Охранник долго не мог объяснить, какое имя они дали этому фрукту. Смеясь над собственной беспомощностью, он просто стал очищать его от чешуеобразной кожуры. Она оказалась на удивление мягкой и сама легко соскальзывала с плода. Хотя охранник очень старался помочь мне, довольно живо имитируя змею, ползущую по дереву и заглатывающую этот диковинный фрукт, название его так и осталось для меня загадкой.
«Что-то связанное со змеей, – мысленно рассуждал я. – Или она любит лакомиться этими апельсинчиками, или просто тупо живет на дереве, где они растут».
Чтобы скрыть свои неудавшиеся попытки от Гранда Визиря, я решил окрестить этот фрукт змеиным яблоком. Теперь нужно было собрать как можно больше этих заморских плодов и, самое главное, чтобы они были еще зелеными. Пусть дозревают в пути.
Я мог считать свою миссию выполненной. Оставалось только передать подарки местному Владыке и как можно скорее возвращаться назад. А пока, усиленно жестикулируя руками, я продолжал расспрашивать охранника про змеиный фрукт – где еще он растет, когда созревает, как размножается – черенками, семенами или отводками. Чем больше вопросов я задавал, тем больше тот запутывался. Видать, и здешняя стража мало, чем отличается от нашей.
Правитель принял нас на следующий день. Он был достаточно молодым человеком с маленькими усиками. Все его приближенные лежали на полу и, если им нужно было что-то сказать своему господину, они ползли к нему, извиваясь как змеи. Слава Аллаху, что нам при нашем Шахиншахе хотя бы разрешали стоять на своих, Богом данных, ногах. Все говорило о том, что встреча будет короткой и неловкой для всех ее участников. Я тщетно пытался объяснить, из каких краев и зачем мы прибыли. Но никто не мог перевести Правителю мои слова.
– Великий повелитель, мой Шахиншах, Покровитель обоих святых городов мусульманского мира Медины и Мекки, глава Дома Сефевидов Тахмасиб Первый выражает вам свое глубокое почтение, – сказал я громко и четко.
Говорил таким тоном специально, надеясь, что хотя бы по форме и манере обращения чужеземный Владыка поймет важный смысл произнесенной мною речи. Но он не выказывал никаких эмоций, а только с любопытством скользил взглядом по нам. Иногда Владыка поворачивался к помощнику, который в ту же минуту полз к нему на поклон.
Уяснив, что словами ничего не добьюсь, я велел принести сундук и медленно начал доставать оттуда подарки. С начала я преподнес ему лаледжанский набор посуды для завтрака глубокого цвета, за ним последовал кувшин, покрытый бирюзой из Нишапура – родины Омара Хайяма. Увидев сверкающий кард25, сделанный из дамасской стали, рукояткой которого служил рог тура, Владыка оживился. Но самый главный бакшиш26 я оставил под конец. Это были доспехи «чахар айне», известные как «четыре зеркала», которые надевали на правителя перед боем. Состояли эти доспехи из прямоугольных металлических пластин, соединявшихся с помощью ремней или петель.
То, что я не смог выразить словами, красноречиво сказали подарки. Ценные подношения быстро разложили перед Правителем, и он начал внимательно их рассматривать. Расширенные от изумления глаза властителя бегали от одного предмета к другому. Не обращая внимания на нас, он брал подарки в руки, прижимал их к груди, поглаживал, а кувшин, покрытый бирюзой, даже начал облизывать. Все в изумлении смотрели на своего господина. Отношение к нам после этого изменилось моментально. Нас очень быстро перевели в другую часть дворца, где окна открывались прямо в райский сад, полный птиц. Пришли помощники и начали расспрашивать про Персию. Интересовались всем – природными богатствами, обычаями, обрядами, кухней. Просили показать границы нашей Империи на своих картах. Их было две – китайская и венецианская – и обе неточные: ни на одной из них мы не обнаружили Персии. Как же так? Могущественная Персидская империя, которая простиралась до берегов Тигра и Евфрата, не была известна туземцам?! Сразу стало ясно, кто постарался предать забвению нашу великую цивилизацию.
Три дня в жуткой жаре и влажности нас возили по стране – то на юг, то на север. Где-то нам давали снадобья, и мы их жевали, как нас просили. После этого у нас кружилась голова, а кто-то начинал без причины смеяться, происходили и другие странности. Одним из самых диковинных четвероногих обитателей, коих здесь встречалось несметное количество, было покрытое густой темно-серой шерстью животное, больше похожее на сытую кошку. Местные называли его мусангом и обращались как со святой особой. На блюдце ему подавали красные спелые зерна кофе, которые он глотал, не разжевывая, а спустя некоторое время естественным образом выпускал из себя наружу.
Помет мусанга отмывали, обжаривали в больших чанах, постоянно помешивая, чтобы он не подгорел, а затем… заваривали. Такой кофе дали попробовать и нам. Мои помощники наотрез отказались пить «какашки дикой кошки», как сказали они хором. Ну, а я рискнул. Вкус оказался любопытный, словно ты пил обычный кофе, приправленный мелким безвкусным порошком. Так, один раз можно попробовать.
Потом нас свозили поглядеть на священную гору, которая была обычным недавно потухшим вулканом. Излившаяся из жерла лава сожгла все на своем пути. Но местные племена относились к этой горе с каким-то особенным почтением.
Вокруг были одни храмы – одноэтажные сооружения, заполненные людьми с тонкими свечками в руках. Они молились своим многочисленным богам. Среди них были тотемы быка и диких собакообразных мифических существ.
Я искал тень, чтобы уберечься от чудовищной жары, и храм показался мне самым подходящим местом.
Здесь меня опять поджидала странная неожиданность. На первых же ступеньках строения я почувствовал слабый холодный ветерок. Он дул откуда-то снизу, по всей вероятности, из подвала, куда вела грубая каменная лестница. Я начал спускаться. Ветер поднимался вверх по ногам, как та змея, что искала свой фрукт. «Нужно снять сандалии, иначе я не почувствую всю таинственность этого пространства», – подумал я.
Пол был действительно холодным. Ветер все усиливался. Сбросив с себя накидку, я голым торсом лег на пол, покрытый маленькими кирпичам. Чуть приподняв голову, увидел отверстие, сквозь которое в полутемное помещение проникал сноп света и одного из богов, который держал перед собой крепко прижатые друг к другу ладони. Но это не самое главное. Главное было в ощущении полета. Холодная река воздуха протекала между моими лопатками и маленькими серыми кирпичами, на которых я лежал, а над нами был еще один слой воздуха. Он был полностью пронизан запахом бамбуковых палочек, которые в большом количестве сжигали местные безбожники в храме.
Я не понимал истинной природы своих ощущений, но это было чрезвычайно приятное чувство, вызывающее необычную легкость и благоприятно действующее на нервную систему. Я замер, старясь продлить эту идиллию. Даже самое малейшее движение могло нарушить блаженное состояние моей души. Мозг тихо засыпал, пальцы ласкали грубые кирпичи, все успокаивало. Может, это и есть рай? А если нет, хотелось, что бы он был именно таким. Не хватало только шума реки из белого мускуса, того самого, который нам обещали на десятом слое небес27. Еще минута в таком состоянии и уже никуда не хотелось уходить. Тут вдруг меня осенило – вот, что нужно нашему Шахиншаху в Баме! Покои, где он мог бы так же наслаждаться окружающей средой. Бог с ним, если Повелитель не почувствует того, что испытываю я, но ему хотя бы будет, где укрыться в жару от палящего солнца или окунуться в лето зимой. А что, если построить у нас дворец, в четырех комнатах которого создать четыре сезона года одновременно? Ради этой затеи можно было бы привезти тех мастеров, которые строили этот храм, и попросить их использовать все знания и умения в Баме. Главное – идея, а результат не заставит
