в самом деле была оружием, и теперь, под этими мыслями, ее чувства смешались. Связи с Иллигеасом она не чувствовала, и теперь решать надо было самой.

— Мое сердце останется при мне, — бросила Тира охотнице.

Та глянула на нее все таким же хмурым взглядом, и, не дожидаясь ее, исчезла на своем гидрале в лесу. Тира едва успела за ней, и мысли выветрились сами собой. Зверь пустился галопом, унося ее будто от самой себя, и лес замкнулся за ней. Только лесной дух остался на месте их стоянки, и теперь смотрел им в спину, и взгляд его сделался еще грустнее.

На этой земле почти не бывало ветров. Воздух хоть и холодил кожу, но Иллигеас уже не обращал на это внимания. Ему казалось, что дни тут тянулись слишком медленно, впрочем, как и ночи. Его мысли тоже стали тягучим потоком, таким тягучим, что он не помнил, что с ним было раньше. Краткие обрывки всплывали у него перед глазами, и тут же исчезали. Высшие эльфы с ним общались редко, за исключением Лаэрнара. Тот вел с ним беседы постоянно, каждый вечер, а после, Иллигеас едва помнил, о чем они разговаривали. В голове его давно созрел один вопрос, но какой именно, маг и это не припоминал. Изредка он видел Элариор. Эльфийская принцесса глядела на него горделиво, и говорить с ним не желала.

Иногда чары эльфийской земли ослабевали, и тогда Иллигеас вспоминал все, только длилось это не долго. После его мучило чувство пустоты, а по ночам кошмары, из-за этого маг отказался от сна, и теперь каждую ночь проводил стоя на балконе.

Эта ночь выдалась особенно звездной. На черном бездонном небе звезды сияли необычно ярко, и Иллигеас вдруг вспомнил купол Высшего Мира. Звезды навалились на него своей яркостью, и кинули его память в другое место, где маг был очень давно. Это место он узнал не сразу, пока на него не пахнуло жаром от кузнечной печи. Это был подгорный город, где работали гномы. Стук молотов отозвался головной болью, и Иллигеас даже охнул, а когда открыл глаза, сразу осознал, где находится. Опять же, на краткий миг, пока забвение вновь не охватило его, и он всей тяжестью навалился на перила балкона.

— Хочешь все вспомнить? — раздался знакомый голос за его спиной, и Иллигеас повернулся.

В его глазах плыл не четкий контур фигуры Лаэрнара. Маг молча кивнул.