И это — бог?

Это — творец?!

— Тебе не жалко? Людей? Ведь ты же любил нас, раз даже наградил Силой?

Вальда повернул голову, и я посмотрела в тусклые, словно у змея, затянутые мерцанием глаза.

— Нет. Люди стали совершенно другими, я создавал их не такими, нет. Мне скучно с ними, а у меня еще много миров.

Много миров.

Конечно, это же бог.

А мы, люди, такие маленькие и незначительные на его божественный взгляд.

Мысль почти физически обожгла меня.

— Знаешь, — в теле проснулась какая-то легкость, словно я сейчас снова превратилась в беззаботную девчонку, которая не знает ничего ни о каких богах, силах, ведьмах и Инквизиторах, — хочешь, я тебя повеселю немножко?

— Интересно, как. — Вальда встал и пошел к изображению Истинно Великого, висевшего напротив главного входа.

— Утром, когда за мной придут, отдай мне свою Силу. На десять наших земных минут.

В глазах бога промелькнуло нечто, похожее на выражение удивления.

— И что же ты будешь с ней делать? Мстить обидчикам? Или, может, снесешь этот собор?

— Узнаешь.

«Интересно, для чего ей — могущество бога, пусть даже на такой короткий срок? Любопытно. Хотя, учитывая, что этот мир я все равно обрек, пусть».

— Хорошо, но у тебя будет власть только над всеми силами, которые есть в этом мире, все остальные мои творения и замыслы тебя не касаются.

Ответ Вальда меня успокоил.

Я знала, что буду делать в те десять минут, которые будут у меня до момента, покуда невыносимый груз божественной мощи не уничтожит мое маленькое тело, неспособное вынести столько энергии.

Народу на площади было не так много — эпидемия убила уже многих, еще половина уже не могла ходить, но отсутствием зрителей моя казнь не страдала.

Серенькое небо, завешенное дымом и затянутое тучами, громада собора.

Холодно.

Стоя на помосте рядом с огромной кучей хвороста и столбом, к которому меня начнут прикручивать через несколько минут, я видела их всех — людей, которые живут в этом мире, где мне так и не нашлось места. Каждый из них был словно звеном, одним из многих в цепи жизни; до него и после него будут такие же люди со своими желаниями, стремлениями и помыслами.

И как будто неясные, серые нити болезни протянулись от каждого, кто стоял сейчас передо мной, опутали конечности и уходили вглубь, внутрь.

Дети мира, который я люблю, мои дети.

А разве можно злиться или обижаться на детей?

Ульрих читал приговор, перечисляя мои прегрешения, перед этим миром, когда я почувствовала, что Вальда сдержал свое слово.

Сила обрушилась на меня словно неподъемная ноша, хрупкое женское тело было готово лопнуть, не в силах вместить сущность бога. Я вдруг ощутила, что в состоянии одним движением мизинца разнести собор; одно движение — и Ульрих окажется за пределами небес, но меня сейчас не интересовал старый товарищ детских игр.

Потому что он был здоров.

Я рассеивала нити, уничтожала саму их сущность и видела, как хмурые, страшные, больные люди распрямляли спину и улыбались недоуменно, не понимая, что с ними случилось и отчего нет больше мучительной боли в костях, и почему кожа перестала гореть.

Инквизитор Ульрих непонимающе смотрел на людей, с которых словно старая одежда спали все проявления болезни, и на Леару, почти прозрачную, с огромными сияющими глазами.

Вальда не понимал.

Что она делает?

Зачем спасает тех, кто обрек ее на смерть?

И тут он почувствовал, что над площадью летает своя собственная сила, рожденная этими людьми, обреченными и заново обретшими жизнь, сила чистая и мощная.

Такая же, как в момент творения им своих миров.

Сила Созидания.

Я должна успеть.

Обязана.

Еще, еще немного.

Потому что есть еще вот эта девочка с русыми волосами, что лежит в старом доме на краю леса, и держит ее на руках уже здоровая мать, приговаривая: «Боже, ты спас меня, спаси и ее».

Еще чуть-чуть.

Потому что смотрит сейчас в замковое окно дочь монсеньора, думая: «Только бы он тоже был жив. Потому что иначе богу не было смысла дарить мне жизнь».

Еще капельку. Ведь я не имею права спасти этого седого как лунь мужчину и отнять у него жену, ту, что была для него опорой все сорок лет его жизни…..

Еще.

Еще.

Еще.

Еще…

Все.

Он втянул в себя вернувшуюся Силу и снова стал тем, кем являлся — Вальдом.

Ульрих смотрел то на толпу, то на безжизненное тело Леары, беззащитно лежащее около вороха хвороста, смотревшегося сейчас чем-то инородным.

Люди ощупывали здоровые тела друг друга, до сих пор не веря в то, что они будут жить.

«Они будут жить» — думал Вальда, покидая самый первый из своих миров.