Во второй половине XVI века жила в Германии молодая вдова-красавица, владетельная маркграфиня Бранденбург-Байрейтская, урожденная графиня Орламюнде, мать двух прелестных малюток. В неё влюбился маркграф Бранденбургский, и маркграфиня отвечала ему взаимностью. Любовь эта была платоническая, немецкая, подобная любви рыцаря Тогенбурга, который чуть ли не сорок лет пел серенады под окном своей жестокой возлюбленной. Однако же вздыхания и нежные песни маркграфа не удовлетворяли пылких желаний маркграфини. Однажды она сказала маркграфу: «почему бы ему на ней не жениться?» Этот весьма простой вопрос смутил маркграфа, (который, заметим, был уже женат и тайно исповедовал лютеранизм, а графиня была католичка). Он отвечал весьма загадочно, что браку их есть два непреодолимые препятствия, и как ни добивалась она, маркграф объявил ей, что сказать этого ни под каким предлогом не может. Маркграфиня, ослеплённая страстью, поняла, что он намекает на её двух детей от первого брака - и, долго не думая, задушила своих малюток. При первом же его посещении она объявила ему, что препятствий к их браку более не существует и созналась в своём преступлении. Тогда маркграф, в ужасе отшатнувшись от неё, сказал в чём именно состояли оба препятствия. Маркграфиня, назвав его убийцею детей, покончила и с собою; но перед смертью, осыпая проклятием и маркграфа, и всё его потомство, дала обещание явиться ему и являться его потомкам перед их кончиною.
С тех пор привидение бывшей графини Орламюнде известное в Германии под именем «Белой Дамы», в течение трёх веков являлось очень часто потомкам маркграфа.
Великий курфюрст Фридрих-Вильгельм, основатель королевства прусского, прославившийся удачными битвами с поляками и со шведами, сын его Фридрих I и отец Фридриха Великого, король-фельдфебель Фридрих-Вильгельм I - видели каждый перед своею кончиною «Белую Даму». Все трое были люди со стальными нервами и уж никак не фантазёры, тем более, что каждый раз, кроме курфюрста и обоих королей, видели их семейства, дворцовая прислуга, часовые... Медленно, подобно клубу тумана, привидение проносилось по дворцовым покоям Кёнигсберга, Берлина и Потсдама; появлялось в опочивальнях умирающих, стоя в ногах, или в изголовье их постелей.
Вошёл на прусский престол Фридрих II - Великий, философ-материалист, который абсолютно ничему не верил. О фамильном предании про «Белую Даму» он много слыхал ещё в детстве от очевидцев и, вместе с Вольтером, любил посмеяться над суеверами. Семилетняя война, раздел Польши, война с Австрией из-за наследства баварского престола, «вооружённый нейтралитет», дела по внутреннему благоустройству Пруссии - отвлекали материалиста-короля от заоблачных фантазий. Это был тип упорного вольнодумца, истого сына XVIII века. С июня 1786 года престарелый Фридрих стал прихварывать, старость заметно одолевала героя. Смеясь над медициной, он, уступая просьбам окружавшей его родни, отдал себя на попечение докторов, взяв вместо сиделки старого гусара, одного из своих сподвижников при Росбахе. Старик ни на шаг не отходил от короля; как верный пёс смотрел ему в глаза, предупреждая малейшие желания. 3 августа 1786 года, часовой, стоявший во внутренних покоях дворца, с ужасом сообщил гусару, что он видел «Белую Даму». Гусар выругал часового нехорошими словами, однако же счёл своим долгом сообщить королю о явлении призрака.
- Вздор! - отвечал больной. - Часовому стоило бы засыпать ста два фухтелей... да чёрт с ним; а ты не повторяй пустяков. Это какая-нибудь камер-медхен шла на свидание с пажом или камер-лакеем, либо ему пригрезились спросонья.
Вечером следующего дня, 4 августа, король, сидя в креслах, дремал; гусар сидел около него и вдруг заметил у камина белую фигуру. Не смея тревожить короля, он уставил на неё глаза и очень явственно увидел белую женщину.
- Видишь? - спросил король хриплым голосом.
- Кого, государь?
- Белую женщину, около камина?
- Вижу, государь?
- Видно, камрад, бабьи сказки правду говорят, - продолжал король, спокойно всматриваясь. - Пусть же убирается к чёрту, откуда пришла!
- Говорят есть такие молитвы....
- Может быть, но я их не знаю! - усмехнулся король.
Он опять задремал. Видение мало-помалу исчезло, как дым. К ночи весть о явлении «Белой женщины» разнеслась по всему дворцу; оттуда и по всему городу. На следующий день, 5 августа 1786 г., Фридрих скончался.
Через три года после тильзитского примирения, в 1810 году, когда король с своим семейством собирался в Потсдам, «Белая Дама» дважды явилась королеве Луизе. Вот что рассказывает об этом графиня А.Д. Блудова с своих «Воспоминаниях» (Русский Архив, 1873 г., № 11, стран. 2088 - 2090).
«Королева уже собиралась переехать на лето в Потсдам, и время, по-видимому, шло незаметно в хлопотах по приготовлению к отъезду. Королева была с m-lle Бишофсвёрден в большой комнате дворца, занятые обе каким-то делом, но мысль была далеко.
Вдруг королева вздрогнула и сказала, показывая на противоположную стену комнаты: «Видите ли?»
Фрейлина повернула голову. Вдоль стены шла, или, лучше сказать, двигалась медленно и плавно незнакомая женщина, вся в белом, с белыми волосами и бледным, как смерть, лицом. Дрожь пробежала по членам фрейлины. «Ещё грозит беда»! - сказала королева. Обе поняли, что это привидение, именно «Белая Дама». Через два, три дня королева собралась в Потсдам и Шарлоттенбург. Она сошла с лестницы садиться в карету. Фрейлина шла за ней; уже отворены были дверцы экипажа; кто-то из придворных чинов подал руку, чтобы посадить королеву, она уже подняла ногу, чтобы стать на подножки - и вдруг попятилась и остановилась в дверях. Фрейлина подумала, что она оступилась, порешила подойти и остолбенела. Между дверями сеней и дверцами кареты у самой подножки медленно и плавно, глядя прямо в глаза королеве, проходила та же белая, безжизненная фигура. Фрейлина видела её своими глазами. Через минуту королева поспешно села в карету и фрейлина с ней. «Слава Богу, - сказала Луиза: - это до меня касается: я не ворочусь живой»!
Видение Карла XI.
Протокол: «Я, Карл XI, король шведский, в ночь с 16 на 17 сентября 1676 года более обыкновенного страдал от своей болезни - меланхолии. Я проснулся в половине двенадцатого и, посмотрев случайно в окно, заметил большое освещение в зале государственных штатов. Я спросил канцлера Бьёлке, находившегося в моей комнате: „Что значит это освещение в зале государственных штатов? Не пожар ли?“ Но он мне ответил: „О нет, государь, это в окнах отражается блеск луны“. Я удовлетворился этим ответом и повернулся к стене, чтобы отдохнуть, но я чувствовал сильное беспокойство и снова повернулся к окну, и опять увидел освещённые окна. Тогда я сказал себе: «Не может быть, чтобы всё было благополучно; но мой возлюбленный канцлер сказал: „Нет, это только отражение луны“. В это время вошёл советник Бьёлке, чтобы узнать о моём здоровье. Я спросил этого прекрасного человека, не знает ли он, не случилось ли в зале совета несчастья или пожара?
Он помолчал несколько и ответил: „Нет, слава Богу; луна отражается в окнах, и от этого кажется будто бы зала освещена“.
Я несколько успокоился, но, снова взглянув на залу, заметил, что в ней как будто видны люди. Я встал, надел халат и, отворив окно, увидел в зале штатов много огней. Тогда я сказал: „Господа, тут что-то не в порядке. Вы знаете, что кто боится Бога, - не должен бояться ничего другого на свете. Я хочу пойти туда и узнать, что это может быть“.
Я приказал присутствующим сходить к вогенмейстеру и сказать ему, чтобы он пришёл с ключами. Когда он явился, я направился к тайному проходу, находящемуся под моей комнатой, направо от спальни Густава Эриксона. Когда мы пришли туда, я велел вогенмейстеру отворить дверь, но он в страхе умолял пошалить его. Тогда я обратился с той же просьбой к канцлеру, но и он отказался. Я попросил тогда советника Оксенштиерна, никогда ничего не боявшегося, отворить дверь, но он мне ответил: „Я поклялся жертвовать для вашего величества телом и кровью своею, но не клялся отворить эту дверь“. Тогда я сам почувствовал, смущение, но оправившись, взял ключи и заметил, что в проходе всё, даже пол, было затянуто чёрным. И я, и все присутствовавшие, дрожали. Мы направились к дверям залы штатов. Я снова приказал вогенмейстеру отворить дверь, он снова просил пощадить его. Я просил о том же других, сопровождавших меня, но они просили уволить их от исполнения моего приказания. Тогда я взял ключи и отворил дверь, но только что хотел войти, как отступил в большом смущении. Я поколебался одно мгновение, но потом сказал: „Господа, если вы последуете за мной, мы увидим, что здесь происходит; может быть Господу угодно дать нам какое-нибудь откровение“. Они все ответили дрожащим голосом „да“, и мы вошли.