Сработало. Собравшиеся начали аплодировать, и гром аплодисментов провожал их прямиком до аэрокара, правда, там их ещё и обстреляли конфетти. Когда они оказались в каре, Спок отдал приказ водителю возвращаться к общежитию базы, активировал звукоизоляционную перегородку для задних сидений, после чего устроил Джима, позволив ему навалиться на себя, но не позволив потянуться за поцелуем, и быстро коснулся его лица пальцами, входя в полный контакт с полыхающим разумом.

Постепенно горячий клубок эмоций рассасывался и таял.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался Спок негромко, с радостью увидев, что Джиму и правда легче.

– Как... будто меня прожевало гигантской клубничиной... – Кирк не шепчет, не хрипит. Просто говорит очень тихо. И постепенно расслабляется. – Вообще... сначала решил, что пон-фарр начался.

– Я бы тебя предупредил. – Спок прижимает его к себе, не сильно. – Полагаю, это и была месть доктора МакКоя? Я напомню, что советовал тебе не затевать аферу с репликатором.

– Да ладно, зато я свою свадьбу точно никогда не забуду.

Кирк обнимает его в ответ и – поразительно – смеётся. Выходка офицера МакКоя, доставившая ему столько неприятных моментов, омрачившая ожидаемый с таким нетерпением день, не вызывает у него негатива. Даже если сильнее прислушаться через связь.

– Я временно заставил твоё сознание абстрагироваться от действия этого вещества, но оно по-прежнему в твоей крови. А блок долго не продержится.

Спок погладил пальцами его руку. Светлое кольцо, похожее по блеску на платину, смотрелось на пальце Джима органично.

– Вряд ли доктор МакКой дал тебе опасный для здоровья препарат. А его действие лучше всего нейтрализовать естественным путём.

На словосочетание «нейтрализовать естественным путём» Джим реагирует предсказуемо: улыбается, широко и открыто, чуть щурится, скользит руками по рукам Спока, и, сжимая за запястья, тянет на себя.

– Я-то хоть сейчас, – мурчит в шею вулканца. Касается губами. – Ты умопомрачителен в этом мундире, Спок.

Споку правда интересно, как связана привлекательность и парадная форма, но этот вопрос лучше оставить до лучших времён. Пока он выпрямляется и старается не провоцировать Джима на большее. Хорошо, что дорога до общежития не займёт дольше семи минут.

Чехов, проводивший взглядом уехавший аэрокар с новоиспечёнными супругами, задумчиво чешет затылок. И, когда из дверей конференц-зала выходит Боунс и подходит ближе, задаёт вопрос:

– А с капитаном всё норма… Что?

Боунс удивительно довольный. Практически лучится счастьем. Да, радостное событие для его лучшего друга, но всё же реакция нехарактерная.

– Я… чего-то не понимаю, да? – уточняет осторожно Паша.

– Ты вообще видел, как наш золотой капитан… – начинает Боунс, но не выдерживает и принимается ржать. Тихо так, культурно киснуть от смеха в кулак.

– О…

Чехов воровато оглядывается, берёт доктора под локоток (всё равно толпа уже успокоилась и начала рассасываться), ведёт подальше от скопления народа. Хотя бы туда, где быть услышанными кем-то из экипажа не настолько вероятно.

– Не помри от смеха, – говорит негромко, отмахивая рукой Сулу. Вот от кого точно надо держаться подальше. – По крайней мере, пока мне всё не расскажешь.

МакКой ещё некоторое время сквозь смех бухтит про «на ручках потащил» и «счастье новобрачным», но потом начал успокаиваться.

– Да, Пашка… – Он переводит дух, привалившись спиной к стенке, вытирает лоб рукавом серой форменки. Видно, что не смеяться ему тяжело. – Это была шикарная месть за все наши попорченные капитаном утра и ночи. Короче, бутылка с водичкой, которую он хлебал перед клятвой… В воде афродизиак, практически мгновенно действующий. То есть все сорок минут, пока эта официальщина…

Он не выдержал и опять начал ржать, на этот раз в рукав.

Павел, выслушивая, постукивает себя по щеке. Старается не смеяться, но это очень сложно, особенно после того, как пришлось пересмотреть образ «великолепного непогрешимого капитана» в своей голове. После шутки с репликатором.

– Ага, ага, афродизиак, значит… – не смеяться стало ещё тяжелее. – Очаровательно, старший офицер МакКой…

– Да ты бы… – Он уже чуть ли пополам не сгибается, – как он на меня… когда я эту свою клятву…

– Так я видел, – Пашка широко улыбается. – Нам же выводили голограмму. Ещё думаю, чего капитан так на Боунса уставился. Так внима-а-ательно, пристально… Шикарный подарок к первой брачной ночи.

Боунс хрюкнул напоследок и выпрямился. Слегка приобнял Чехова.

– Между прочим, дорогая штука, – начал вполголоса, слегка подталкивая по направлению к дорожке, ведущей на выход с территории департамента, где как раз рассосалась основная часть толпы и стало возможным свободно пройти. – Ещё и безвредная абсолютно, ничем, кроме жёсткого желания вытрахать из кого-нибудь душу, не грозит. Почти всю извёл на его капитанское высочество… Но на донышке бутылки ещё осталось.

– Да? Намекаешь?

Чехов обнимает его в ответ. Дикое просто желание зарыться лицом в его волосы, но это же останавливаться надо.

Боунс тепло хмыкает.

– Я не намекаю, Пашка. Я тебе тут прямым текстом говорю. Ну что, по домам?..

– Угу. По кроватям.

Оставшегося в бутылке им хватило. Такая доза афродизиака (капитан-то щедрая душа, почти бутыль выхлюпал) вызвала состояние, близкое к приятному опьянению, только ещё и с охрененным усилением влечения. Пашка, осоловевший, бесстыдный, шептал в его губы полуромантическую чушь. Что любит, что теряет голову от одного присутствия Боунса, от запаха. Что думает о нём даже во время смен на мостике.

Чего они только до вечера не перепробовали, потому что Боунс в свою очередь дурел от того, что этот кудрявый нахал вытворяет, от того, как он отдаётся весь, как в омут с головой, ну а ещё общежитие было старым, стены без звукоизоляции, и завидовать соседям не приходилось, и мысль эта изрядно веселила.

На праздник опоздали, потому что ещё пришлось принять хоть мало-мальски приличный вид. Боунс вообще предлагал не ходить, но ещё б его послушали, а отпускать Пашку одного не хотелось – в смысле, от себя. Не хотелось вообще думать, что его рядом не будет этой ночью.

Вот пока препирались, опоздали.

Впрочем, вечеринки обычно требуют время на раскачку, так что по меркам самого процесса празднования – появились вовремя. Успели пожевать нормальной, не реплицированной еды, выпить за здоровье капитана и старпома со Скотти и его ребятами, потом с научниками (эти соревновались в том, кто произнесёт самый заковыристый тост про зеленоухого с наибольшим количеством терминов; любят начальство). Пашка даже танцевать вытянул разок, в общем, культурная программа.

Счастливые новобрачные вообще приползли только через два часа, когда собравшимся стало уже порядком весело. Ну как, Кирк приполз. Спок-то выглядел, как обычно – здоровым, цветущим зелёным кирпичом. Проходя мимо с Пашкой под руку (искали где-нибудь незанятое кресло поудобней), Боунс помахал капитану и мило улыбнулся. Праздник у человека, надо радовать его улыбками и счастливыми лицами экипажа. Кирк скорчил какое-то подобие улыбки. Вроде и искренне, но слишком уж замученно. Если учесть, сколько он выглотал из бутыли...

– Пойдём-ка, подойдём. Видишь, плохо человеку, – сказал МакКой Пашке. – А то он ещё до первой брачной ночи себе мозоли натрёт на самых интересных местах.

Чехов понимающе хмыкнул и добавил, что скорей всего уже натёр.

Сумка у Боунса была с собой (темпами, какими тут бухали, помощь точно кому-нибудь да потребовалась бы). МакКой замахал Кирку.

– Сюда давай, морда твоя капитанская. Давай-давай.

Капитанская морда подошла. Приподняла брови.

– Боунс, тебе услуги живого вибратора потребовались? Ну так я забесплатно не работаю.

– Да что ты, солнышко, ты слишком по цвету своему жениху подходишь сейчас, чтобы на тебя претендовать, – МакКой быстро порылся в сумке, извлекая нужный гипо. – Так…

Кирк даже не вздрогнул по привычке и не начал ругаться. На второй тоже не среагировал. На третьем как-то вяленько дёрнулся, ну, значит, пошла реакция, жить будет.