Москва. Середина мая. Буйная зелень садов и парков в городе, еще не обожженная горячим солнцем и городской пылью, ярко сияла под первыми теплыми лучами. Набережная Москвы-реки, Новодевичий монастырь – чистый, светлый, недавно отремонтированный. Его золотые шпили и луковицы церквей ярко горят среди буйной майской зелени. Свежий весенний воздух, настоянный на запахах цветущей сирени, нежно плыл над парком, что вплотную примкнул к входным воротам монастыря и расположился вдоль Новодевичьих прудов, разбитых на Девичьем поле. Место замечательное. Люди приходят сюда отдыхать в любое время года, любую погоду. Голубые зеркала прудов с их черными лебедями привлекают к себе и детей, и взрослых. Его большое пространство позволяло людям спокойно отдыхать в тени цветущих кустов и деревьев. То тут, то там были разбиты детские площадки.

А зимой пруды заняты под чудесные катки, украшенные цветными фонарями. С высокого противоположного берега пруда, что у входа в монастырь, открывалась прекрасная панорама Москвы с ее спортивным комплексом в Лужниках. Здесь, недалеко от Б. Пироговской улицы, на тенистой аллее на лавочке сидел высокий интересный мужчина средних лет. На коленях у него лежала раскрытая газета. Но он не читал ее, глаза его были прикрыты, и теплые солнечные лучи заливали всю его статную фигуру. Его шляпа лежала на лавке рядом. Ветер ласково шевелил его густую шевелюру, отороченную на висках сединой. Это был известный в Москве хирург Вересов Сергей Николаевич, работающий в городской больнице и как профессор – в Первом медицинском институте. Он только что закончил удачно сложную операцию, работал всю ночь и теперь пришел сюда в сквер, чтобы немного расслабиться перед не менее сложными дневными делами. Он жил здесь же недалеко, на Б. Пироговской улице с матушкой вдвоем. Жена его погибла во время войны на фронте, где работала вместе с ним в полевом госпитале. Вернувшись по окончании войны, Сергей Николаевич остался преподавать на кафедре хирургии и работать по совместительству в больнице.

Он отдыхал под теплым весенним солнцем, оставив все думы и заботы по другую сторону парка. Вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и открыл глаза. Перед ним на песчаной дорожке парка стояла девушка лет 17–18 и в упор разглядывала его. Девушка была высокая, стройная, с пушистыми светлыми волосами, которые как нимф образовали вокруг головы пушистый ореол, через который пробивались солнечные лучи. Сергей Николаевич видел ее впервые, но что-то неуловимо знакомое было в ее облике. Он вопрошающе посмотрел на нее.

– Вы Вересов?? – вдруг спросила девушка.

– Да, я профессор Вересов. У вас ко мне какое-то дело? Если по поводу зачетов, то пожалуйте в институт, здесь я не беседую.

– Нет, нет, я не по поводу зачетов. Я вообще не студентка. А вы, Вересов, кто???

– То есть как это – кто?! Человек, мой юный друг, человек!

– Я не о том. Вы Вересов, а ваше имя, пожалуйста?

– Вересов Сергей Николаевич собственной персоной.

– Вы сын дяди Николая!!! Ура! Я угадала, угадала!! – И она закружилась по дорожке.

– Остановитесь, милое создание, и объясните мне все толком, что все это значит. Вы меня совершенно заинтриговали.

– Пойдемте скорее в монастырь, там в церкви моя мама. Моя мама – Вересова Ксения Аркадьевна Мы приехали с ней в Москву, здесь на Новодевичьем кладбище похоронен ее папа, мой дедушка, и еще дядя Михаил. Мы приехали, чтобы посетить их могилки.

Сергей Николаевич был так ошарашен всеми этими невероятными новостями, что совершенно потерял дар речи на какое-то мгновенье. А новости как из рога изобилия продолжали сыпаться от этого юного существа, которое уже тормошило его, стараясь поскорее отвести его в монастырь.

– Послушайте, дайте мне опомниться. Теперь, не торопясь и подробно, расскажите: откуда вы знаете меня?

– Ну как же, я вам объясняю, что узнала вас по портрету, что у нас дома.

– Откуда у вас мой портрет?

– Я же вам объяснила, что я – внучка Аркадия Георгиевича, моя мама – его дочь. Что тут неясно? А еще профессор!

– Ну, ну, юное существо, не грубите. От таких неожиданностей у любого «крыша поедет», как говорит молодежь. Ведите меня в монастырь, будем дальше разбираться.

Не умолкая ни на секунду, Варя повела Сергея Николаевича в монастырь. Там, в действующей церкви, шла служба. У входа, на лавочке, обсаженной цветущей сиренью, сидела женщина. При виде Вари с незнакомым мужчиной она заволновалась и поднялась навстречу.

– Что случилось, Варенька? С кем это ты? Ты же ушла в музей?

– Мама, мамочка, не волнуйся. Ты только посмотри, кого я нашла!!! Ты только посмотри!

– Что значит, нашла! Это что – вещь?

– Извините, это она меня нашла. Давайте сядем и обстоятельно выясним все. Ваша дочь налетела на меня в сквере, как ураган. Извините, я, кажется, даже забыл там свою шляпу, ну да ладно. Давайте разбираться.

– Варя, что за причуды. В чем дело? Где и что ты нашла?

– Вот Сергей Николаевич Вересов. Вы разбирайтесь, а я побежала за его шляпой, если она еще на месте.

И Варя, как легкий весенний ветерок, улетела.

– Да, я Вересов Сергей Николаевич, собственной персоной. Мой отец – тоже Вересов Николай Георгиевич.

– Боже, неужели Варенька действительно встретила своего родственника!?

– Тогда и вашего, наверное, тоже? – невольно улыбнулся Сергей Николаевич. И только теперь он обратил внимание на внешность сидящей перед ним женщины.

На вид ей было около 40 лет, может, и меньше. Небольшого роста, стройная, очень похожая на свою дочь, кроме роста. Те же пушистые волосы, которые она тщетно пыталась убрать под шляпку. Строгий темный костюм нисколько не портил ее внешность. И Вересов невольно залюбовался ею.

– Ну что ж, родственники, давайте знакомиться поближе. Ваша дочь только что сказала, что вы приехали навестить могилу отца из Франции.

– Да, здесь похоронены мои отец и дядя, правда, я его никогда не видела. Он погиб в 1917 году, совсем почти мальчик.

– Да, я знаю, он мой дядя тоже, это дядя Михаил.

Кстати, и мой отец тоже здесь похоронен. Он умер уже после войны, дали знать о себе ранения. Он ведь был тоже хирург, как и я.

– Правда? А я не знала. Но мы не видели его могилы.

– Он захоронен на новом кладбище. Здесь уже давно не хоронят.

– Вы, очевидно, бываете на могилах. Там так чисто, цветы, мы недоумевали с Варей – кто же ухаживает? А это вы. Спасибо!

– Конечно, бываем, и довольно часто. Я ведь здесь недалеко живу и работаю. Живем мы с матушкой вдвоем, она у меня за хозяйку. Моя жена погибла во время войны. Она была на фронте вместе со мной, тоже врач. С тех пор я один.

– Простите, я не знала, что вы воевали. Отчего же один? Это грустно.

– Это сложный вопрос. Грусти здесь никакой нет, все превосходно. Я занят любимым делом. Это, знаете, замечательно. Когда есть любимое дело.

– Я очень рада за вас. И очень счастлива, что мы встретились. Разбросала судьба семьи по свету. Это же надо, такая встреча. Я все еще не могу прийти в себя!

– Расскажите о себе, Ксения Аркадьевна.

– Моя история менее интересная. Живем вдвоем с дочкой, вы ее видели, Варенькой. Во Францию переехали недавно, а то все время жили в Женеве, в Швейцарии. Туда, перед революцией, эмигрировали мои дедушка с бабушкой, я там практически и выросла, это моя, можно так сказать, родина. Вышла замуж за поляка, он тоже воевал, был тяжело ранен. После победы вернулся, и мы переехали в Краков, муж долго был болен, а когда его не стало, я с Варенькой вернулась в Женеву, там бабушка старая осталась одна.