Чтобы иметь возможность жить и проявлять свою деятельность на земле, человек необходимо должен иметь материальное тело, состоящее из тех же самых элементов, из которых состоит сама земля, все минералы и все твари, на ней находящиеся.

Появившись на земле без памяти прошлого, мы так привыкаем к своему телу, оно делается такой насущной необходимостью нашего существа, что мы лишаемся возможности представлять себе самого себя без этого тела. С ним непосредственно, совершенно машинально, связываем мы всё своё земное существование, все ощущения и все решительно представления о своём «я». Мало того, это тело в наших представлениях о себе становится нами самими и нашим настоящим «я». Но, вместе с тем, всякий из нас очень хорошо знает, что это тело, когда наше «я» его оставит при смерти, превращается не более как в труп, т.е. в кусок обыкновенной, бездушной, органической материи, который, подчиняясь общим физическим законам, как всякое органическое вещество, разлагаясь на составные части, превращается в землю, тогда как наше «я» после смерти тела остаётся неприкосновенным, неразрушимым и свободным.

Есть люди, утверждающие, что не признают своё небытие за гробом. Они полагают, что будто бы наше «я» уничтожается с разрушением тела, и всё, что в нас чувствовало, сознавало и мыслило, уничтожается бесследно. Они говорят, что им легче представить себя уничтоженным за гробом, чем представить свою личность и своё «я» продолжающим дальнейшее своё существование до бесконечности; - но не заблуждение ли это?

По крайней мере, все философы, которые самым тщательным образом анализировали и изучали человеческое представление идеи о небытии за гробом, приходили к убеждению, что подобное представление совершенно немыслимо и что в самом корне его кроется великая нелогичность и полнейшее непонимание идеи о самом себе. И в самом деле, как может человек представить себе небытие своего «я», т.е. своего личного понимания и ощущения себя самого? Ибо, когда он думает, что представляет себя несуществующим, то что же в сущности он себе представляет, как не самого себя? И представляет он себя, конечно, таким точно, каким он в действительности есть, и иначе он себе «себя самого» представить не может, т.е. он непременно должен «себя» представить существующим и ни в каком случае не может себе представить «себя» несуществующим - ибо в таком случае ему пришлось бы представить что-нибудь другое, но никак не «себя» и не своё существующее «я». Что же именно другое должен он себе представить? Он и сам этого не знает. Это вопрос не разрешим ни умом, ни чувствами; сама природа наша противится такому представлению; разум восстаёт и опрокидывает всю мнимую идею небытия, делая весь дальнейший ход логического мышления в этом направлении невозможным.

Не гораздо ли проще не извращать естественного хода мышления и не представлять себе того, что логически нельзя допустить и через это не насиловать своего воображения вопреки здравому смыслу? Если человек не в состоянии ни через посредство своих чувств, ни через свой разум и логику допустить своё небытие за гробом, то, ясно, он волей и неволей принуждён себе представить «себя» существующим. Другого логического исхода нет. Что может быть естественнее и логичнее умозаключить, что если мы чему-нибудь не можем допустить конца, то должны признать это «нечто» бесконечно существующим?

Надо удивляться, но факты на лицо, что этот строгий и непогрешимый вывод здравого разума находит всегда себе подтверждение в нашем сознании лишь отчасти; у кого больше, у кого меньше, но у всех смутно и неопределённо.

Нельзя не заметить этой весьма типичной черты из жизни человека на земле, которая проявляется, за весьма редкими исключениями, почти у всех людей. Они никогда не дают себе правильного отчёта в ощущаемых и сознаваемых ими впечатлениях и положительно люди не в состоянии анализировать себя беспристрастно.

Это непонимание себя замечается не в одном вопросе о бытии или небытии за гробом, но и во всех вопросах, в которых сталкивается отвлечённый элемент человека с материальным.

Заметьте, например, что в большинстве случаев все люди, как те, которые веруют в загробное существование и бессмертие души, так и признающие небытие за гробом - всегда весьма смутно выясняют себе вопрос о том, к чему должны они относить сознание своего «я» - к душе или к телу?

Люди, признающие небытие, не допускающие никакого отвлечённого элемента ни в мире, ни в строении человеческого существа, следуя логическим путём мышления от неверно принятых ими исходных точек, должны неминуемо относить сознание своего «я» всецело к своему телу; но у них остаётся невыясненным: откуда берётся само сознание? Они считают, что чувства передаются нервами, - разум, и мысль есть отправление мозга, одним словом - всякое проявление человеческих способностей имеет в теле человека свой специальный орган, но сознание - имеет ли оно свой специальный орган в человеческом организме, через который оно могло бы свободно проявляться? При полном желании материалистов отыскать такой орган в теле человека, это им никогда не удавалось, а потому у них вопрос о том, что такое сознание, где его резиденция, как проявляется оно, остаётся постоянно открытым.

Люди, признающие в себе душу, должны бы были относить всецело к ней всё сознание своего «я». Они признают, что когда их «я» покинет тело, то тело превращается в труп, а их «я», не изменённое этой метаморфозой, в полном своём составе делается свободным. Анализируя это своё допущение, они должны бесспорно признать всё независимое положение жизни души от жизни тела и, наоборот, жизни тела от жизни души, ибо оба эти элемента имеют совершенно разную природу: душа есть отвлечённость, это дух, не имеющий ничего материального; тело же наше есть вещество, не имеющее ничего духовного, и потому и отправление одного из этих элементов не может ни в каком случае быть смешиваемо с отправлениями другого. Материя может производить только материю, но ничего духовного; сознание же нашего «я» не имеет ничего материального, а потому оно не может быть жизненным продуктом вещества и, ясно, должно быть сопричислено к отправлениям нашей души. На этом логическом и верном выводе следовало бы остановиться и принять его за безошибочный исходный пункт логического мышления. Но слишком определённое ощущение тела во всех проявлениях нашей органической жизни и та первенствующая роль, которая выпадает на его долю во всех наших ощущениях, как бы протестуют против выводов разума и заставляют нас совершенно непроизвольно полагать, что отчасти, или по крайней мере в известных случаях, не может наше «я» не относиться к нашему телу.

Для людей же, которые предполагают, что их «я» иногда относится к душе, а иногда к телу, вопрос об отношениях тела к душе и о распределениях жизненных функций между ними чрезвычайно усложнён, и это обстоятельство не может не породить множества неясностей в представлениях их собственного внутреннего мира. Они невольно спрашивают себя: какие ощущения и жизненные проявления должно относить к телу, и какие - к душе? Где кончаются функции тела и где начинаются функции души, т.е. какая грань разделяет их? Что играет главную роль в жизни человека на земле - душа или тело? И, как следствие этих вопросов, касающихся прямо природы их существа или организации, являются другие, затрагивающие форму и образ их жизни на земле, и они опять в недоумении спрашивают себя: что же надо больше культивировать в себе - тело или душу? Подчинять ли душу требованиям тела, или, наоборот, тело требованиям души? Следовать ли некоторым аскетическим вероучениям, требующим, путём изнурения своего тела, вызывать его подчинение душе, или, следуя древним философам, воспитывать и беречь тело, так как будто бы в здоровом теле должна быть здоровая душа?