Болезнь началась в моей родной деревне, и буквально за два дня распространилась по остальным и пришла в столицу. Стоит ли говорить, что обвинили в возникновении этой напасти меня — я же ведьма, а эпидемия так удачно началась!

Хотя я была ей даже благодарна — меня решили сжечь сразу же, не подвергая мучениям, призванным очистить мою душу.

Скоро придут стражники, чтобы отвести меня в собор — ночь перед костром ведьма обязана проводить в молитвах Истинно Великому.

Словно в подтверждение моим мыслям лязгнула дверь и показались конвоиры; до храма меня везли в закрытой повозке, но, прильнув глазом к выпавшему из доски сучку я увидела более, чем достаточно — улицы словно вымерли. Изредка, то тут, то там вздымался ввысь столб погребального костра, а в воздухе носилось амбре из запахов больных тел, гниющей плоти и дыма.

Мимо повозки проковыляла Марента, и я поразилась, что болезнь сделала за считанные дни с этой женщиной — кожа на лице вспучилась уродливыми волдырями, сочившимися кровью и гноем, ноги как-то странно, противоестественно выгнулись и при ходьбе она шаталась, будто вот-вот готовая упасть, от золотой прически не осталось и следа, волосы почти все выпали, и бесстыдно обнажился череп с потрескавшейся кожей.

Я вжалась в стены возка, удивляясь своим мыслям — завтра меня сожгут на костре, а сегодня я волнуюсь о том, чтобы не заболеть этой неясной и страшной болезнью.

Повозка остановилась, стражник грубо втолкнул меня в храм, предварительно не забыв отвесить несколько довольно-таки ощутимых ударов, которые оставили меня на удивление равнодушной, и прошипеть через зубы:

— Проклятое отродье.

Двери собора захлопнулись, и я осталась одна под темными сводами.

Первая мысль была естественна и до безобразия предсказуема — я заметалась по собору в поисках хоть какой-нибудь дверцы, спасительного выхода, но очень скоро поняла, что занятие это бесполезное: встав и вытянувшись на кончиках пальцев, выглянула наружу через небольшое, затянутое решеткой оконце и увидела два кольца стражников, расположившихся по периметру здания.

Даже если бы дверь и обнаружилась — проскочить незамеченной через такое оцепление не представлялось возможным.

Я не спеша пошла по залу, осматривая убранство, которое, несмотря на мрачные мысли в очередной раз поразило мое воображение — слишком много было прекрасных, тонко выписанных образов Истинно Великого, чудесные, стремящиеся в небо своды и резной витраж, сквозь который доходили до меня тонкие лучики лунного света вызвали даже какое-то подобие улыбки.

Все же мир красив. Неважно, в кого уж там верить — в Великого, или в неведомого Вальда…

Стоп.

Что там говорил этот карлик, тогда, в лесу? По его словам, я сейчас нахожусь не только в Соборе Святого Харальда, но и в древнем святилище, которое может направить Силу, имеющуюся во мне и усилить ее действие!

Восторг сменился разочарованием — я ведь не знаю, какие ритуалы нужны Вальде, чтобы он обратил на меня свой взгляд, а разочарование уступило место какой-то бесшабашной решимости: в конце концов, что я теряю-то? Мне все равно на рассвете умирать, так что если разгневанный Вальда пришибет меня за неправильный ритуал, это всего-навсего избавит инквизиторов от необходимости жарить мое тело на костре.

Взгляд более внимательно заскользил по стенам собора, по плитке, и через некоторое время мне удалось уловить некоторую закономерность — шесть одинаковых, явно старых колонн, несущих на себе отпечаток Силы и странный узор на полу, который, если приглядеться, слабо переливался, когда я наступала на него.

Встав на узор, я не нашла ничего умнее, нежели зажечь на ладони маленькое пламя и сконцентрироваться на нем и на имени «Вальда».

«Однако. Она упряма и уперта, интересно что же она собирается просить у меня? Избавления? Мести? Силы? Власти?».

Бог взлетел чуть выше, зачерпнул крыльями немножко ночи и бесшумно закружился над Собором, вспоминая…

…что когда-то давно это было его собственное святилище, его алтарь, на котором дети его мира приносили хвалу своему создателю. И сам мир, который он создал, и люди, в нем живущие — все это было его любимым детищем, его игрушкой, любовно взращенной, самым первым его творением.

Он, Вальда, дал Силу самым рассудительным и мудрым из них, дабы они смогли выжить в тех суровых условиях, которые царили в только что созданном мире. Нет, он не хотел сделать жизнь людей безоблачной, так ему было банально неинтересно, но явно перестаравшись в создании трудностей и опасностей и любя людей, наделил их хоть и маленькой толикой, но все же божественной силы.

Он дал им все — и что получилось?

Люди не только забыли своего бога, они еще и решили, что его дар им больше не нужен, придумали себе нового, пафосного божка и умертвили почти всех, кто обладал Силой.

Вальда навернул еще кружок над герцогством.

И он перестал смотреть на свое творение — были у него и другие проекты, более удачные, более продуманные, созданные с учетом предыдущего неудачного опыта.

Пока буря, устроенная одним из последних носителей его дара не привлекла его внимания — он присмотрелся, увидел ту травлю, которую ей устроили, и решил устранить настолько неудавшуюся форму жизни, как люди, поняв, что ничего достойного из этой затеи уже не получится.

И создал эпидемию, которая должна была уничтожить жизнь за довольно-таки короткий срок.

Сейчас же, летая над старым алтарем, он удивлялся, что нужно от него этой маленькой девушке, которая так долго поддерживает жизнь в язычке пламени, самой изменчивой из четырех материй.

Вальда упал в колокольню собора и опустился прямо перед напрочь перепуганной девушкой.

Я отпрянула и инстинктивно зажмурилась, когда что-то вдруг спикировало с потолка.

Потом первый страх прошел, я заставила себя открыть глаза — и увидела его.

Больше всего он напоминал черный холм с широкими крыльями, от которого исходило столько Силы, что я невольно отступила еще на несколько шагов.

— Ты звала — и я пришел. Говори.

От звуков этого, с позволения сказать, голоса я упала на пол и едва не потеряла сознание, но тут чьи-то руки подхватили меня и поставили на землю, отряхнув с платья прилипший к нему мусор.

— Отвык я уже общаться с такими слабыми существами, как вы, — молодой, не старше меня парень с холодным равнодушием смотрел на меня, и в темноте собора я видела, как светились тускло-желтым его глаза.

— Ты, — я запнулась, потом набралась смелости и уже более уверенно сказала — Ты Вальда?

— Да. — Парень подошел ко мне ближе, опустил руки мне на плечи и посадил на скамью. — Так зачем ты меня звала?

Признаться, я растерялась.

И что мне говорить этому чужому божеству?

Что меня хотят сжечь?

Что я — ведьма?

Или что мне страшно?

— Ну, этим ты можешь не утруждаться, — ровно промолвил Вальда, усаживаясь рядом со мной, — это я знаю и так. Для чего тебе в этой ситуации понадобился я?

Внезапно меня словно что-то всколыхнуло, и я выложила этому потустороннему существу все, что я чувствую — боль, страх, растерянность, непонимание, любовь, стыд, желание жить. Мне было в принципе даже все равно, поймет он меня или нет, необходимо было простое чувство, что рядом кто-то есть.

Если бы рядом был наш с Атерой пес, я разговаривала бы с ним.

Но был только Вальда.

Он слушал, не перебивая, а затем все таким же ровным, ничего не выражающим голосом сказал:

— Для тебя смерть утром будет все же более лучшей, чем гниение от эпидемии, а от нее не спасется никто.

Холод.

Холод окутал меня всю, когда я представила такими их всех — с лысыми сочащимися сукровицей черепами и прогнивающими костями, все — отца, сестренку, Атеру, смешного карлика, герцога.

И даже Ульриха.

— Никто? — скорее подумала, нежели спросила я.

— Никто. Этот мир — не более чем неудачная попытка.