Записные мудрецы сравнивали запуск спутника с открытием Колумбом американского континента и с расщеплением атома. Политики метали громы и молнии, утверждая, что Sputnik нанес сокрушительный удар по национальному престижу и безопасности и что Америка быстро превращается во второсортную державу. «Что же пошло не так? – задавал вопрос один телевизионный интеллектуал. – Как это нация отсталых крестьян так резко обошла нас в космической гонке?»[165] За этими словами чувствовался невысказанный страх: если централизованное планирование смогло обеспечить такие великолепные достижения, так, может быть, будущее действительно за коммунизмом?

В тогдашнюю эпоху гражданской обороны и сирен воздушной тревоги, когда школьников учили садиться на корточки и прятаться под столами или бежать в темные подвалы, обхватив руками головы, чтобы их не разорвало на части, людям не нужно было помогать бояться – они и так испытывали панический ужас. В новостях мужчины и женщины задавали один и тот же вопрос: если у русских появился Sputnik, то что же у них там еще припасено? Ответ пришел через четыре дня после запуска спутника, когда СССР взорвал водородную бомбу мощностью двадцать мегатонн. «Эту нагрузку современная ракета может доставить в любое место, – утверждало советское радио. – Наш спутник доказывает всему миру, что у нас есть первая межконтинентальная баллистическая ракета, а это абсолютное оружие»[166].

Так одним огненном порывом был ликвидирован океанический ров, за которым американцы прятались от массового уничтожения две мировые войны. Теперь им говорили, что бомбардировщики и подводные лодки бессильны против ракет, которые могут превратить Нью-Йорк в кучу мусора «через полчаса после того, как враг нажмет кнопку “Пуск”»[167]. «Если Россия будет доминировать в этой совершенно новой области, – говорил один генерал американских ВВС, выступая в комитете Конгресса, – то, как мне кажется, последствия этого будут достаточно ясны: это означает советское мировое господство»[168]. Опросы показывали: 70 процентов американцев считают, что ядерная война будет и что в ней погибнет по крайней мере половина населения.

А новости становились все хуже. «В своем пропагандистском шедевре, – сообщала компания NBC через тридцать дней после запуска первого спутника, – Советский

Союз объявил, что он запустил второй спутник, на борту которого находится живая собака. Сообщается, что это первый в истории космический путешественник». Вскоре Москва заговорила о полете человека на Луну, а ведь оттуда коммунисты могут контролировать всю нашу планету! Сколько осталось времени до того момента, как их военные будут заброшены «наверх», чтобы атаковать Америку из космоса? Радиоэфир заполнили сообщения о странных объектах, замеченных над Лос-Анджелесом и другими американскими городами.

При всей этой паранойе страхи имели под собой реальные основания. Советский триумф стал одним из самых больших потрясений в американской истории, своего рода Перл-Харбором. До тех пор, пока в сознание американцев не проник «бип-бип» с советского спутника, они считали себя хозяевами будущего. Для многих из них «прекрасные 1950-е» с закусочными, в которых можно поесть, не выходя из машины, с церквями, где «аминь» говорят по сигналу, с обручами «хула-хуп», блендерами, пивом и играми в мяч по субботам во второй половине дня были десятилетием легкости, процветания и приятного избытка во всем. В центре этого процветания находился Детройт, автомобильная столица страны, с его страстью к машинам с большими «хвостовыми плавниками», со все более впечатляющими выступами на задних крыльях у «Кадиллаков», и авто – от дельтовидных «Бьюиков» и повседневных «Шевроле» до компактных «Рамблеров» – дорожали. «Миг – и ты в 1960-м!» («Suddenly, it’s I960!») – приветствовала покупателей реклама «Плимута» 1957 года выпуска. Теперь автомобилям пришлось придавать обтекаемые формы ракеты «Р-7», а радиоантенны выполнять в форме антенн первого советского спутника. Сам советский спутник стал тревожным сигналом того, что все оказалось не так, как представлялось, что Америка катится в пропасть. Политики стали больше говорить избирателям то, что те хотели услышать: они призывали американцев отказаться от любви к материальным благам и укрепить свое превосходство в глобальных делах. «Да, пришло такое время, определенно пришло, – вещал сенатор-республиканец Стайлс Бридже, – когда нужно меньше думать о высоте ворса на новой ковровой дорожке или высоте “плавника” на машине. Надо готовиться к тому, чтобы проливать кровь, пот и слезы, если наша страна и весь свободный мир окажутся на грани выживания»[169].

6 ноября 1957 года Никита Хрущев выступал перед Верховным Советом, парламентом СССР, послушно штамповавшим спущенные «сверху» решения. Его доклад открывал официальные торжества по случаю сороковой годовщины революции в России. Хрущев был полон энтузиазма, который поддерживался небывалыми урожаями, успехами его кампании по десталинизации, а также новым триумфом советской науки. «Два посланца Советского Союза – две звезды Мира совершают свои полеты над Землей, – в возбуждении хвалился он. – Теперь, с неудачей Америки, ничто не сможет остановить наше движение вперед, к коммунизму»[170]. На самом деле Хрущев, как и все остальные, был удивлен тем воздействием, которое оказал на мир запуск в космос маленького металлического шара, но он был рад воспользоваться этим событием, чтобы извлечь из него политические выгоды.

Столкнувшись с нарастающим кризисом и нападками на лидера страны, президент Эйзенхауэр приказал флоту разработать свою собственную спутниковую программу. К 6 декабря на мысе Канаверал в присутствии представителей мировых средств массовой информации была подготовлена к пуску ракета «Авангард», несущая спутник в виде шара диаметром 15,2 сантиметра и массой 1,4 килограмма (Хрущев высмеял этот спутник, назвав его «апельсином»). Множество американцев, находясь дома или на работе, следило в прямом эфире за обратным отсчетом перед запуском – он транслировался на всю страну. И с помощью телекамер вся страна увидела, как тонкая ракета, стоявшая на четырех ножках, закачалась и рухнула во вспыхнувшее под ней пламя. Остатки уверенности страны в себе улетучилась, как поднявшийся ввысь дым. «Какой замечательный пшикник (flopnik)», – написала об этом событии одна из газет[171]. Прочие средства массовой информации изгалялись, придумывая для американского аппарата названия вроде «капутник», «плутник» или «беспутник» (kaputnik, dudnik, stay putnik)[172]. В Организации Объединенных Наций советский представитель задал вопрос, не собираются ли США обращаться за помощью, предназначенной для слаборазвитых стран. Журнал Time отметил победу Хрущева, поместив его изображение на обложке как «Человека года». Голову советского лидера украшала корона в виде золотого Кремля, украшенного драгоценными камнями, а в руках он держал первый спутник, как будто сам собирался отправить его на орбиту вокруг Земли. «За 12 месяцев 1957 года, – отмечалось в редакционной статье, – Никита Хрущев, сын крестьянина и кукурузный комиссар, которого презирали интеллигентные ветераны партии, устранил всех своих серьезных конкурентов – по крайней мере, на настоящий момент»[173]. Он также посрамил недооценивших его западных лидеров, а ведь на свете нет ничего страшнее непонятного врага.

Подгоняемый высказываниями Хрущева и тем ажиотажем, который вызвал спутник, Айк (Эйзенхауэр) объявил о создании Национального управления по воздухоплаванию и исследованию космического пространства (НАСА) и подписал Закон об образовании в интересах национальной обороны, что позволило увеличить финансирование школ и университетов, проводящих деятельность «в интересах национальной безопасности». Многим тогда показалось, что было сделано слишком мало и слишком поздно. При наличии Москвы, стреляющей во все стороны ракетами и угрозами, а также конспирологов, мрачно бубнивших об огромной пятой колонне из русских шпионов, беспокойство американцев едва не превратилось в истерию.