– Вижу, что ты ничего не упустил.

– Прекрасно. Но ведь шхуна же пришла из Веракруса не сама по себе, – полагаю, на ней был экипаж и, наконец, капитан?

– Само собой! Шесть человек экипажа и капитан.

– Куда же они девались? Уж не сбежали ли все разом – и матросы, и капитан?

– Увы! Мой бедный друг, – вскричал мнимый дон Торибио Морено с добродушно-покровительственным видом, – все мы смертны.

– Поговорка мудрая и справедливая.

– Случилось вот что…

– Я слушаю.

– Вчера с борта шхуны завидели берег уже в столь поздний час, что нельзя было решиться войти в узкий пролив… Итак, шхуна была вынуждена лавировать всю ночь, чтобы приблизиться к берегу на рассвете. Около полуночи, при повороте судна, капитан упал за борт…

– Бедный капитан! – сказал Бартелеми чрезвычайно серьезно. – И его не удалось спасти?

– Пробовали.

– А!

– Но вот ведь какое роковое стечение обстоятельств! Спустили лодку с четырьмя матросами… но лодка пошла ко дну: от страшной жары расплавилась смола, которой были залиты швы. Разумеется, вода набежала мгновенно – и все потонули.

– Все четверо?

– Все без исключения. Ночь была темная, море неспокойно. На шхуне оставалось всего два человека, как могли они оказать помощь товарищам?

– Вот что называется несчастьем! Они были совсем у цели!

– В двух лье всего-то. Будь светло, их бы увидели.

– В том-то и дело, что ночь была темная, – заметил авантюрист насмешливо, – следует признать, что два человека, оставшиеся одни на шхуне, находились в большом затруднении.

– По счастью для них и для «Санта-Каталины», шхуну заметили еще до заката, так как я ожидал ее прибытия с большим нетерпением. Зная, с каким грузом она идет, я хотел выяснить, почему она не вошла в канал еще с вечера. Я тотчас отправился к судну в лодке с шестью матросами и часам к четырем утра был на месте. Судно лежало в дрейфе перед входом на рейд, ожидая помощи.

– Это просто внушение свыше.

– Ты совершенно прав. В ту самую минуту, когда я ставил паруса, из Картахены вышел корабль, державший путь в Кадис.

– В самом деле! Вот что значит случай.

– Два матроса, оставшиеся в живых, были до того поражены ужасной ночной катастрофой, что стали умолять меня отпустить их на корабль, который выходил из картахенского порта.

– Разумеется, ты сжалился над этими несчастными и согласился.

– Действительно, так и было. Я выплатил причитающееся им жалованье, даже прибавил маленькое вознаграждение, чтобы утешить их в несчастной гибели своих товарищей, и отвез на испанское судно, капитана которого я немного знал. Он согласился принять их.

– Как все соединяется, боже мой! – вскричал Бартелеми, воздев очи горе. – И ты…

– …и я тотчас нанял шесть человек, которых привез с собой. Они ровно ничего не знали о том, что произошло на шхуне. К тому же, прежде чем сесть в шлюпку, шедшую к «Санта-Каталине», я сказал им, сам не знаю зачем, – такая вдруг мне в голову пришла мысль, – что капитан накануне съехал на берег, чтобы скорее известить меня о приходе шхуны, которую между тем оставил у входа на рейд.

– Это и было причиной того, что они не удивились, увидав накануне всего только двух матросов. Про капитана же думали, что он на берегу.

– Как видишь, все это очень просто.

– Разумеется, любезный друг. И нарочно лучше нельзя было сделать.

– Что ты хочешь сказать? – надменно спросил дон Торибио.

– Я? Ровно ничего!

– Ты, право, так странно толкуешь вещи… – недовольно возразил собеседник.

– Толкую, как следует толковать. Я просто удивляюсь, насколько счастье благоприятствует тебе: кажется, естественнее быть ничего не может. Ты волен истолковывать мои слова по-своему. Но помни одно: я не отвечаю за твои действия и слова, не отвечаю – благодарение Богу! – и за чистоту твоей совести. Следовательно, все это меня не касается, и я умываю руки.

– Так-то лучше.

– Просто я хотел знать все в подробностях, чтобы не наделать ошибок и промахов, всегда достойных сожаления во время исполнения трудной роли в комедии, которая очень легко может перейти в трагедию, если будет продолжаться так, как началась. Теперь я знаю все, что мне следовало знать. Можешь быть спокоен, тебе не придется упрекать меня в чем-либо. Я готов. Что мы теперь будем делать?.. Но прежде всего посмотри на меня.

Дон Торибио осмотрел Бартелеми с величайшим вниманием. Превращение было полным: от странной личности, вышедшей час назад из шалаша, не осталось ровно ничего.

Авантюрист, как человек, получивший прекрасное воспитание, не был ничуть стеснен своим костюмом, он имел вид весьма приличный. Мексиканец пришел в восторг и крепко пожал приятелю руку.

– Да тебе цены нет! – вскричал он с жаром.

– Вот именно, – возразил Бартелеми со своим привычным насмешливым хладнокровием. – Я стою дорого, ты скоро убедишься в этом, – прибавил он, спокойно опуская в карман кошелек, данный ему прежним братом-матросом. – Повторяю вопрос: что мы теперь будем делать?

– Поедем.

– Хорошо, дай мне только спрятать ружье, любезный друг. Это «желен», которым я, признаться, очень дорожу. Я приду за ним если не завтра, то очень скоро.

Пока авантюрист тщательно прятал ружье под сухими листьями, так долго служившими ему постелью, дон Торибио запер саквояж, вышел на тропу, окинул ее внимательным взглядом и свистнул два раза особым образом.

Ему почти мгновенно ответили таким же свистом.

Он вернулся в шалаш.

– Спрятал?

– Да, я готов, – ответил тот.

– Так потрудись привести сюда мою лошадь… Ах! Позволь еще одно слово.

– Говори.

– Помни, что с этой минуты ты – дон Гаспар Альварадо Бустаменте, командир шхуны «Санта-Каталина», пришедшей из Веракруса.

– А ты дон Энрике Торибио Морено, богатый мексиканец, владелец моих товаров.

– Очень хорошо, только смотри не проговорись случайно. И будем при посторонних всегда говорить друг с другом по-испански.

– Разумеется. Если тебе нечего больше сообщить мне, я приведу твою лошадь.

Минут пять авантюрист был в отсутствии и вернулся со стороны дороги.

– Лошадь готова, – сказал он.

В эту минуту раздался топот скачущих во весь опор лошадей.

К шалашу приближался на лошади негр, ведя другую лошадь под уздцы.

Перед шалашом он почтительно поклонился мексиканцу.

– Сеньор дон Гаспар, – сказал дон Торибио, – я думаю, вы напрасно будете ждать дальше того человека, о котором говорили. Судя по всему, он уже не придет.

– Я разделяю ваше мнение, сеньор кабальеро, – тотчас ответил Бартелеми, отважно входя в свою роль, – да мне больше и нельзя оставаться здесь: я должен быть на шхуне.

– Я к вашим услугам, сеньор кабальеро. Прошу вас взять лошадь, которую я приготовил для вас, и принять эту шпагу взамен сломанной.

– Тысячу раз благодарю вас, кабальеро.

Все это было сказано на чистейшем кастильском наречии.

Оба вскочили в седла и поскакали к Картахене, куда прибыли без малого в пять часов пополудни.

Негр, невольник дона Энрике Торибио, следовал за ними на почтительном расстоянии, даже не стараясь уяснить себе, что произошло.

Мы оставили «Задорный» с убранными главными парусами, между тем как его раскачивало во все стороны разъяренными волнами, исполинские гребни которых то и дело перекатывались через палубу.

Ураган бушевал двое суток. Все усиливаясь, он наконец достиг таких размеров, что пришлось убрать все паруса до единого и закрепить все снасти, какие только можно, чтобы сохранить их. Случай весьма редкий в морском деле: корабль только и держался что на руле, которым едва могли управлять четверо самых сильных моряков.

«Задорный» так и подбрасывало. На палубе нельзя было находиться из-за волн, которые ежеминутно бешено устремлялись через нее. Измученные матросы стали глухо роптать, и офицерам стоило величайшего труда сдерживать их недовольство.