Все свой путь начинали, работая ногами – носили дорогие халаты сердаров, бегали по городу с записками и грузами, встречали и сопровождали гостей, следили за врагами на базарах, в харамхана⁶ и караван-сараях. По прошествии лет те, кто мог думать головой, выходили на второй уровень развития. Здесь не было экзаменов и конкретных сроков, у каждого была своя история успеха.

– Нужно возродить наш мир в Центральной Азии и вернуть Персию Фирдоуси, – продолжал он. – Каких-то 100 лет назад арабы были братьями османов, а что мы видим сейчас? Два полярных мира, ненавидящих друг друга, борющихся за все, за что можно бороться: за превосходство своей идеологии, торговые пути, ремесленников, красивых женщин, лекарей, коней, верблюдов, и, конечно, за святые места Хиджаза⁷. То же самое, но уже с другими тюркскими племенами должны сделать в следующие 150 лет.

Визирь так и сказал:

– Видишь – Багдад, Мосул, Алеппо, Идлиб, даже далекий Хабеш⁸ – это все наше! Лучшие мастера по коврам, шелкам, миниатюрам, лекари, астрономы и алхимики и многие другие. Они шииты, носители наших ценностей. Ну, а что на восточных просторах Империи? Полудикие племена, народы и псевдо государства. Время расширяться к самым богатым краям этого мира.

– Мир Фирдоуси больше миф, чем реальность. Не случится так, что мы попросту потратим ресурсы и время, как Великий Искандер? – спросил я с иронией.

– То, что Фирдоуси всю жизнь был бродягой, богохульником и падким на вино, знать должны только мы. Но для всех остальных народов мира он – создатель образа великой цивилизации, государства с 5000-летней историей. Поэтому и таджики, и хазары, и фарсиваны являются нашей опорой. Им есть, что желать, чем восхищаться. Это и будет твоей главной скрытой целью в Баме. Нужно заманивать как можно больше людей в город. Так нам будет легче работать. Ты уже понимаешь, что я хочу. Теперь ты должен найти такую причину, чтобы слава Бама была известна далеко за пределами Империи, – сказал Гранд Визирь и показал на дверь.

– Я решу это задачу быстро, Великий Сардар, – ответил я уверенно, выходя во внутренний дворик.

У двери я увидел надпись на противоположной стороне карты. Это был бейт Фирдоуси:

“Лишь дело героя, да речь мудреца

Проходят столетия, не зная конца”.

– Сегодня я был мудрецом, а ты постарайся вернуться героем, –добавил Визирь, увидев, что я вцепился глазами в эту фразу.

Слова Визиря понравились мне, и, слегка улыбнувшись, я вышел во двор и тут меня поймал сладкий запах гашиша. Хитрый до неприличия Бабуджан, помощник Главного Визиря, уже зазывал меня к себе. Все свои пошлые делишки мы обычно делали вдвоем – ходили по танцовщицам, в лучшие галйаналты⁹, хамамы, знали богатые на дичь прикаспийские луга и т.д.

Бабу принес легкий сверток.

– Ничего не говори – только попробуй, – сказал он.

– Наверно, твое очередное творение?

– Только что попробовал. Если тебе тоже понравиться, возьмем для наших вечерних потех.

Он любил придумывать различные добавки, которые делали гашиш, во-первых, более легким. Я не любил закуривать дурман в сыром виде. Во-вторых, он придавал ему особый вкус. Уже тогда мы знали про привычку европейцев курить табак, и он был у нас во дворе тоже. Первая затяжка была легкой. Я всегда так делал – хотел понять состав смеси. Сначала уловил тяжелый привкус табака и было что-то от лимона. Потом уже пошла глубокая затяжка и приятный дурман начал спускаться вниз. Как я любил эту травку. Ты не терял ясность ума, но было такое ощущение расслабленности и идиллии, которое невозможно достичь любым другим методом. И голова в этом состоянии работала более четко. Я чувствовал, как напрягались определенные части моей головы, словно по ним бегали маленькие букашки и дразнили их. Тайные мысли и дикие прихоти охватывали мой разум. Все, что я знал и чего хотел, столкнулись в одной страсти как горная река Панджер. Только так мой разум находил ответы на сложные вопросы. А они у меня были.

Там, где лик ты явишь, там и лунный свет не нужен.

Тем, кого ты осчастливишь, сладостный шербет не нужен.

Самое сложное в пути – это убивать время. Пока верблюд переваливает тебя с одного бока на другой, ты не можешь ничего делать – ни читать, ни писать, ни кушать. А теперь подумайте про открытую пустыню с ее невыносимой жарой, всякой гадостью типа мышей, змей, бегающих колючек, разбойников и песчаных бурь. Из-за всего этого путешествие из одного города в другой для меня становилось настоящим кошмаром.

Но в пустыне были и свои развлечения. Если попадался хороший чавуш¹⁰, он всю дорогу напевал хорошие песни, смешил тебя и весь народ. Хороший индийский проводник, а большинство из них были индусами, сидя на ковре и соскребывая грязь со своих ног, рассказывал бы про алмазы махараджей или про мудрецов и мобедов¹¹. А опытный торговец, приготовил бы крепкий кофе, добавив к нему верблюжьего молока, и раскрыл бы пару секретов далеких стран.

Хотя я уже два года как передвигался на своем именном коне, тяжесть путешествий не становилась легче. Испробовав многое, я понял, что самый лучший вариант это найти интересного спутника, а еще лучше думать. Тупо думать обо всем – как раскрыть очередной секрет врагов, кого и как завербовать, какой наркотик попробовать и какую красавицу выкрасть в этот раз. Важно и другое – не забыть ничего. Поэтому весь мой маленький дневник был исписан кодовыми знаками.

До Яазда еще можно было видеть что-то принятое глазу, а уже оттуда начинался настоящий ад. Восемь дней пути и всего два нормальных караван-сарая – Рафсанджан и Махан, а потом уже –мрачный Бам. Здесь все было противно глазу.

Мой любимый Тегеран, где ты сейчас? Столица Империи с ее широкими улицами, вдоль которых обязательно ровным строем стояли красивые и высокие каштаны или чинары, где уже в конце апреля можно было попробовать ранний тут и вишню. А мой район, Дербент¹², полный красавиц, курящих ананасовый или яблочный кальян в закрытых ресторанах на высоте птичьего полета. Где все это сейчас? Я еще не говорю про мой маленький секрет – преданного пса Алабая, которого я держал вдали от всех глаз.

В душе стоял крик отчаяния. Все было жутко, мрачно и некрасиво. Из деревьев только финиковые пальмы, люди одевались не просто жалко, а ужасно жалко. Так жалко, что на них было жалко смотреть. Грязные дети бегали и прыгали в пыли и грязных лужах. А это ведь был город на важном форпосте. Отсюда открывались наши глаза и уши на весь Восток.

Среди многих бедных лачуг, как бегемоты из лужи, выделялись красивые двух– и трехэтажные дома. Они радовали мне глаз и напоминали про Тегеран. В одном из таких домов и жил комендант. Показалось странным, что он не встретил меня прямо у ворот города. Это было неуважительно. Я прошел меж узких улиц в сторону базара. Все что мне нужно было – это рынок. Его мастерские, цеха, торговые площадки, склады, чайхана, рестораны. Только увидев, как обстоят дела здесь, можно было понять, насколько ситуация безнадежна.

В маленькой чайхане попросил еды. Один Бог знает, что это было – мясо красноватого цвета и черная-черная лепешка. Вот сейчас я конкретно пожалел, что покинул родной дом. На секунду промелькнула мысль о том, что все эта затея с новым дворцом Шахиншаха не что иное, как западня. Может, Гранд Визирь так решил избавиться от меня? Это старый трюк – дать преуспевающему работнику невыполнимую задачу, а потом все неудачи и провалы свалить на его некомпетентность. Я был зол. К еде не прикоснулся.