На третий день Чехов написал ему в Интергалактике с предложением сходить куда-нибудь. Боунс едва успел увидеть и удалить.

Четвёртый день. Записка – на двери с внутренней стороны. Чёртов гений взломал-таки код.

Просьба не игнорировать.

Боунс не хотел стучать на влюблённого мальчишку Кирку, в частности потому, что не хотелось делать капитана ещё счастливее и три часа слушать подначки на тему старого жеребца в строю и прочей пошлой ереси, могущей забрести Джеймсу Т. в его светлую распрекрасную голову. Но и игнорировать ситуацию, стремительно катящуюся куда-то в полную космическую задницу, было чревато.

Поэтому, когда датчик в очередной раз показал возле дверей чьё-то присутствие, МакКой подождал полчаса, затем вышел в полутёмный коридор и навис над (ну конечно) Павлом, упершись рукой в стену. Заговорил негромко, стараясь держать спокойные интонации:

– Слушай, это не дело. Ты превращаешь жизнь взрослого человека, офицера, в не пойми что. Да ещё немного – и я начну в окна лазать, вместо того, чтобы по коридорам ходить! Мне тридцать два, у меня пятнадцать человек подчинённых, вся живущая в этих корпусах команда – мои будущие пациенты, а я заглядываю за углы и вечером шарахаюсь в городе от кадетов твоего роста и комплекции. Так не пойдёт, Павел. Я, по-моему, ясно выразился ещё в первый раз, что встречаться с тобой не собираюсь.

– А мне что делать, старший офицер МакКой? – Парнишка смотрит в его глаза с отчаянием. – Держаться? Так я уже сколько держусь. Влюбился, как последний дурак, даром что в навигации смыслю. Я перегибаю палку, и мне стыдно. Ну… – тихо, – один поцелуй. Я отстану. Честно.

– Вы ведёте себя как ребёнок, лейтенант Чехов, – сухо сказал МакКой, прекрасно понимая, что за «одним поцелуем» последует «одно свидание, и я отстану», а там и до… Нет, так думать о Павле не хотелось. И верить, что он способен на шантаж. – Надеюсь, больше этого не повторится.

Он развернулся и скрылся в комнате быстрей, чем мальчишка успел ещё что-то сказать.

На следующий день Павел не пришёл. Записок на дверях тоже не было. До конца ремонта «Энтерпрайз» МакКой его вообще не видел, а когда пришла пора для медосмотра перед отлётом, записал в очередь на другого врача.

Хватит с него весёлых ситуаций перед пятилетним полётом.

МакКой встряхнул головой, отгоняя воспоминания. В настоящем он в очередной раз стоял у клетки с трибблами.

На зверьках было просто опробовать гипотетически найденные на разных планетах образцы веществ, растений и т.д., потому их и взяли с собой. Опять же, против использования трибблов в качестве подопытных животных не возражала ни одна организация правозащитников. Вид далеко не вымирающий.

Боунс, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок, разглядывал меховые клубки. Всего шесть. Они дышали и изредка шевелились, издавая тихий писк. Лист с нормами питания (сколько и чего давать в день) с учётом того, чтобы зверьки не умерли и не начали бесконтрольно размножатся, был прикреплён к клетке. Это для младших лаборантов, которые будут следить за питомцами. В случае если понадобится больше образцов, одного из трибблов просто накормят посильнее.

Трибблы

Два чёрных, коричневый, белый с пятнами, рыжий и…

Светлый триббл. Пушистый толстый триббл со светлой и слегка кудрявящейся шерстью. Боунс заскрипел зубами.

– Всё в порядке, офицер МакКой? – перепуганно спросила лаборантка, подходя ближе. – Что-то со зверями?

Видно, он слишком уж долго тут стоял и слишком долго сверлил взглядом чёртов ящик.

– Всё в порядке, мисс… – он бросил взгляд на бейджик, – Хаддисон. Просто смотрю на их состояние перед отлётом.

В кармане пискнул падд.

МакКой кивнул девушке и вышел в коридор, проверяя сообщение. Оказалось, оно двухдневной давности – сбой в связи.

«”Колумбия” перед вылетом на Вентус последний день стоит на базе у Марса, потому пишу тебе сейчас, пока сообщения будут нормально доходить. Просто хотел пожелать удачи перед твоей пятилетней миссией. Говорят, «Энтерпрайз» – один из лучших исследовательских кораблей флота, лаборатории и оснащение по высшему разряду, а география исследования ничем не ограничена. Рад за тебя, Лео».

И как всегда, никакого требования писать в ответ. МакКой чертыхнулся.

Нельзя быть таким святым, не с ним, не в той жизни. Особенно когда их больше года ничего не связывает.

Он удалил сообщение.

До вылета по-прежнему оставалось четыре часа.

====== Не-крутой и не-русский виски ======

Четыре часа до вылета.

Лейтенант Павел Чехов лежит на кровати в своей каюте и не спускает глаз с электронного табло часов. Медосмотр (слава богу, не у МакКоя) пройден, на мостик только через три часа, делать нечего. И не хочется ничего делать – ни читать, ни проходить видео- и аудиоматериалы, ни переписываться в киберсети, ни (одно из любимых занятий) мучить комнатный репликатор, заставляя его выдавать еду по самым необычным рецептам, либо предметы сложной формы и устройства. Даже скачанная на падд игрушка-стратегия не радовала. Скучная оказалась.

Может, и не стоило так давить на доктора

А какая разница

Результат не изменился бы

Теперь хотя бы определённость есть. После года на корабле и почти года на земле молчаливых наблюдений за красавцем-доктором, ещё и не заметившим ни одного робкого знака внимания, которые Паша пытался оказывать.

Чехов переворачивается лицом к стене, пытается заснуть. Через полчаса его попытки прерывает назойливый писк дверных систем оповещения.

– Впустить, – безжизненно произносит лейтенант.

Открывшаяся дверь приносит запахи экзотических растений. Лёгкие шаги, кровать проседает под тяжестью тела, а потом Чехова свойски треплют по кудрям.

– Что, никак? – голос Сулу. Довольный: уже успел завернуть в корабельную оранжерею перед отлётом.

– Ага.

– Прогуляемся?

– Не хочу.

– А на мостике постоять?

– Нет.

– Ну и дурак. – Кровать скрипит. Неугомонный Сулу ёрзает на месте. – Заживо себя хоронишь. А жизнь, – плечи ощущают крепкую хватку его ладоней. – Жизнь, Павел! Она тебя ждать не будет.

– Ну и пусть не ждёт.

– Ну ладно…

Судя по тяжкому вздоху, Хикару решился на что-то очень серьёзное.

– Чехов! – сказал весомо. – Можешь научить меня русским нецензурным… как это, chastushka. Ты хотел, ещё в прошлую миссию.

– Сулу, отвяжись, будь другом.

Паша переворачивается к нему лицом и, противореча предыдущей просьбе, садится рядом с ним. Руками опирается об упругий матрас, голова опущена.

– Не знаю, что делать, – тихо и тоскливо. – Я решил больше к нему не лезть. А как подумаю... – Чехов смотрит в глаза Сулу, – ты представь. Вот будь мне больше лет. Вот как думаешь – тогда бы...

– Неа, – этот мотает ушастой головой. – Смирись. Бука-доктор к себе только капитана подпустил. Чёрт его знает, как.

– То есть, шансов нет.

– Ну, извини, – хлопок по спине, от которого у непривычного к физическим нагрузкам Чехова подгибаются руки, – но я б на тебя не поставил. Совет хочешь?

– М?

– Дуй со мной в спортотсек, – Сулу широко улыбается. – Я с тебя семь потов сгоню. А если ты и после этого будешь о нём думать, то... ещё что-нибудь придумаю.

Беспорядок, который они навели в капитанской каюте, приемлемым считаться не мог, однако и времени на его ликвидацию уже не оставалось. Спок тщательно расчёсывался у зеркала. Не поддающимся здравому осмыслению образом Джим взлохмачивал его волосы так, что на приведение их в надлежащий вид уходило намного больше привычного времени.

Капитан подошёл сзади, в надетых, но ещё не застёгнутых брюках, обхватил сзади и поцеловал в шею. При этом заметно было, что он наблюдает за их отражениями в зеркале.

Пальцы крепче сжали расчёску.

– Джим, я попрошу тебя не мешать моей процедуре приведения себя в порядок. В противном случае мы появимся на мостике не в том виде…

– Зануда, – выдохнул капитан, выглядя при этом счастливым. У землян характеристики в высказываниях часто расходились с эмоциональными реакциями. К этому почти получилось привыкнуть.